В режиме ожидания
Совет по правам человека (СПЧ) и ФСИН готовят законопроект, по которому человек сможет ходатайствовать об условно-досрочном освобождении, находясь еще в СИЗО. А омбудсмен Татьяна Москалькова намерена обратиться к премьеру Дмитрию Медведеву с просьбой включить нормы закона о применении физической силы и спецсредств во внутренние инструкции колоний и СИЗО. Как еще государство будет гуманизировать уголовное наказание, что мешает судьям чаще выбирать домашний арест как меру пресечения, что делать с 64 тыс. ВИЧ-инфицированных заключенных и появятся ли хосписы в системе ФСИН? Об этом эксперты рассказали на круглом столе «Известий».
Медпомощь для заключенного
«Известия»: Какие жалобы чаще всего поступают от самих заключенных и от их родственников?
Михаил Федотов, председатель Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ): Наиболее распространенные жалобы, которые поступают в СПЧ, — это жалобы на судебные решения. Их очень много.
Некоторые судебные решения просто вызывают оторопь. Недавно в одном следственном изоляторе в Краснодарском крае я столкнулся с двумя поразившими меня случаями. Женщина до приговора суда была под подпиской о невыезде, потому что статья, по которой ее привлекали к ответственности, относится к преступлениям небольшой тяжести: заведомо ложный донос. А суд приговорил ее к году лишения свободы, хотя мог ограничиться штрафом или принудительными работами. При этом у нее шестеро детей и она беременна седьмым ребенком. Судья об этом подумал, прежде чем вынести приговор и взять женщину под стражу в зале суда? У меня вопрос: приговор выносил человек? Если робот выносил приговор, у меня нет вопросов.
Другой пример: несовершеннолетний совершил кражу. Суд ему дает год лишения свободы в воспитательной колонии. При этом он уже девять месяцев отсидел в СИЗО. У него три месяца назад наступило право на условно-досрочное освобождение. О чем думал судья, вынося такой приговор? К сожалению, таких примеров немало.
Одно связано с другим: если суд допускает ошибку, то расхлебывать ошибку будет человек вместе с системой исполнения наказаний. Если невиновный попадает в колонию, как он будет исправляться? Это сломанная судьба.
Очень важно использовать альтернативные меры наказания, необязательно лишать свободы, если речь не идет о тяжких преступлениях.
«Известия»: А как часто жалуются на некачественную медпомощь?
Александр Леонов, замначальника отдела по соблюдению прав человека в местах принудительного содержания аппарата уполномоченного по правам человека в России:
— Из 5 тыс. жалоб примерно четверть составляют «медицинские».
«Известия»: Как построена система медицинской помощи и на что чаще всего жалуются заключенные?
Александр Приклонский, начальник управления организации медико-санитарного обеспечения ФСИН, генерал-майор внутренней службы: Наш мониторинг показывает, что в последние годы количество жалоб на ненадлежащее качество медицинской помощи значительно уменьшается — до 15% ежегодно.
Когда стартовала федеральная целевая программа развития уголовно-исполнительной системы, было принято решение о создании новой модели медицинской службы. Это направление начало реализовываться с 2013 года. Были созданы медико-санитарные части, являющиеся самостоятельными юридическими лицами. Ранее в исправительных учреждениях и следственных изоляторах существовали разрозненные медицинские подразделения, которыми напрямую руководили начальники колоний и СИЗО. Это неправильно даже с точки зрения корпоративной вертикали.
«Известия»: Сколько медиков работает в системе ФСИН?
Александр Приклонский: 26 тыс. медицинских работников. Сегодня у нас 67 юридических лиц — медико-санитарных частей, охвачены практически все субъекты Российской Федерации. В небольших регионах филиалы объединены в одну медико-санитарную часть. Это самостоятельные учреждения. По организационно-методическим вопросам они подчиняются управлению организации медико-санитарного обеспечения ФСИН.
Выстроена определенная вертикаль управления качеством медицинской помощи, которая в значительной мере повысила доступность для подозреваемых, обвиняемых и осужденных оказываемой медицинской помощи.
В 1990-е общая численность больных туберкулезом в местах лишения свободы составляла около 70 тыс., была колоссальная смертность. Благодаря успешной реализации комплекса мер количество больных туберкулезом в местах лишения свободы составляет сегодня чуть больше 18 тыс. Если в 2015 году от туберкулеза умерли 244 человека, то в 2017 году этот показатель снизился в три с лишним раза и составил 70 человек.
«Известия»: Эти люди уже приходят с туберкулезом в тюрьму?
Александр Приклонский: Большая часть приходит уже с туберкулезом и другими социально значимыми заболеваниями, например ВИЧ-инфекцией. В местах лишения свободы находятся 64 тыс. ВИЧ-инфицированных, то есть практически 10% от общей численности нашего контингента. В I квартале прошлого года в учреждения уголовно-исполнительной системы поступили 21 775 человек с диагнозом туберкулез. Но, несмотря на такую внушительную цифру, количество больных туберкулезом в целом снижается. В том числе и среди заключенных.
«Известия»: С чем это связано?
Александр Приклонский: Вопросы обеспечения противотуберкулезными препаратами решены в рамках распоряжений правительства. Уже который год их поставка осуществляется централизованно. Рецидивы туберкулеза сократились на 30%.
На сегодняшний день решен и вопрос об обеспечении подозреваемых, обвиняемых и осужденных препаратами для лечения ВИЧ-инфекции. Правозащитники тоже констатируют факт увеличения количества лиц, охваченных этой терапией. В ряде регионов этот показатель достигает более 60%. Это очень высокий процент. В ряде территориальных органов охват терапией значительно выше, чем в государственной системе здравоохранения, потому что с самого момента поступления наши специалисты проводят большую работу по обеспечению приверженности к лечению.
«Известия»: Как осуществляется взаимодействие между Минздравом и ФСИН? Существует ли какой-то контроль и сопровождение этих пациентов после освобождения?
Анастасия Самойлова, замдиректора по научной работе Национального медицинского исследовательского центра фтизиопульмонологии и инфекционных заболеваний Минздрава России: Взаимодействие с системой ФСИН отражается на эпидемических показателях по туберкулезу в нашей стране. С 2000 года мы наблюдаем выраженное снижение заболеваемости и смертности от туберкулеза. За 2017 год заболеваемость составила 48,3 случая на 100 тыс. населения, что на 47% ниже уровня 2000 года. Безусловно, это результат совместной работы учреждений гражданского здравоохранения и системы ФСИН. Это результат единого подхода к профилактике, диагностике, лечению туберкулеза и совместных усилий.
В настоящее время разработан проект государственной стратегии по борьбе с туберкулезом до 2025 года и на дальнейшую перспективу, в которой также отражена необходимость взаимодействия с пенитенциарной системой для достижения целей стратегии.
В связи с длительностью лечения туберкулеза бывает так, что больной туберкулезом заканчивает пребывание в системе ФСИН, но нуждается в продолжении лечения. Для предотвращения отрыва больного от лечения информация заблаговременно передается в противотуберкулезное учреждение по месту предполагаемого жительства больного, где фтизиатры готовы продолжать терапию.
«Известия»: Но ведь не все освободившиеся пациенты доходят до гражданских врачей?
Анастасия Самойлова: Существует проблема, когда пациент теряется и не доходит до системы гражданского здравоохранения. Над этим вопросом мы также совместно работаем. Кроме того, уже второй год работает федеральный регистр больных туберкулезом, который дает нам информацию о всех зарегистрированных случаях заболевания в стране. Благодаря этому преемственность в лечении больных туберкулезом повышается.
На свободу — с диагнозом
«Известия»: Нередко тяжелобольные люди продолжают находиться в заключении. Как решается эта проблема?
Александр Приклонский: Освобождение в связи с наличием тяжелого заболевания — очень актуальная тема. В прошлом году по инициативе ФСИН России правительством РФ утверждено новое постановление об освобождении осужденных, страдающих тяжелыми заболеваниями. Мы расширили перечень заболеваний на 14 нозологических форм. Это касается стадии течения ВИЧ, туберкулеза, онкологических и ассоциированных заболеваний.
«Известия»: Перечень может быть еще расширен?
Александр Приклонский: Перечень исчерпывающий, был согласован со специалистами Минздрава России, он
отражает весь спектр тяжелых заболеваний. Перечень приведен в соответствие с международной классификацией болезней. Но в реализации самого порядка освобождения есть определенные проблемы. Мы сейчас работаем над их решением.
У нас не должны находиться и умирать люди, страдающие тяжелыми неизлечимыми заболеваниями. Эта идея сегодня поддерживается практически всеми органами государственной власти, правозащитным сообществом.
Михаил Федотов: Расширяется список заболеваний, которые препятствуют отбыванию наказания в местах лишения свободы, но нужно учитывать не только диагноз, но и состояние, потому что даже насморк при определенном стечении обстоятельств может привести к тому, что человек будет при смерти. Поэтому перечень надо совершенствовать.
«Известия»: Тем не менее в тюрьмах находятся и тяжелобольные люди, и инвалиды. А насколько условия в местах лишения свободы пригодны для их содержания?
Александр Приклонский: Согласно заключению Счетной палаты, сделанному в прошлом году, мы в полном объеме выполняем «дорожную карту» по реализации потребности и прав лиц, которые имеют стойкую нетрудоспособность, на обеспечение их техническими средствами реабилитации. Многое сделано для повышения доступности объектов и услуг, но еще есть над чем работать. Правительство уже утвердило новую федерально-целевую программу «Развитие уголовно-исполнительной системы (2018–2026 годы), в которой предусмотрены все аспекты по выполнению требований федеральной программы «Доступная среда». До 2026 года будут пущены в эксплуатацию современные медицинские комплексы со всеми требованиями к оснащению медицинским оборудованием.
Михаил Федотов: То, что видно на уровне федеральной службы, это одно, а то, что видно правозащитнику, который пришел в колонию или в СИЗО, немного другое. В одной из колоний Владимирской области в одном отряде собраны маломобильные инвалиды, все живут на первом этаже, что хорошо, но туалет — в подвале. На коляске туда не въедешь, нет никаких пандусов, узенькая лесенка. Как они туда попадают? Другие заключенные их носят на руках. Я сделал замечание, что подобная ситуация недопустима, но мне ответили: «Здание старое, здесь ничего сделать нельзя». Однако уже через год администрация колонии нашла выход и сделали туалет на первом этаже. Значит, при желании можно всё решить.
«Известия»: Но это ведь ручное управление.
Михаил Федотов: Безусловно. Но лучше ручное управление, чем никакого. Если не решать проблемы людей в режиме «волшебного пендаля», то люди так и останутся наедине со своими проблемами. Но отсюда не следует, что не нужно добиваться системных решений.
Сколько я видел в колониях лежачих заключенных! Спрашиваю, давно ли они в таком состоянии? «Уже года три ставим вопрос об освобождении по болезни, но прокуратура и суд не поддерживают». В Чечне в колонии в Чернокозово мы с Лизой Глинкой посещали тяжелого инвалида, которому суд неоднократно отказывал в освобождении по болезни. Мы что, ждем, когда он умрет? Колония — это не хоспис!
«Известия»: А там нужны хосписы?
Михаил Федотов: Мы не раз говорили, что хорошо бы в системе ФСИН создать хосписы. Такая идея есть.
Александр Леонов: Есть еще одна причина, по которой не освобождают по болезни: если у человека нет работы, чтобы себя прокормить, если ему негде жить, то он будет совершать преступления. Этих людей девать некуда, ими никто заниматься не будет. Возможно, они могут совершить новое преступление, а этого допустить нельзя.
Браслетов на всех не хватило
«Известия»: Наказанием должна быть сама изоляция, а у нас получается, что наказанием порой становятся нечеловеческие условия пребывания. Какова сейчас ситуация с перенаселенностью камер в следственных изоляторах?
Александр Леонов: По итогам прошлого года санитарная норма на одного человека в 4 м не соблюдалась в девяти регионах. Это Санкт-Петербург, Москва, Воронежская область, Крым и Севастополь, Краснодарский край, Ростовская область, Ставропольский край, Татарстан, Приморский край. В Архангельской области чуть получше — 4,1 м. Лет 5–6 тому назад эта норма не соблюдалась в 15–20 регионах.
«Известия»: Где хорошая ситуация?
Александр Леонов: Во всех остальных хорошая.
Михаил Федотов: По моим данным, ситуация весьма напряженная. Например, в следственных изоляторах Архангельской области по состоянию на 9 ноября 2017 года при лимите наполнения 995 человек содержалось 1048.
Александр Леонов: У вас информация на определенный срез, а это статистическая информация за год в среднем, она исключает сезонные колебания.
«Известия»: За счет чего этого удалось добиться?
Александр Леонов: За счет избрания других мер пресечения, за счет строительства и реконструкции следственных изоляторов. Может быть, за счет того, что подследственные меньшее время стали находиться в следственных изоляторах. Весь комплекс проблем потихоньку решается, но до конца не решен.
Выделить очень большие средства на постройку новых следственных изоляторов в современных условиях невозможно, а суды отказываются от того, чтобы учитывать положения Конвенции по предупреждению пыток. А там написано, что нельзя принимать решения, приводящие к пыткам. Когда суд принимает решение о направлении в переполненный следственный изолятор, судья своим решением нарушает требования конвенции, которую подписала Российская Федерация.
Мы неоднократно предлагали законодательно запретить принимать людей в следственные изоляторы сверх установленного лимита. Но на это не пошли следственные органы. Предлагалось закрепить за переполненными следственными изоляторами другие следственные изоляторы, чтобы направлять туда, вплоть до других регионов. Это предложение Европейского суда по правам человека. Были созданы комиссии, ФСИН информировала суды, где есть места, но всё равно следственные органы не идут на то, чтобы ездить в другие регионы к своим подследственным.
Михаил Федотов: Я смотрю материалы нашего выездного заседания в Архангельской области. В следственных изоляторах области содержалось 43 человека, совершивших преступления небольшой тяжести. Они в СИЗО какое-то время побудут, попадут в суд, и суд вынесет приговор: наказание в виде штрафа или исправительных работ. Зачем, спрашивается, их держали в СИЗО?
«Известия»: То есть вопрос все-таки к судам?
Михаил Федотов: Да. Такая мера пресечения, как домашний арест, очень эффективна, особенно если применяется браслет. У меня есть официальный ответ ФСИН России на вопрос о том, во сколько обходится бюджету один день человека в СИЗО и один день под домашним арестом. Разница огромная!
«Известия»: Почему мы не можем чаще применять домашний арест?
Михаил Федотов: Вы удивитесь: в Москве, например, не хватает браслетов. Но браслет не является обязательным элементом домашнего ареста, а домашний арест без браслета не многим отличается от подписки о невыезде и надлежащем поведении. А ведь есть еще и такие меры пресечения, как личное поручительство и залог. Но следователи предпочитают отправлять подозреваемого в СИЗО, обоснованно полагая, что тюремная обстановка сделает его сговорчивей. В результате множатся случаи самооговора, но зато растут показатели раскрываемости.
Еще момент. Приезжаешь в любой регион, просишь статистику по СИЗО, и оказывается, что 25% — это люди, которые ожидают решения апелляционной инстанции. Почему они должны обязательно его ждать в следственном изоляторе? Особенно в случаях, когда сам осужденный не обжаловал свой приговор, а обжаловал кто-то из его подельников или прокурор направил апелляционное представление. Осужденный может быть согласен уже сегодня покинуть следственный изолятор и отправиться в колонию, зарабатывая поощрения для будущего УДО, действующее законодательство не дает такой возможности, так как приговор не вступил в силу. СПЧ предлагает: если осужденный согласен, он пишет заявление на имя начальника СИЗО и отправляется в колонию, чтобы оттуда принимать участие в рассмотрении дела в режиме видео-конференц-связи.
«Известия»: Что необходимо, чтобы изменить ситуацию?
Михаил Федотов: Здесь много поправок потребуется: и в УПК, и в УК, и в Уголовно-исполнительный кодекс. Зато это приведет к тому, что люди, которые готовы сразу отправиться в колонию, смогут это сделать. Для человека, который осужден, это означает, что ему будет идти уже тот срок, который необходим для УДО. Помимо срока, который установлен кодексом для условно-досрочного освобождения, есть еще неписаный срок пребывания в колонии. Пока он в колонии полгода не пробудет, даже если у него подошел срок УДО, начальник колонии ему характеристику не подпишет, скажет, что его еще недостаточно изучили. Если мы хотим исключить эту ситуацию, мы должны дать возможность ходатайствовать об УДО в том числе и из СИЗО. Сегодня такая практика существует только в одном регионе — в Крыму.
«Известия»: Как скоро это может произойти?
Александр Приклонский: СПЧ и ФСИН готовят совместный законопроект.
«Известия»: На какой он стадии?
Михаил Федотов: На начальной. Идеи сформированы, сейчас нужно все прорабатывать с ведомствами.
Александр Приклонский: Если это произойдет, улучшатся условия содержания в СИЗО. Затраты ФСИН на эту категорию граждан колоссальны, бюджет несет огромную нагрузку. Мы видим потенциальные возможности наших следственных изоляторов уменьшить эту нагрузку, если норма будет применена. Но в любом случае необходимо дальнейшее строительство следственных изоляторов, отвечающих всем необходимым требованиям.
Телесный осмотр
«Известия»: Помимо переполненности изоляторов и медпомощи есть еще одна проблема — избиения заключенных. Можно ли ее решить в принципе?
Александр Леонов: По этому поводу уполномоченный по правам человека планирует обратиться к председателю правительства. В 2016 году был принят закон о применении физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия. Там сказано, что телесные повреждения необходимо фиксировать, чтобы следственные органы могли своевременно принять решение по определению виновных лиц. Но, к сожалению, нормы этого закона не включены в инструкцию о порядке организации проверок по таким случаям, в правила внутреннего распорядка.
«Известия»: Фиксировать побои должен медик?
Александр Леонов: Да. Обязанность медика — как можно быстрее и полнее определить и сказать, что это действительно незаконное применение, если телесные повреждения найдены на тех местах, где нельзя применять, например, резиновую палку. По закону такая информация за подписью медика сразу же должна идти в прокуратуру. Если она будет приходить своевременно и в полном объеме, то следственные органы будут принимать решение о возбуждении уголовных дел в отношении виновных.
Мы планируем обратиться в Минюст, чтобы там рассмотрели этот вопрос. Когда цепочка действий по фиксации телесных повреждений будет полностью задействована, а основная ее часть будет в руках медицинских работников, то побоев и пыток в местах лишения свободы не будет.
Александр Приклонский: С нового года реализуется новый приказ, который предусматривает абсолютно все эти аспекты. Мы мониторим каждую травму. Все результаты осмотра фиксируются в медицинской документации, установленным порядком информируются заинтересованные структурные подразделения с целью принятия необходимых мер реагирования. Важна независимость медицинских учреждений, которую мы уже обеспечили и совершенствуем. Не везде еще всё хорошо, но в новом приказе мы расширили функции наших медицинских работников.
Минуя СИЗО
«Известия»: Перед законом все равны. И всё же — кто больше всего нуждается в гуманизации наказания?
Александр Приклонский: Есть наиболее уязвимые категории, которым и мы, и СПЧ уделяем огромное внимание. Сейчас успешно реализуется стратегия ФСИН по совместному проживанию осужденных женщин-матерей и детей. Созданы очень достойные условия проживания детей, их медицинского обслуживания, педагогического, психологического развития. Мы интересуемся судьбами детей после освобождения осужденных женщин. Индикаторы здоровья, в том числе и психического развития, достаточно удовлетворительные. Это направление является наиболее приоритетным в социальной политике ФСИН.
Многие женщины попадают в места лишения свободы за незначительные преступления. Необходимо дальше совершенствовать уголовное законодательство в отношении замены мер наказания, использовать институт условно-досрочного освобождения, отсрочку отбывания наказания либо замену реального срока на альтернативную форму, не связанную с лишением свободы. Это путь к снижению числа заключенных в следственных изоляторах и осужденных в исправительных колониях для женщин.
Михаил Федотов: Я двумя руками «за», если только речь не идет о насильственных преступлениях.
Александр Приклонский: Да, здесь нужен дифференцированный подход. То же самое касается несовершеннолетних.
Михаил Федотов: Не будем забывать, что когда несовершеннолетний совершает преступление, он сначала попадает в ИВС, потом в СИЗО, потом в воспитательную колонию. В воспитательной колонии действительно в основном созданы хорошие условия. Но мы считаем, что несовершеннолетний не должен попадать в СИЗО вообще, если он, совершив преступление, еще не стал рабом криминального мира. У криминального мира есть своя молодежная политика, план по набору молодежи через приобщение к криминальной субкультуре.
«Известия»: Системная работа?
Михаил Федотов: Абсолютно системная работа, которая представляет собой реальную угрозу общественной безопасности. Только после того, как СПЧ обнаружил эту заразу в Забайкалье, государство обратило на нее внимание. Мы убеждены, что вовлечению несовершеннолетних в криминальную субкультуру способствуют любые контакты с криминальным миром: в ИВС, в СИЗО, в автозаках, в конвойных помещениях судов и т.д. Вот почему важно минимизировать контакты подростков с носителями криминальной субкультуры.
В частности, есть возможность использовать вместо СИЗО центры временного содержания несовершеннолетних правонарушителей (ЦВСНП). Правда, они подчиняются не ФСИН, а МВД. Система таких центров создана по всей стране. Там хороший персонал, в штате — несколько десятков человек. Но спросите — сколько там несовершеннолетних? Где-то два человека, где-то пять, где-то восемь.
«Известия»: Вопрос опять к судам?
Михаил Федотов: В данном случае — к законодателю. Мы предлагаем в Уголовно-процессуальном кодексе зафиксировать специальную меру пресечения для несовершеннолетних правонарушителей — помещение не в СИЗО, а в ЦВСНП. Это действительно позволило бы не допустить контакта несовершеннолетнего с криминальной средой.
Но это только первый шаг. Надо линию провести дальше: отдельная перевозка несовершеннолетних в автозаке, отдельное содержание в конвойном помещении суда и т.д.
