«Музыка действует как социальная реклама»
27 ноября в клубе «16 тонн» состоится премьера новой программы «Укок» группы «Рада и Терновник». Перед концертом с одной из самых необычных вокалисток — Радиславой Анчевской встретился корреспондент «Известий» Александр В. Волков.
— У программы странное название — «Укок». Что это такое?
— Укок — это название алтайского плато. Для алтайцев это место сакральное и священное. Топоним Укок переводят по-разному — Слушая небо или Слово неба. Мы слушаем небеса.
— Значит, презентация будет необычной?
— Мы сыграем впервые обретшую свое концертное воплощение песню «Вопленица», дарк-фолковую композицию «Огнем и мечом», не исполняющуюся в нашей рок-программе. Будет слайд-шоу с видами Горного Алтая. Мы ждем, что прилетит из Горного Алтая лидер объединения шаманов Алтая «Белая вера» Акай Кине, который расскажет зрителям о плато Укок.
— Программа «Укок» — еще и экологическая. Ты не опасаешься, что дополнительная смысловая нагрузка помешает восприятию музыки?
— Мы специально нигде не усиливаем экологический подтекст «Укока», и я не пишу песен с социальными текстами. Мы действуем по-другому. По местным поверьям, пастбища Укока лежат в преддверии небесного свода. Я действительно ощущаю, что нельзя перекапывать уникальное плато. Это — объект Всемирного природного наследия ЮНЕСКО, его официальное название — «Природный парк — Зона Покоя Укок», и я хочу, чтобы это место действительно обрело покой.
— У кого-то может появиться ощущение, что вы витали в фантазийных, хотя и не всегда ласковых мирах, а теперь стали делать земное дело. Это ложное ощущение?
— Я всегда пела о том, что рядом с нами. Просто рядом с нами не только метро с маршрутками, сайт «Одноклассники» или смена сексуальных партнеров, но и солнце с луной, рождение и смерть, ощущение проницаемости мира и ангельское пение. Плато Укок для кого-то тоже вещь сугубо из сказки. А оно есть!
— Вы «независимая группа», но недавно отыграли полноценный европейский тур и сыграли на фестивале во Франции.
— Мы играли в Австрии, Италии, Франции, Словении, Польше и Германии. Было очень интересно посмотреть на фестивальную европейскую жизнь изнутри. В Австрии, например, все музыканты приехали за три дня до начала фестиваля и импровизировали друг с другом. В огромном шатре посреди поля была поставлена отличная аппаратура, бесплатный бар, бесплатная еда круглосуточно — только приходи и играй музыку. Вот такой музыкальный коммунизм!
Французский фестиваль проходил в Провансе, в крохотном городке с потрясающей огромной сценой, не уступающей по оснащению главным сценам крупнейших российских рок-фестивалей. Мы не могли понять, откуда возьмется столько зрителей, а они съехались со всего Прованса целыми семьями — на машинах, мопедах, мотоциклах. Никто не знал не то чтобы русского, даже английского, но всем было безумно интересно послушать новую для них музыку!
— Твои программы имеют оригинальное визуальное решение. Расскажи, как ты работаешь над ними?
— Наш концертный видеоряд помогает ощутить музыку и служит подсказкой. Когда в одном видео совмещены индийские и пермские изображения, рисунки австралийских аборигенов и прорисовки из Сибири, это создает единое пространство, в котором наша музыка — еще один аспект. На презентации визуальный ряд будет создан фотографиями Игоря Хайтмана — его фотографии похожи на картины Рериха. Игорь — один из лучших фотографов, снимавших Горный Алтай, так что на концерте наши зрители сами увидят красоту Укока.
— Есть ли в этом во всем шаг к тому, что делал в начале прошлого века Александр Cкрябин?
— Скрябин мечтал о едином пространстве: свет, цвет и музыка. О контрапунктах цвета и света, об усилении воздействия музыки визуальным действом. Я хочу, чтобы, даже не зная русского языка, человек получал максимальную информацию из музыки и энергии голоса.
— Твое творчество относят к неофолку, дарк-фолку. Какое определение ближе тебе самой?
— Мне нравится определение post-industrial. Мы играем на шаманских бубнах, гудящих барабанах, гонгах. У нас — первобытные ритмические рисунки, но остались вокальные импровизации, которые сравнивают с ритуальными, а в целом все звучит, как рок-музыка.
Я знаю, что наша музыка может перенести человека в другой мир, по крайней мере, показать существование этого другого мира. Мне про такие ощущения часто рассказывали. Кто-то видел себя у горящего костра, кто-то — в глухом лесу, кто-то — летел в небе.
Это нормальное воздействие музыки, которая не ставит себе целью быть фоном для поедания борща. Народная музыка всегда была неотъемлемой частью всех ритуальных действий — от похорон до свадеб, от сбора урожая до вызывания дождя.
