«Мои предки Родину от нацизма защищали, и я буду защищать»
Поборникам «культурной отмены» России можно посоветовать отменить и какое-нибудь полушарие в мозге, считает худрук Театра Олега Табакова Владимир Машков. Еще он помнит боевые уроки своих предков, воспитывает достойную смену и продолжает дело, начатое мастером. Об этом Владимир Машков рассказал «Известиям» после премьеры своего спектакля «Схватка» по комедии Дэвида Линдси-Эбера.
«Работа в театре — это марафонская дистанция»
— Вы поставили спектакль «Схватка». Когда готовили его, с чем пришлось побороться?
— Человек всё время за что-то с кем-то борется. Но, наверное, одна из самых сильных битв идет у нас внутри. Схватка с самим собой, со своими чувствами, мыслями, желаниями или нежеланиями. Вокруг нас всё божественным образом синтезировано, мы живем в постоянном взаимодействии с миром, с людьми, с обществом. Это схватка за жизнь.
— Яна Сексте и Алена Лаптева в спектакле играют старушек. В кино такой ход бывает успешным благодаря гриму и графике. Как в театре, где нет крупного плана, создать иллюзию, что героиням уже за 70 лет?
— У нас есть для этого много средств. Прежде всего, талант актрис. В нашем театре серьезно занимаются знакомством с человеческой природой, с самим собой, развитием актерской техники и осознанным существованием в профессии. Поэтому и задачи были поставлены сложные.
Актеры в сцене из спектакля «Схватка» в постановке режиссера Владимира Машкова на сцене Московского театра Олега Табакова в Москве
Да, в кино есть грим и так далее. Но в театре больше возможностей для погружения зрителя в атмосферу происходящего. На репетициях были исследованы и продолжают исследоваться психофизические действия пожилых героинь, каждая из актрис искала себя в этом образе. Это большая работа по обретению новых условных рефлексов — рефлексов другого человека, твоего персонажа.
На сцене нет дублей, артист должен здесь и сейчас органично действовать и верить в каждое свое психофизическое действие. Только так зритель сможет поверить в то, что происходит с героем, что он чувствует и как развивается в течение всего сюжета. Именно поэтому мы говорим о непрерывности существования артиста на сцене. Такое может быть только в российском психологическом театре. И мы добиваемся этого каждый раз на сцене Театра Олега Табакова.
— Вы говорите как профессор.
— Это вас напугало?
— Видимо, у вас есть какая-то своя система актерского мастерства. Вы совместили театр с психологией. Будете реформировать систему Станиславского?
— Константин Сергеевич Станиславский — величайший реформатор актерского творчества на пике общественной мысли начала XX века. Именно он раскрыл секрет правдоподобного и последовательного существования человека на сцене, открыв метод физических действий. Сделал он это практически одновременно с революционной работой Ивана Петровича Павлова в области физиологии и психологии. Ученый доказал существование двух сигнальных систем у человека. Первая отвечает за ощущения и восприятие мира через органы чувств. Она есть и у нас, и у животных. А вот вторая сигнальная система есть только у человека — это слово, речь.
Это открытие важно не только для науки, но и для актерской деятельности. Чтобы создать убедительный образ, нужно точно и органично соединить обе системы, отобрав правильные, типичные проявления как первой, так и второй. Сущность актерской профессии — не игра, а точное воспроизведение человеческого поведения.
Поэтому говорить о том, что я в театр внес психологию, — это совершенно неверно. Это было сделано величайшими людьми, а наш театр продолжает исследовать их вклад.
— Каким образом?
— Мы очень внимательно работаем с архивами, с последними записями Константина Станиславского и Василия Топоркова, учителя Олега Ефремова, и Олега Табакова. Топорков, попав в 1927 году из Театра Корша к Станиславскому, стал практически единственным наследником его учения о методе физических действий. Был еще Кедров. Но всё же нам ближе Василий Осипович.
— Чем ценен метод великих учителей?
— Он бесценен. Это единственный способ развития актерского таланта. Даже не очень талантливый человек с методом и системой может сделать многое. А талантливый человек без системы будет топтаться на месте. Это очень похоже на цитату Павлова: «При хорошем методе и не очень талантливый человек может сделать много. А при плохом методе и гениальный человек будет работать впустую».
— Многие ведь считают, что актерская профессия — это нечто легковесное. А вы опровергаете это мнение и подводите научную базу.
— Знаете, можно существовать в этой профессии по-дилетантски. Кстати, в «Работе актера над собой» Станиславского первая глава так и называлась — «Дилетантизм». Дилетант — это не плохо и не хорошо, в переводе с латинского это означает «развлекающийся» или «забавляющийся».
Артист должен понимать, что работа в театре — это марафонская дистанция. А значит, необходимо обретать технику, работать со своим чувственным вниманием. Одна из главных задач артиста — наблюдать: за миром, за собой, за своими проявлениями чувств, соизмерять их. Потому что чувство сыграть нельзя, оно прячется. Оно и в жизни прячется. А уж тем более на сцене, в таких тяжелых условиях, когда есть зрители, всё отвлекает и огромное количество прикладных задач.
— А как же сверхзадача?
— Когда артист ставит перед собой задачу «сыграть» чувство или образ, он лишает себя возможности перевоплощения, расширения границ своих собственных возможностей. Ведь, по сути, только артисты могут через наблюдательность научиться действовать сознательно в стрессовых и эмоциональных ситуациях, взять под контроль свои действия и точно воспроизвести типичные для персонажа действия. Это сверхзадача, доступная только тем, кто способен увлечься, почувствовать, захотеть. И тогда результат бесценен — зритель верит и может учиться у артистов проявлению своих чувств и совладанию с трудными ситуациями.
Артист — профессия для внимательных людей. Если ты хочешь быть в ней успешен, а не случаен, надо заниматься ей не от раза к разу, как дилетант. Ведь в противном случае она может негативно повлиять на тебя психологически. Быть невостребованным или плохим артистом — это чудовищно.
«Артистов нельзя обучать платно»
— Некоторые режиссеры делают ставку на звезд, вы же занимаете в репертуаре молодых артистов. Почему вы выбрали путь работы на перспективу, а не делаете ставку на сиюминутный успех?
— Что такое успех? Это побочное явление правильных действий. Основа нашего театра — школа. Уча — учусь. Наши артисты преподают в Школе Табакова. А студенты с первого курса оказываются на сцене театра со своими педагогами. Мы не создаем иллюзию, что есть один способ существования в школе и другой — в театре. Мы в одном пространстве, в одних предлагаемых обстоятельствах, и это помогает нам развиваться системно.
Актеры в сцене из спектакля «И никого не стало» на сцене Московского театра Олега Табакова в Москве
— Но деньги зритель привык платить за узнаваемые лица.
— Вы знаете, у меня такой проблемы никогда не было. Во-первых, когда вы говорите «звезды», мне трудно сразу сообразить, кого вы имеете в виду. Во-вторых, у нас не антрепризный театр, а труппа. Единство индивидуальностей. За четыре года я пригласил лишь одного человека — Константина Лавроненко. Но не потому, что он звезда, а потому что прекрасный актер. Мы с ним из одной театральной школы — Школы-студии МХАТ. Он блестяще ввелся в спектакль «И никого не стало».
А если говорить о молодежи, у нас есть Севастьян Смышников, только окончивший Школу Табакова и уже сыгравший главные роли в «Бумбараше» и в «Схватке». Владислав Миллер, играющий в «Матросской Тишине» и в «Ревизоре». Они за пару лет стали известны всей Москве.
— Как артисту со стороны, не из Школы Табакова, попасть в вашу труппу?
— На протяжении четырех лет я каждое лето смотрю артистов. Но меня они не убеждают. У меня претензии ко многим театральным школам. Потому что если институты не завязаны с театрами, а театры не интересуются тем, кого выпускают вузы, — это провал. Когда нет потребности, зачем же в таком количестве выпускать артистов? Они ко мне приходят, а я понимаю, что многие из них просто не обучены.
— А есть еще и платное образование, и курсы.
— Платные курсы наверняка и вы можете собрать, если захотите. Артистов нельзя обучать платно, делать это нужно за государственный счет. Талант — это уникальный дар, его надо внимательно взращивать.
Актеры Владислав Миллер и Владимир Машков в сцене из спектакля «Ревизор» на сцене Московского театра Олега Табакова в Москве
— Так нужен человек, который талант разглядит.
— Мы этим и занимаемся с утра до вечера, с вечера до утра. Волшебник не тот, кто может превращать свинец в золото, а тот, кто может разглядеть в человеческом теле душу и заставить ее расцвести.
— Красиво.
— Наверное, в этом и есть задача театра.
«Во время стройки от Театра Табакова инвесторы оттяпали тысячи метров»
— Вы очень много взяли на себя. А какие задачи вы перед собой ставите как художественный руководитель Театра Олега Табакова?
— У нас большие проблемы с помещением. 30 лет не делался ремонт в подвале на Чаплыгина. Мы не можем его начать из-за всяких сложностей. Дом 1913 года. Его сейчас ремонтируют. Надеюсь, доберутся и до нашего подвала.
Мы не жалуемся, мы живем там. Но это уже становится невозможным. Прежде всего для зрителя. А в здании на Сухаревской есть уникальная сцена, но пространства для театра нет. Во время стройки от Театра Табакова инвесторы оттяпали тысячи метров. Всё здание, которое вы видите, должно было быть театром. С нормальными гримерными, помещениями для постановочных служб, репетиционными залами. А у нас один репетиционный зал, находящийся над сценой, в котором мы не можем репетировать, когда идет спектакль. Мы переодеваемся за кулисами, где попало. То есть фактически театр из подвала переехал на чердак.
Здание сцены на Сухаревской Московского театра под руководством Олега Табакова в Москве
Но у нас уникальная сцена, мы любим ее. Зал не самый большой, на 388 мест. Мы делаем всё для того, чтобы зрителю было удобно.
— Как вернуть всё здание театру?
— Оно находится сейчас на аукционе, его продают.
— То есть вас могут продать?
— Зайдите в реестр, посмотрите. В 2/3 здания с 2016 года — пустота, всё протекает, промораживается. И надо следить, как бы это здание вообще не развалилось. Это большая трагедия театра.
— От кого вы ждете помощи?
— Сейчас вообще очень сложная ситуация. В данный момент, наверное, неуместно говорить о здании. А может быть… Давайте подождем. Мы же работали в разных сложных ситуациях. Это ничего. Будем продолжать.
— Из-за театра вы не снимаетесь в кино. Но от одного проекта не смогли отказаться: фильм «Вызов» Клима Шипенко. Пока режиссер с Юлей Пересильд летали в космос, вы снимались на земле. Кого играете?
— С удовольствием рассказал бы, но подписал бумагу о неразглашении. Мне повезло, что я следил за процессом подготовки космонавтов. Я побывал в этом пространстве. Видел, как всё происходит, от старта до посадки. Это были уникальные минуты моей жизни. А сейчас съемочный процесс продолжается.
Член съемочной группы фильма «Вызов» актер Владимир Машков (справа) после посадки спускаемого аппарата транспортного пилотируемого корабля «Союз МС-18»
— А вы бы хотели полететь в космос?
— Только мне нужен выход в открытый космос. В скафандре, желательно.
— Как Леонов?
— Как Леонов, мой земляк. Дело в том, что из станции ты смотришь в небольшой иллюминатор. А когда ты сам космический объект, это неизведанные чувства. Я думаю, что с космосом только так можно познакомиться.
— Вам есть к чему стремиться.
— У нас здесь свой космос. Сцена — это наша стартовая площадка, наш Восточный, с которого артисты взлетают к вершинам таланта. Поэтому вот этим и займемся.
«Русские люди никогда не были подлыми»
— В то время когда Запад живет в состоянии «культуры отмены», как театр может помочь людям пережить такое непростое время?
— А театр и был задуман для того, чтобы быть с людьми в самые разные и в самые сложные моменты жизни. Когда нет места для каких-то чувств, кроме, допустим, страха, который парализует человека и не дает ему жить. Бесспорно, в театре можно получить маленький ключ к надежде, вере и, в итоге, — к любви.
Актеры в сцене из спектакля «Бумбараш» на сцене Московского театра Олега Табакова в Москве
— Владимир Львович, среди моих знакомых прибавилось ваших поклонников. Люди разделяют вашу гражданскую позицию. Скажите, почему открытый патриотизм сейчас не в почете у другой части нашего населения?
— У меня нет рекомендаций людям, которые не любят воздух того места, где они родились, не любят звук русского слова, не любят нашу чувственность. Русские люди никогда не были подлыми. Могли быть убежденными в одной идее, могли заблуждаться. Но это было искренне. Но есть и те, кто готов продать всё на Родине, чтобы купить что-то «там». Все мечтают о гробах с карманами, но с собой ничего не унесешь. А война с лицемерием и злом всегда шла, идет и будет продолжаться.
— Что вы вкладываете в слово «патриотизм»?
— Патриот — это человек, который не отделяет себя от того пространства, в котором он родился, будь это малая родина или большая наша Земля. Я воспитан русским словом. И для меня патриотизм связан прежде всего с моим дедом и отцом. Папа мой в 1941 году в 17 лет пошел в танковое училище. А дедушка с разведротой в Кенигсберге воевал. Дед был железнодорожником. Ему хотелось не воевать, а водить поезда. И папе не на танке хотелось ездить, а петь и работать в театре. Собственно, после войны он этим и занялся. Они патриоты, люди, которые любили свою страну и меня так воспитали. Мои предки Родину от нацизма защищали, и я буду защищать.
— А вам больно, когда склоняют ваше имя в пренебрежительной интонации?
— Значит, люди подают сигналы. Если ты занимаешься собой, зачем же чужие глупости, истерику, страх принимать за что-то, к тебе относящееся?
Актеры Владимир Машков и Сергей Угрюмов в сцене из спектакля «Матросская Тишина» на сцене Московского театра Олега Табакова в Москве
— А когда запрещают наших классиков, как к этому относиться?
— Дальше можно посоветовать отменить какое-нибудь полушарие в мозге. Чтобы не думать им. Русская культура — неотъемлемая и важнейшая часть мировой культуры. Это сугубо мое мнение. Поэтому мне неинтересно смотреть на дальнейшее развитие тех, кто отменяет русскую культуру.
— А в чем суть русской культуры?
— В ее муке. В настойчивом поиске правды. Ведь мы ее чувствуем. Чуйка есть русская, интуиция. Мне кажется, она и помогает нам существовать. Всегда, на протяжении веков.
