«Если в деле не появится доказательств, оно лопнет как мыльный пузырь» | Статьи

Бывшего капитана столичной милиции Максима Каганского называют одним из самых влиятельных и состоятельных «решальщиков». Сейчас он находится в розыске по делу о коррупции в ГСУ ГУВД. Следствие считает, что Каганский был основным посредником при передаче взятки в $3 млн от бизнесмена Бориса Юдина следователю ГСУ Москвы Нелли Дмитриевой. Каганский дружил с начальником следственного управления столичной полиции Иваном Глуховым, его сыном Денисом и бывшим первым заместителем ДЭБ МВД Андреем Хоревым, который сейчас тоже скрывается от следствия.

— Максим, в открытом письме президенту России вы написали, что якобы стали заложником войны двух силовых кланов. Что это за группировки?

— В данном случае мы говорим о чужих друг другу людях, но следующих одной, известной только им цели. В каждой «группе по интересам», как в любых скачках, есть свой фаворит. Не каждый из фаворитов может похвастаться такой головокружительной карьерой, как г-н Сугробов Д.А. (начальник Главного управления экономической безопасности МВД. — «Известия») — за 2,5 года от простого майора — начальника отдела до генерал-майора. Противостояние возникает как результат работы по освобождению очередного высокопоставленного кресла для очередного фаворита. Моя семья, мои сотрудники, мой бизнес стали инструментом в этом противостоянии.

— Насколько близко вы знакомы с генералами Андреем Хоревым и Иваном Глуховым?

— Я познакомился с Андреем Хоревым задолго до того, как он стал генералом. Мы дружим семьями, меня с ним познакомил мой отец — бывший полковник МВД. С Андреем меня связывали неслужебные отношения (с 2007 года Каганский не работает в органах. — «Известия»), мы просто общались, иногда вместе отдыхали, и не более. Дениса Глухова я знаю 13 лет, мы вместе учились и закончили школу милиции в конце 1990-х, дружим мы давно, а несколько лет назад решили создать общий строительный бизнес. С Иваном Алексеевичем [Глуховым] меня познакомил отец на одном из массовых мероприятий МВД. Мы общаемся на различных семейных мероприятиях.

— Следствие утверждает, что ваша жена подарила Хореву квартиру в элитном доме, купленную за 9,5 тыс. рублей. Что это за сделка?

— Эта квартира действительно принадлежит моей жене, она довольно успешная бизнес-леди и приобрела ее на собственные деньги. Жена защитила диплом по теме «Ценные бумаги» и довольно быстро стала готовиться писать диссертацию, в чем ей сильно помог профессор Военной академии, и не просто помог, а стал ее учителем по управлению ценными бумагами, проведя несколько успешных сделок. На заработанные деньги она приобрела квартиру и в благодарность профессору оформила дарственную на его имя. Ни об Андрее Хореве, ни тем более о деньгах речи вообще не идет.

— Если, по вашей версии, через вас хотят добыть компромат на Хорева, то причем тогда здесь следователь Нелли Дмитриева, которой якобы вы должны были передать деньги от бизнесмена Юдина?

— Нелли такая же разменная монета, как и я. У нее даже не было того самого уголовного дела [о томографах], весь последний месяц оно находилось на проверке в вышестоящей инстанции, и вернется оно оттуда к ней или нет, не знал никто. Если не приклеить ее к этому делу, вся суть возбужденного в отношении меня уголовного дела теряется. В пакете, заброшенном в окно водителю моей жены, находился муляж денежных средств, а значит, по логике провокаторов, пакет-муляж предназначался мне и задержать должны были меня. А взятка, как вам известно, предполагает передачу денежных средств тому самому должностному лицу. И как я — «задержанный» и с муляжом — должен был ей что-то передать и за что?

— Так как все было на самом деле?

— Борис Юдин (фигурант уголовного дела по томографам) является давним другом моего делового партнера Андрея Козбанова (бывший следователь СК при МВД России, обвиненный в превышении полномочий и фальсификации документов по делу Барсукова-Кумарина). В 2008 году Козбанов выманил у меня деньги под предлогом участия в нефтяном бизнесе в Волгограде, который оказался убыточным. Я неоднократно предъявлял претензии Козбанову, желая вернуть вложенные мною деньги. Именно на эту тему в конце сентября я общался с Козбановым — ждал от него пакет документов, а получил пакет с муляжом денег.

— Как вы можете доказать свою невиновность?

— Доказать мою непричастность фактически несложно, но проблематично на практике. Доказать, что уголовное дело по томографам не находилось у Нелли Дмитриевой элементарно, но, к сожалению, следователь не желает этого делать. Записи [телефонных переговоров], о которых так любят сейчас упоминать, не содержат никакой противозаконной информации. Водители и охранник, люди абсолютно случайные, задержаны 23 сентября — в полицию попали только к вечеру 24-го и были допрошены, а день до этого провели в ФСБ, где по неопытности и легковерию подписали по нескольку пустых протоколов. Сейчас подходит к концу 2-месячный срок содержания их под стражей, и в деле стали появляться их показания, которые они, в свою очередь, в глаза не видели.

— Зачем это нужно?

— Я обладаю абсолютно достоверными данными, что сейчас проводится очень жесткая и грубая обработка моих арестованных сотрудников, чтобы они дали показания против Нелли Дмитриевой, так как арестовать ее арестовали, а с доказательной базой плоховато, вот и показывают им ее фотографию, чтобы в последующем они ее узнали и показали, что именно ей предназначался пакет. Тогда встает вопрос: при чем здесь я? И почему в ресторане 23 сентября с пакетом [оперативники] искали именно меня, пробежав мимо всей толпы [в итоге Каганский спокойно ушел]?

Только в протоколе ареста имущества моей жены 21 нарушение закона (а имущество, кстати, арестовали еще в начале октября). Проверив все факты, изложенные мною в интервью, легко доказать мою невиновность, но вот на практике, я повторюсь, это как лбом об стену. Если в деле до конца месяца не появится достоверных доказательств — оно лопнет как мыльный пузырь. Я был уверен, что 1990-е давно закончились, а они, оказывается, в самом разгаре.