Дружба России и Голландии закончилась любовью
Чиновники, составлявшие программу Года Голландии в России, поступили единственно верным способом, поручив главную кульминацию классической музыке. Все-таки оркестр Concertgebouw, лучший в мире по рейтингу Gramophone, — главный фасад королевства тюльпанов. Патронируемый королевой Максимой коллектив окружен в своей стране трогательной заботой, и даже в разгар последнего кризиса он был единственным оркестром, бюджет которого не подвергся секвестру — как говорил Марис Янсонс «Известиям», «правительство не посмело».
Начало уикенда было предсказуемо и скучно политизированным: входившие в Большой зал консерватории голландцы обсуждали акцию «Гринписа», у ротонды валялся одинокий помидор, не долетевший до королевской четы. Но закончился двухдневный визит оркестра совсем иначе: большим и сугубо музыкальным счастьем, которое объединило русских и голландцев после малеровской симфонии «Воскресение», исполненной в соответствующий день.
До этого катарсиса, который королевская чета, увы, не застала, предстояло пройти большой путь. Третий концерт Бетховена с феноменально востребованным, но не слишком ярким пианистом Ефимом Бронфманом. На бис — Большой этюд Листа по Паганини № 2, сверкающий и все-таки оказавшийся чересчур трудным для сегодняшнего Бронфмана, обычно играющего без единой помарки.
«Жизнь героя», на партитуре которой 115 лет назад Рихард Штраус оставил посвящение совсем юному оркестру Concertgebouw и его начинающему шефу Виллему Менгельбергу. На бис — финальный вальс из сюиты «Кавалер роз» Штрауса, легкий способ выжать из зала овации за три минуты (судя по жесту дирижера, до вальса планировался еще один бис, но тонус публики после «Жизни героя» оказался ниже ожидаемого, и бонусы сократили).
И лишь на следующий вечер — уже в Концертном зале имени Чайковского — долгожданный Малер. Приятно было видеть, как даже походка Мариса Янсонса разнилась до и после полуторачасовой симфонии: 70-летний маэстро входил в зал бодрым и подтянутым, а уходил изможденным и счастливым. Гражданин России Янсонс, которого Владимир Путин в беседе с королем Нидерландов назвал «не чужим нам человеком», руководит Concertgebouw с 2004 года, и лучшей фигуры для олицетворения российско-голландской дружбы представить невозможно.
Отличились и другие не чужие нам люди — первый гобой оркестра Алексей Огринчук, выдавший в Малере точные и проникновенные соло, и сопрано Вероника Джиоева, ростом на голову ниже своей коллеги-контральто Анны Ларссон, а музыкально — на ту же голову выше.
На высоте был и привлеченный Янсонсом хор его соотечественников «Латвия» (второй паспорт дирижера — латвийский), который добавил в голландско-российский аккорд изящную нотку интернационализма.
Те, кого заманила на Concertgebouw магия цифры один в мировом рейтинге, должны были быть разочарованы. За последние шесть лет в Москве выступили все шесть первых оркестров планеты — Амстердам, Берлин, Вена, Лондон, Чикаго и Баварское радио. И всякий раз меломаны думали: ну если это пятое (третье, шестое) место, то чего же ожидать от первого?
С точки зрения технического совершенства первое оказалось ничуть не лучше того же шестого. Амплитуда колебаний качества была порядочной: от абсолютно идеального хорала низкой меди в финале симфонии Малера — до валторновой фальши в Бетховене, от прозрачного и объемного 3D-звучания в «Жизни героя» — до невпопад звенящего колокольчика в том же Малере.
Теперь, отслушав всю шестерку оркестров-финалистов, любители рейтингов поняли: назначать коллектив номер один — все равно что выбирать мисс Вселенную из обоймы тщательно подобранных претенденток. Куда продуктивнее и интереснее увидеть и запомнить своеобразие их лиц — которое не факт что есть у конкурсных красавиц, но точно есть у лучших оркестров.
Лицом Concertgebouw оказалась завидная способность выстраивать драматургию монументального симфонического полотна — в данном случае Второй симфонии Малера, — не бросаясь сразу на лакомые кульминации, а копя силы для финального очищения, не размениваясь на броские эффекты, а аккумулируя минута за минутой энергию единого целого. Этот редкий для трудоголиков-оркестрантов дар видеть горизонт и обеспечил тот результат, когда переродившийся зал купается в любви, забыв и про рейтинги, и про помидоры, и про российско-голландскую дружбу.
