«Если я не на сцене, то будто и праздника нет»
Альтист и дирижер Юрий Башмет отметил 65-летие выступлением в Концертном зале Чайковского. Театрализованное юбилейное торжество «Планета Башмета» стало главным событием юбилейного фестиваля «50 лет на альте», который продлится до 28 января и завершится выступлением маэстро в Большом зале консерватории. «Известия» поздравили народного артиста СССР и расспросили его о бурной творческой жизни.
— Юрий Абрамович, с каким настроением встретили юбилей?
— С хорошим. Но прежде всего — с рабочим. Я всегда отмечаю день рождения и Новый год концертом. И если в эти дни я не на сцене, то как будто и праздников не было. А в этом году у нас не только один концерт, но целый юбилейный фестиваль, да еще и конкурс альтистов. Мы его проводим уже не первый год, конечно, но в этом году он будет в особенном формате — «конкурс конкурсов». То есть в качестве участников — только победители других альтовых конкурсов.
— Что считаете своим главным творческим достижением? То, что альт стал благодаря вам солирующим оркестром? Какие-то победы на конкурсах? Или основание оркестра «Солисты Москвы»?
— Трудно сказать… Всё, что вы назвали, очень для меня важно. Нескромно так говорить, наверное, но все-таки первые сольные концерты на альте в таких залах, как Carnegie Hall, La Scala, Ленинградская филармония, Большой зал Московской консерватории, — дал я.
И радостно, что сейчас появилось новое поколение альтистов. Это совершенно замечательные кореянка Хва Юн Ли, украинец Максим Рысанов, англичанин Лоуренс Пауэр, а также наш Андрей Усов, которого я особенно выделяю, не обижая остальных.
Юрий Башмет
— Каков сейчас общий уровень игры на альте и преподавания? Могли бы вы сравнить себя в юности с нынешними молодыми альтистами?
— Средний уровень игры на альте сейчас несоизмеримо вырос, особенно если сравнивать с 1970–1980-ми годами. Сравнивать же музыкантов между собой не стоит: все абсолютно разные, по-разному двигаются, разговаривают. И каждый уникален по-своему. И еще один момент — сейчас стало гораздо больше красивых альтисток (смеется). Эстетика исполнительства на альте стала другая.
— Вы создали образовательные центры для одаренных детей. О каких результатах вы могли бы рассказать? Каковы ваши ощущения от этого проекта?
— Я считаю, это дело хорошее, достойное. И результаты есть. Через прослушивания в этих центрах мы отбираем музыкантов в наш юношеский оркестр. Идея оркестра и родилась на базе центра.
Расскажу одну историю. В консерватории Ростова-на-Дону было прослушивание. Вышел симпатичный парень, скрипач, великолепно сыграл «Каприс» Паганини и тут же попал в наш мир. Он стал концертмейстером в оркестре. Обратите внимание: его же учили не в Москве, а в Ростове-на-Дону. Но сегодня его преподаватель уже года четыре как уехал и живет в Израиле. А ученик по возрастной ротации в оркестре был вынужден уйти, когда ему исполнилось 22 года (у нас возрастной ценз — от 10 до 22). Со слезами на глазах мы с ним прощались, потому что он лучший, а нужно освобождать место для следующего, кто подрастет.
И вот мы однажды опять приехали в Ростов-на-Дону. К тому моменту уже года три этого молодого человека у нас не было. И оказалось, что он там стал солистом филармонии, концертмейстером местного оркестра и доцентом консерватории — теперь преподает на месте своего педагога. Таких примеров много.
— Вы продолжаете следить за судьбой этого юноши?
— Обязательно. Мы помогаем многим нашим воспитанникам. У нас была девочка из Екатеринбурга, сейчас она уже учится на первом курсе Московской консерватории. И она мечтала получить мастер-класс у Джеймса Голуэя. Это один из самых известных флейтистов нашего времени. Можно сказать, легендарный. Мы ей это организовали. Теперь Голуэй нас мучает, просит, чтобы мы находили средства и снова отправляли ее к нему в Швейцарию на мастер-класс. Или вот еще одна девочка, скрипачка. Раньше она была в юношеском оркестре, а сейчас работает в оркестре «Новая Россия». Мы ей дали скрипку очень хорошую, современную. В общем, как говорилось у нас в спектакле по «Маленькому принцу», мы в ответе за тех, кого приручили.
— Что дает ребенку ранняя профессиональная поддержка и ориентация на карьеру в оркестре?
— У родителей появляется новый смысл жизни, когда выясняется, что ребенок нашел свое дело, и его жизнь теперь ясна. Конечно, он может потом вообще музыку бросить и чем-то другим заняться. Все может случиться. Но если ребенок регулярно соприкасается с классической музыкой и занимается каждый день в течение скольких-то часов, то эти часы он не будет шататься и хулиганить на улице.
Советский скрипач и педагог Петр Столярский говорил: «Мне не нужны талантливые дети, мне нужны талантливые мамы». У меня мама как раз соответствовала этой фразе. Она мне рассказывала, как я стою, «пилю» на скрипке и смотрю в окно, а там мои дворовые друзья играют в футбол, катаются на велосипеде. И у меня слеза течет. Она говорит: «Иди». Я ей: «Не могу, я же не успею выучить». Каждый день мне нужно было учить новый этюд. Мама говорит: «Знаешь что? Бери свой велосипед и поезжай. Ты же все равно проголодаешься, значит, вернешься домой. А потом доиграешь, если захочешь, свои полчаса или час». Я радостный садился на велосипед, через два-три часа возвращался. Но у меня была ответственность уже перед мамой, потому что она меня сама выпроводила погулять, значит, я должен был быть хорошим мальчиком, потому что она хорошая мама. Вот и вся простая арифметика.
— Какие проблемы вы видите у современного музыкального образования? Оно по-прежнему остается лучшим в мире?
— Я не знаю, в каком состоянии находятся все кафедры консерваторий. На альтовой кафедре довольно много подвижек в хорошую сторону, но таланты приходят «волнами». Например, бывает, что 10 человек поступают на первый курс, и из них трое — очень способные. С ними надо заниматься, работать, и они будут побеждать на конкурсах. А бывают наборы, где ни одного такого человека нет. И то же самое — со скрипачами, с пианистами, виолончелистами. Это зависит не от нас.
Если же обобщать, то наша школа сильна не техникой. Русская школа — это способ музыкального мышления. Этого у нас никто не отберет, как, например, Толстого или Чайковского. А вот техника как раз немного провисает сегодня.
— По сравнению с музыкантами из других стран?
— По сравнению с советским периодом. Сейчас нет такого стремления выехать за рубеж или хотя бы в столицу как раньше. А тогда это было важным стимулом.
Однажды я пришел после занятия, похвастался маме: «Мне по специальности пятерку поставили». Она говорит: «Вот, если ты так будешь заниматься, возможно, поедешь в Ленинград или в Москву и поступишь в лучший государственный оркестр». Хотя я ей тогда сказал: «Нет, я не буду играть в оркестре — я буду играть с оркестром».
— На заключительном концерте вашего юбилейного фестиваля вы исполните «Стикс» Гии Канчели. Почему из множества произведений, написанных специально для вас и вам посвященных, вы выбрали именно это для столь важного вечера?
— «Стикс» — очень сильное произведение, я это сразу понял. И его очень любит и всегда ждет публика. Некоторые люди, не музыканты, иногда задают удивительный вопрос: «А когда вы поставите «Стикс» в следующий раз?». Обратите внимание: они говорят «поставите», хотя это не спектакль, не балет. Но воспринимается он всё равно как какое-то действо.
— Какие цели ставите на будущее?
— Вы будете смеяться, но у меня еще есть некоторые мечты. Но чтобы не сглазить — рассказывать не буду.
