«ОПЕК снова в деле»
Мировой нефтяной рынок зависит уже не столько от сланцевого фактора, сколько от торговых войн и изменений в уровне добычи по решению ОПЕК. Об этом заявил вице-президент IHS Markit, энергетический эксперт, консультирующий крупнейшие компании и предсказавший мировой финансовый кризис 2014 года, Дэниел Ергин. Аналитики называют его нефтяным гуру. О том, почему картель оказался снова в игре, как будут меняться объем производства нефти и ее цена, где компаниям из ЕАЭС достать «легкие» кредиты и с каким главным риском сталкивается мировая экономика, он рассказал в эксклюзивном интервью «Известиям».
— Экономики стран Евразии давно и устойчиво воспринимаются по большей части как сырьевые. При этом страны СНГ стараются создавать новые механизмы привлечения средств. Например, запущенный Финцентр Астаны (AIFC). Как вы оцениваете интерес крупных зарубежных инвесторов к такого рода проектам? Ведь они привыкли воспринимать этот регион как сырьевой.
— Коллапс нефтяных цен сделал для многих экспортно ориентированных стран диверсификацию экономики приоритетом. Первой на этот путь встал Абу-Даби, теперь диверсификация стала важной для Саудовской Аравии. Это, очевидно, актуальный вопрос и для России, и очень важный в том числе для Казахстана. При довольно небольшой экономике Казахстан взялся за открытие международного финцентра с целью создания целого регионального финансового хаба для Центральной Азии.
— На ваш взгляд, какую пользу могут извлечь страны Евразийского региона из этого финансового центра?
— Я полагаю, что в первую очередь, он поспособствует дальнейшей интеграции экономик региона и привлечению инвестиций в регион за счет появления уверенности международных инвесторов в стабильном будущем региона. Я думаю, что мы увидим сильное китайское присутствие, появятся инвесторы и из стран Персидского залива. И это, конечно, будет интересно России.
Но на это потребуется время. Вспомните, что Дубайский Международный Финансовый Центр (DIFC) не сразу строился. К слову, DIFC хороший пример того, как происходит экономическая трансформация в регионе. Здесь говорят, что создание финцентра — это новая ступень для Астаны на пути к тому, чтобы стать финансовой столицей не только для Казахстана, но и для всего региона.
Это здорово, что им удалось построить такую международную платформу для бизнеса всего за три года. Я вижу это началом чего-то нового, значительного для региона. Чтобы запустить проект собралось очень много людей из множества разных стран. Хороший знак того, что это все всерьез, не просто разговоры, а реальная работа на результат. Сильное начало, но развитие AIFC продолжится еще многое годы.
— Как это отразится на инвестициях из России?
— Я думаю, что появление AIFC заметно повысит интерес российских инвесторов к Казахстану, и, по сути, может возникнуть новая форма экономического взаимодействия между финансовыми системами двух стран.
— Кстати, в этом году вы уже бывали в России и принимали участие в Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ).
— Думаю, наша энергетическая сессия, которая прошла тогда на ПМЭФ, очень хорошо отразила изменения на нефтяном рынке. Самыми важными были выступления российского министра энергетики Александра Новака и министра из Саудовской Аравии (министра энергетики Халида аль-Фалиха. — «Известия»).
— В каком ключе?
— Отношения между Россией и Саудовской Аравией продолжают углубляться и уже выходят за рамки только нефтяных цен. Но мы почувствовали — и в том числе мы это услышали от российского министра, — что нефтяной рынок меняется и что в 2016 году он был не таким, как сейчас. В то же время рынок характеризуется и тем фактом, что он сейчас возвращается к балансу, не без волатильности, конечно.
— У некоторых аналитиков складывается определенное впечатление, что Россия с Саудовской Аравией построили дружбу против США и ее растущей нефтедобычи.
— Я вовсе так не считаю. Думаю, что для Саудовской Аравии эти новые отношения с Россией важны. Но и с США у нее сложившееся взаимодействие. Кроме того, вспомните, 26 июня российский министр Александр Новак посетил Соединенные Штаты и у него были важные встречи.
— На саммите в Вене в июне участники соглашения ОПЕК+ перешли от сокращения добычи к перераспределению и увеличению общих квот. Почему ОПЕК так резко изменила свою стратегию?
— Ключевое в том, что рынок сейчас намного более сбалансирован. Страны соглашения договорились о повышении квот на 1 млн баррелей в день. В это время Венесуэла продолжала сильно терять в добыче, и производство у другого крупного поставщика — Ливии — было нарушено. Произошла авария в Канаде, а сейчас уже есть риски влияния санкций на добычу в Иране. Эта ситуация во многом отличается от того, что происходило, когда страны ОПЕК и не-ОПЕК подписывали соглашение в конце 2016 года. Но рынок цикличен. Поэтому я считаю, что это решение, отражающее интересы в числе прочих России и Саудовской Аравии, объясняется произошедшими изменениями.
— Решение, судя по всему, поворотное. Но ведь несколько лет назад, как раз с обрушением цен на нефть в конце 2014 года, вы сделали громкое заявление, что ОПЕК больше не играет существенной роли на мировом рынке. Думаете ли вы так до сих пор? Разве произошедший в 2017 году рост нефтяных котировок не продемонстрировал обратное — что ОПЕК, напротив, может собрать сильную коалицию и выправить ситуацию на рынке в свою пользу?
— В 2014 году ОПЕК никак не могла договориться со странами не-ОПЕК. Саудовская Аравия, как вы помните, просто отошла в сторону и тем самым показала, что ОПЕК не собирается ничего предпринимать в плане урезания своей добычи.
— Сейчас ОПЕК уже сильнее?
— Теперь ОПЕК снова в деле. Она вернула себе силу. Это начало происходить еще в сентябре 2016 года, когда страны картеля встретились в Алжире и достигли соглашения. Сам факт того, что состоялся диалог между Саудовской Аравией и Россией, стал историческим событием, потому что он отразил изменения на нефтяном рынке, отразил реальное положение дел.
— Многие страны не раз заявляли о том, что они готовы к выходу из соглашения и прорабатывают массу различных механизмов. Как вы думаете, это соглашение ОПЕК+ еще имеет шансы на существование?
— Сейчас скорее происходит обратный изначальному соглашению ОПЕК+ процесс: страны согласились наращивать добычу, каждая из них может увеличить производство на сколько сможет. Хотя на деле есть всего четыре страны, которые реально могут это сделать: Саудовская Аравия, Россия, ОАЭ и Кувейт.
Один крупный нефтедобытчик не участвует в этом соглашении. Я имею ввиду США, на долю которых в будущем придется порядка 60% всего мирового прироста добычи. Россия тоже наращивает свое производство, оно уже перевалило за 11 млн баррелей в сутки. В этом или следующем годах выше 11 млн барр./с. будут добывать и США. Некоторые считают, что это будет 12 млн барр./с. в 2019 году или годом позже. В конечном итоге Америка может стать крупнейшим производителем нефти в мире. В 2018 году она может нарастить добычу на 1 млн барр./с. Только бассейн Пермиан (считается крупнейшим и наиболее перспективным регионом добычи в США. — «Известия») может увеличить производство с нынешних 2,5 млн барр./с. до 5,4 млн барр./с. в ближайшее десятилетие. А согласно нашему свежему исследованию, фактически за пять лет!
— Отразится ли это на доле России на мировом рынке?
— Во многом это будет зависеть от политики самих компаний. Если решения россиийских властей, к примеру, отражают влияние всего нескольких компаний, а в Саудовской Аравии — всего одной, то в США таких добытчиков тысячи.
— С учетом принятых недавно ОПЕК решений, какой, на ваш взгляд, будет дальнейшая динамика сырьевых цен до конца года?
— Мы всегда очень осторожны в своих прогнозах. Стоит понимать, что ключевые производители стараются держать цены в рамках $70–80. Но сейчас появился новый игрок на рынке, его имя Дональд Трамп, и у него есть свое устоявшееся мнение, какими должны быть нефтяные цены. Отчасти потому, что стоимость бензина в США очень чувствительна к ценам на нефть, что окажется важным фактором на будущих выборах (президента США. — «Известия»). Я был в Абу-Даби в начале мая, и министр энергетики Индии также жаловался на высокие цены на сырье, так как 85% потребляемой страной нефти импортируется. В конце июня на встрече ОПЕК он повторил свое сообщение, упоминая о той боли, которую причиняют стране высокая стоимость нефти. Мне кажется, что на последнем собрании ОПЕК были услышаны голоса не только производителей, но и потребителей.
— Стоит признать, что ваши прогнозы относительно начала балансировки рынка в 2017 году сбылись. Но интересно и то, что рост нефтяных котировок сам по себе побуждает интерес к добыче у американских сланцевых нефтедобытчиков. Как вы считаете, насколько вероятно повторение того сценария, что произошел в 2014 году? Когда США резко нарастили добычу — и цены так же резко ушли вниз.
— Фундаментально многое зависело и зависит от спроса и предложения. И спрос на нефть сейчас заметно сильнее. Но даже если мы возьмем в расчет риски замедления роста мировой экономики или новый фактор торговых войн, то мы увидим нижний предел этих цен. Узкий рынок более уязвим к геополитическим рискам. Но многое зависит не только от поставок, но и от роста мировой экономики.
Всего два года назад едва ли было очевидно, что всё так повернется. В то же время именно торговые войны сейчас являются новым большим риском для мировой экономики. Это новый подход, новый способ ведения переговоров — и это приносит новые опасения. И никто не может точно сказать, как это скажется в будущем.
— Российские нефтяные компании тем временем уже готовятся к росту добычи, причем, выше темпов увеличения спроса. Не может ли это привести к тому, что на рынке снова появится переизбыток?
— С учетом нестабильной добычи в Венесуэле и рисков по добыче в Иране из-за санкций представляется маловероятным, что снова может появиться такой же избыток, какой мы наблюдали в 2015 году. Стоит учитывать и то, что многие страны в период низких цен значительно урезали свои планы по вложениям в рост добычи, и большой вопрос, будет ли через пять лет достаточно нефти в артериях мировой экономики для поддержания роста рынка. По нашей оценке, мировой рост спроса в 2018 году будет около 1,8 млн барр./с., то есть на 0,1 млн барр./с. больше, чем в 2017 году. На 2019-й мы закладываем снова 1,7 млн барр./c.
— Но даже при сильном спросе часть аналитиков не уверена, что России удастся удержать свою добычу на стабильном уровне после 2022 года, они считают, что она будет снижаться. Правительство старается стимулировать нефтяников к добыче льготами и новым налоговым законодательством. Помогут ли эти действия или падение добычи — это неизбежность?
— На данный момент мы предполагаем, что рост добычи возможен вплоть до 2025 года, но затем она начнет плавное снижение в долгосрочной перспективе. Совсем немного, на 2–3% в год. Другими словами, добыча останется «плоской», в районе 11,4–11,5 млн барр./с. Это, безусловно, нельзя назвать потолком, скорее, это экономически необходимый уровень. Но технологии всегда могут удивить нас, открывая новые возможности, точно так, как это произошло со сланцами.
— Именно в России, по оценкам специалистов из США, сосредоточены основные запасы сланцевой нефти. Может, как и США в свое время, России стоит устроить свою русскую сланцевую революцию или месторождений традиционной нефти пока хватает?
— Кажется маловероятным, что именно сланцевая нефть станет основной точкой роста для российской добычи в ближайшие 10 лет. Россия пока имеет очень большой потенциал в добыче традиционной нефти. Однако в долгосрочной перспективе сланцевая нефть может стать новым источником снабжения. Это вопрос не только технологий, но и экономики, и различной стоимости добычи, и цепочек поставок.
