Корреспондент iz.ru встретил рождественский рассвет в донбасских окопах вместе с самым «мусульманским» подразделением ДНР. В интербригаде «Пятнашка» служат добровольцы из десятка стран Европы и Азии. Не всем можно показывать лица — на родине их запросто могут посадить за участие в боевых действиях на территории чужого государства. Однако все они воюют за тот мир, который считают своим.
Линия соприкосновения — в районе авдеевской промзоны, или «промки», как ее называют местные, самой горячей точки донбасского противостояния.
«Салам, парни! С Рождеством вас! Как встречали праздник?»
Боец «Пятнашки» с говорящим позывным Восток здоровается с ребятами, которые провели эту рождественскую ночь в сырых блиндажах с чавкающим полом.
«Спасибо! Сейчас вроде тихо, успокоилось, стрелковый бой закончился пару часов назад, из «тяжелого» не наваливали, разве что «сапогами» забрасывали», — отвечает Востоку боец с позывным Лис.
Под «тяжелым» подразумевается артиллерия, а «сапогами» на передовой называют СПГ-9 (станковый противотанковый гранатомет).
По меркам этого новогодне-рождественского перемирия, договоренности о котором были достигнуты накануне праздников в рамках Минского процесса, стрелковые бои явным обострением не считаются и давным-давно стали делом обыденным. Их иной раз и в отчетах не указывают — мол, разве ж это война?
У ребят из «Пятнашки» ротация. Выдвигаясь с бойцами в район «промки», нас заверили: в честь праздника на провокации ВСУ постараются не отвечать — и свое слово сдержали. По дороге к ясиноватскому посту ДПС (абсолютно простреливаемая насквозь местность) где-то в стороне, на донецких окраинах, мы слышали мощные взрывы, но, видимо, украинские артиллеристы ничего жизненно важного не задели, и потому в ДНР продолжили встречать рождественский рассвет, не расчехляя пушек.
«Я сегодня всех друзей своих с Рождеством поздравляю, — объясняет Восток, — они меня тоже с мусульманскими праздниками всегда поздравляют, ну когда мавлет — Ураза-байрам, Курбан-байрам».
На вид ему лет сорок, не больше. Смуглое островатое лицо с типично кавказской щетиной — густой и с проседью, горский акцент, кошачья походка. Когда много общаешься с военными, учишься идентифицировать их по специальностям: штабного офицера легко отличить от полевого, танкиста от снайпера — не по лычкам, а по повадкам. Походка выдает в Востоке разведчика.
— Откуда ты?
— Из Дагестана.
— Аварец?
— Лакец.
Разговорились. Оказывается, Восток воюет с пятнадцати лет. Свой первый военный опыт получил в Чечне, подростком сражался на стороне дудаевцев, вместе с другими пацанами собирал данные по передвижению федеральных колонн — тогда это было обычным делом. Однако когда в 1999-м Хаттаб и Басаев вторглись в его родной Дагестан, жить в радикальном исламском государстве не захотели тысячи бывших боевиков.
Восток сначала вступил в народное ополчение, которое вместе с федеральными войсками освобождало Дагестан от ваххабитов, а потом и вовсе пошел служить в ГРУ в батальон к чеченским братьям Ямадаевым. Вот такие кульбиты биографии. Теперь он воюет на донбасском фронте добровольцем (ямадаевские подразделения расформировали десять лет назад, а лакец из «Пятнашки» покинул ряды ВС РФ еще раньше).
«Кто, — спрашиваю, — здесь стоит против вас?»
«Совсем недавно «правосеки» стояли, но сейчас их «всушники» сменили, из-за этого потише, конечно, стало», — поясняет Восток, имея в виду, что бойцы «Правого сектора» — организации, признанной у нас террористической, в отличие от регулярной украинской армии вообще никаких договоренностей не придерживаются, к дипломатии не склонны и только язык оружия понимают.
Впрочем, особенного доверия нет и к ВСУ: на подъезде к позициям фары пришлось гасить всё равно, слишком уж велико искушение и лакома цель — три машины, две из них под завязку набиты бойцами «Пятнашки».
Когда из потрепанной и поцарапанной осколками боевой «Газели» высыпают бойцы подразделения, не успеваешь отслеживать цвет кожи и разрез глаз, на то «Пятнашка» и интербригада: только в этой ротации кореец (северный или южный — не знаю), лакец, осетин и чех (не чеченец, а настоящий чех).
Однако и на пестром интернациональном фоне всё равно больше всех выделяется взрослый мужчина со строгим и вытянутым лицом, обрамленным рыжеватой бородой, типично славянской формы и с частыми морщинками под глазами, которые ассоциируются у меня с эдаким дремучем пахарем из добротной русской деревни.
«А это, — спрашивают у Востока, — кто?»
«Это наш монах», — просто сообщает разведчик, не подозревая, какая это репортерская удача — встретить на Рождество в донбасских окопах именно монаха, да еще и с автоматом наперевес.
«Как к вам лучше обращаться?»
«Аскет мой позывной, и лучше сразу на ты», — дружелюбно отзывается монах в камуфляжной робе.
Парни, которые пришли на ротацию, деловито раскладывают вещи в блиндажах: здесь они проведут следующие несколько суток. Аскет принимается размеренно забивать автоматные рожки патронами калибра 5/45.
Оказывается, сам он из Запорожья и лицо его показывать нельзя, максимум — обозначить на фото монашеский силуэт. Родственники и семья остались, как здесь говорят, «на той стороне», и, естественно, он не за сохранность своего инкогнито переживает, а за их безопасность. Как показал последний обмен пленными между Донбасской республикой и Киевом, брать родственников ополченцев в заложники — стандартная практика для СБУ.
По одному из образований Аскет — финансист. Приближение войны, признается, почувствовал еще в далеком 2007-м, когда плотно занимался бизнесом. Я не очень смыслю во всех этих финансово-экономических штуках, но если верить Аскету, анализ роста фондовых рынков позволил ему понять, что Украину продали Западу задолго до майдана образца 2013–2014 годов.
Вся эта геополитическая подоплека в рождественское утро меня интересовала гораздо меньше, чем вопрос — как монах может брать в руки оружие и идти убивать? Нет ли в этом канонического или даже мировозренческого противоречия?
«Далеко тут ходить не надо, — принялся объяснять Аскет, — возьмем историю. Святой Сергий Радонежский, например, благословил русское войско на Куликовскую битву, понимая, что там не только физическое, но и духовное противостояние будет. Другой святой — Александр Невский — и вовсе был одним из самых талантливых полководцев своего времени. Я ни в коем случае не сравниваю себя ни с кем, я просто говорю о том, что никаких противоречий в том, чтобы с оружием в руках защищать родную землю, в православии нет».
Война для Аскета, как я понял, своеобразный вид монашеского послушания, своего рода духовный обет, который он взялся нести.
«Самое ведь главное что? — монах продолжал забивать рожки. — А то, что, убивая, мы, в отличие от тех, кто нападает, не испытываем радости от убийства. Для нас это трагическая и тяжелая мера, на которую нужно идти, чтобы защитить тот мир, который мы считаем своим».
Вид у Аскета, на первый взгляд, поистине юродивый, про таких говорят «не от мира сего». Однако после долгого разговора, вникая в аргументы, которые он приводит, из экономической, финансовой, исторической да и сугубо военной плоскостей, понимаешь, что общаешься с крайне образованным человеком, который осознанно рискует жизнью ради принципов, продиктованных ему рационально устроенным умом.
Например, тот факт, что он бросил заниматься бизнесом еще до войны, Аскет объясняет именно предчувствием и пониманием ее приближения.
«Ну а для чего было вкладывать деньги и становиться частью той экономики, того механизма, против которого сам пойдешь воевать?»
Эти слова созвучны его позывному, то есть аскетичны. Но при этом крайне рациональны.
Несмотря на тишину, даже в Рождество перемирие в случае Донбасса и особенно авдеевской «промки» — явление крайне хрупкое. Поздравив друг друга с праздником, бойцы «Пятнашки» с ротацией не затягивают.
Дождавшись, когда вновь прибывшие примут позиции и в боевом порядке разойдутся по ним, мы провожаем взглядом стремительно уходящего к своей дежурной бойнице Аскета и вместе с усталыми и посеревшими за рождественскую ночь ребятами отправляемся через «зеленку» к припаркованным у ясиноватского блокпоста машинам.
Чем меньше остается расстояния до заветного транспорта, который унесет нас в уютный и праздничный, а потому кажущийся абсолютно безмятежным Донецк (накануне ночью мы с друзьями гуляли по центру: комендантский час отменили, деревья украсили праздничными огнями, в общем, вид у города не хуже, чем у любой мирной столицы), тем светлее лица бойцов «Пятнашки».
Всё-таки ночной бой, пускай и стрелковый и по местным меркам шуточный, всё равно свой отпечаток накладывает. В комедийном режиме, видя уже исправленное грядущим отдыхом душевное состояние парней, дерзко интересуюсь:
«Ну а чего вы бы бойцам ВСУ пожелали на Рождество?»
«Живыми вернуться домой», — не задумываясь отвечает Лис.
Где-то на левом фланге фронта раздаются выстрелы украинских пулеметов, но через тридцать секунд стрельба затихает. Мы прыгаем по машинам, а авдеевская «промка» остается дальше праздновать Рождество в компании запорожского монаха и бывшего малолетнего боевика из Дагестана.
