«Шанс провести следующее лето с семьей очень велик»
Осужденный в США на 20 лет летчик Константин Ярошенко ожидает решения Вашингтона по Конвенции о передаче заключенного в страну гражданства. Как заявил в интервью «Известиям» россиянин, отбывающий наказание в тюрьме «Данбери», сейчас есть очень большой шанс на то, что его всё же вернут на родину. Особенно это обусловлено состоянием его здоровья, которое ухудшается с каждым днем. При этом никакой медицинской помощи ему до сих пор не оказывают.
— Какова сейчас обстановка в тюрьме?
— В тюрьме в последнее время серьезно ужесточились условия содержания. Теперь нас постоянно мучают досмотрами, обысками. Появилось намного больше офицеров на территории. С чем это связано, непонятно.
С октября ограничивается и наше нахождение на улице. Теперь нам позволяют выходить на свежий воздух только до 15:30, а вечером прогулки и нахождение на тюремном дворе категорически запрещены.
Что касается бытовых и иных условий содержания, то они не подлежат никакой критике. Мы живем в казармах на 100 человек с железными двухъярусными нарами. Здание проектировалось и строилось еще в 1939 году. Тогда оно было рассчитано лишь на 50 человек. Поэтому тут до сих пор лишь четыре туалета, шесть умывальников. И всё это — на сотню заключенных.
Питание — просто ужасное. Помимо плохого качества еды, они не дают того, что нам полагается. Причем доходит до смешного — последним пришедшим в столовую на завтрак не выдается молоко. Таких обычно 10–15 человек.
Можно, конечно, покупать что-то в автомате, но там, как правило, отсутствует половина заявленного и всё достаточно дорого. А посылки и передачи у нас запрещены.
— Есть ли случаи притеснения со стороны администрации учреждения?
— Ярко выраженных случаев притеснения сейчас нет. Но все мои просьбы о медицинской помощи постоянно игнорируются. Помимо этого, тюрьма ввела полный запрет на посещение не членами моей семьи. Таким образом, ко мне не может прийти ни один представитель СМИ, церкви. И это я считаю проявлением дискриминации по языковому, гражданскому и религиозному признакам.
— Вы упомянули, что вам всё еще не оказывают медицинскую помощь. С чем сейчас наибольшие проблемы?
— Никакой медицинской помощи и правда нет. При этом мое здоровье становится всё хуже и хуже. Все мои просьбы игнорируются или делается вид, что что-то всё же делается. Но этого недостаточно. Меня всё еще очень беспокоят проблемы с желудком, от которых я мучаюсь уже полтора года. И это после якобы успешно проведенной операции.
Зубы мне так никто и не сделал. Те, что выпали, — не вставили, а те немногие, что остались, отказываются лечить. Ощущение, будто они ждут, когда всё разрушатся, и тогда мне предложат их удалить. Почти разрушенных уже — шесть зубов.
Я неоднократно писал администрации тюрьмы с просьбой оказать мне помощь. Но все мои запросы просто игнорируются.
Более того, у меня поломаны ноги, из-за чего я хромаю и тяжело передвигаюсь. Всё это является следствием почти трехдневных пыток в Либерии во время моего похищения.
Но серьезнее — психологические проблемы. За время моего незаконного содержания в тюрьме я больше всего пострадал не физически, а морально. Вы бы знали, как тяжело и несправедливо сидеть за то, чего не совершал. Это невыносимо.
— К вам периодически приходят российские дипломаты. Оказывают ли они какую-либо помощь?
— Да, действительно, ко мне приходят представители российского консульства. Меня наши дипломаты очень поддерживают. За это я им благодарен.
— А к российскому послу Анатолию Антонову по поводу вашего возвращения на родину не обращались? Он лично содействует вашему переводу в Россию?
— Посол Анатолий Антонов делает всё возможное для облегчения моего здесь пребывания и скорейшего возвращения на родину. Это я знаю точно, хотя лично к нему никогда не обращался. Мне постоянно звонят из нашего посольства и справляются обо мне. Я знаю, что Анатолий Антонов отправлял требования и прошения во всевозможные международные и американские общественные организации по поводу меня — моего содержания в тюрьме и возвращения в Россию. И я точно знаю, опять же исходя из многочисленных разговоров с представителем посольства, что российский посол на всех переговорах с американской стороной жестко ставит вопрос о моей дальнейшей судьбе.
— Вы ждете решения по поводу передачи вас в Россию по Конвенции 1983 года. Считаете ли вы, что сейчас сложились именно те обстоятельства, которые могут способствовать тому, чтобы американцы положительно ответили российской стороне?
— Я, конечно, очень жду положительного ответа по поводу моей передачи в Россию. Сейчас как никогда ранее всё делается для этого. Я знаю об усилиях многих людей, в том числе Сергея Рябкова (замминистра иностранных дел), Татьяны Москальковой (уполномоченной по правам человека), моего адвоката Анны Браун и многих других.
Но мне кажется, что было бы еще более действенным, если бы Россия начала вести себя точно так же, как и США с их гражданами и компаниями.
Более того, хотелось бы видеть более активных действий со стороны прокуратуры и Следственного комитета РФ в отношении моего дела и тех, кто причастен к незаконному похищению российского гражданина.
— Если не по Конвенции, то есть шанс, что вас обменяют на заключенных в России американцев?
— Вы знаете, может, это и неправильно. Но после стольких лет заключения за преступление, которое я не совершал, начинаешь так мыслить. Я думаю, если бы Россия в лице правоохранительных органов и других соответствующих служб проводила точно такую же политику — подставы, похищения, пытки, оказание физического и психологического давления, фабрикация и фальсификация дел, ложь и укрывательство судами фактов и улик с последующим театрализованным осуждением, — то американцы были бы куда сговорчивее в делах обмена заключенными. Мне кажется, если бы Россия ввела подобную практику, то Вашингтону пришлось бы пересмотреть к этому свое отношение и прекратить так себя вести.
Конечно, обмен был бы предпочтительнее. Ведь тогда Минюсту РФ не придется признавать вину за несовершенное преступление, в отличие от передачи по Конвенции.
— Это правда. Но вот сейчас, по прошествии стольких лет заключения, не поменяли ли вы своего отношения к еще одной важной составляющей? Мария Бутина скоро возвращается в РФ, после того как признала свою вину. Не жалеете о том, что, когда вам предлагали свободу в обмен на признание, вы не смогли поступиться и признаться, хотя бы даже в том, чего не совершали?
— Нельзя проводить параллели между нашими обстоятельствами. Как нельзя сравнивать наши дела с Виктором Бутом, Романом Селезнёвым и другими заключенными из РФ. Мария сама приехала в США, хотя российские власти постоянно предупреждают об опасностях для россиян там. В Соединённых Штатах она совершала некие действия, результат мы знаем. Самое главное, девушка и тюрьма — вещи несовместимые. Пусть признается в чем угодно, лишь бы была дома в целости и сохранности рядом с семьей.
— Как думаете, есть шанс, что уже следующее лето вы проведете вместе с семьей?
— Семья меня очень поддерживает. Я стараюсь звонить им часто, но у нас лимит 300 минут в месяц. Эти разговоры придают мне сил и не позволяют сдаться вдали от родины и от них. И сейчас шанс, что следующее лето мы будем вместе, как никогда велик.
