Материнская плата: как детей будут спасать от родителей
Член комитета Совфеда по конституционному законодательству и государственному строительству Елена Мизулина сообщила, что готовит поправки в Семейный кодекс, которые вводят дополнительные меры защиты детей. Они коснутся, в частности, процедуры изъятия детей из семьи — если раньше сразу за этим следовал иск в суд о лишении родительских прав, то теперь будет возможно предварительное разбирательство. Кроме того, поменяются основания, по которым можно отобрать ребенка. «Известия» разбирались вместе с экспертами, станут ли новые правила благом для детей.
Какие поправки хотят внести в Семейный кодекс
Елена Мизулина сообщила, что изменения в Семейный кодекс планируется вносить в 2021 году или в начале 2022 года. Один из главных пунктов концепции заключается в том, что ребенка можно будет забирать из семьи не только для того, чтобы затем выйти в суд с заявлением о лишении родительских прав, а в качестве временной меры, и отправлять не в реабилитационный центр, а к бабушкам, дедушкам или другим родственникам.
Еще одно предложение — поменять основания для отобрания ребенка. Грязь в квартире, пустой холодильник больше не будут причиной, по которой можно выйти в суд с иском о лишении родительских прав.
Мизулина также заявила о необходимости введения принципа «презумпции добросовестности осуществления родительских прав».
— Семейный кодекс объявляет, что все родители изначально добросовестно осуществляют свои обязанности по воспитанию детей, если иное не будет установлено вступившим в законную силу решением, — сказала она. — Сейчас наоборот. Бремя доказывания родительской недобросовестности будет лежать на органах опеки, прокуроре или другом родителе.
«Известиям» Мизулина пояснила, что «отпадет угроза принудительного изъятия ребенка из семьи и превращение его в сироту».
— Ребенку будет максимально обеспечиваться сохранение окружения добросовестных, добропорядочных родственников либо близких ему людей, которые могут обеспечить ему временную защиту, пока не выяснится, что же на самом деле произошло и есть ли тут какая-то вина родителей, — сказала она. — Всё это уже будет за рамками действий, связанных с обеспечением защиты и безопасности ребенка. Чего сейчас, к сожалению, нет.
Одновременно, пояснила она, органы опеки и попечительства будут освобождены от несвойственных им полицейских функций.
— Органы опеки и попечительства получат возможность заниматься тем, для чего они создавались: они должны установить, на самом ли деле отсутствует родительское попечение, признать ребенка оставшимся без попечения и устроить его как можно быстрее, — заявила Мизулина. — Сейчас в рамках отобрания ребенка они без согласия входят в жилище, проводят фактически обыск, осмотр, ищут доказательства виновности родителей. Но это не их полномочия, они должны помогать и защищать детей, а не обеспечивать контроль за родительскими семьями.
Что думают эксперты о реформе Семейного кодекса
В общей сложности в концепции содержится 70 законодательных предложений по изменению Семейного кодекса, которые касаются не только мер защиты ребенка. Директор Благотворительного фонда профилактики социального сиротства, эксперт ОНФ Александра Марова замечает, что проблема назрела давно, однако раньше были не самые удачные законодательные инициативы.
— В целом концепция поправок Мизулиной мне нравится и нравится гораздо больше, чем то, что было предложено раньше, — сказала она «Известиям».
Руководитель программы «Семья и дети» Фонда Тимченко Эльвира Гарифулина замечает, что уже несколько лет обсуждаются разные концепции изменения Семейного кодекса. Это касалось даже порядка реформирования: предлагалось, в частности, не точечно вносить изменения, а сразу создать один законопроект по всей проблематике, чтобы собрать всё, касающееся детей, в одном документе.
— Такие прецеденты есть — в той же Шотландии, где в одном документе собрали все основные моменты, регулирующие деятельность в отношении ребенка, — сказала она «Известиям». — Другое дело, что поменять постепенно более реалистично. Однако в будущем желательно прийти к тому, чтобы не было нескольких параллельных документов, которые могут говорить совершенно противоположное друг другу.
Сейчас нестыковки встречаются очень часто: например, в 481-м постановлении правительства РФ «О деятельности организаций для детей-сирот...» говорится о том, что нужно учитывать мнение ребенка, спрашивать его позицию, но по 44-ФЗ — закону о закупках — детские дома вынуждены всё закупать большими партиями: и одежду, и какие-то вещи, не спрашивая о желаниях детей.
— Такие нестыковки можно сразу из законодательства отлавливать, оперативно их менять и постепенно идти к тому, чтобы формировать понятное, доступное всем законодательство, которое не разобщено, а ориентирует все ведомства на одну цель, — сказала Гарифулина.
Как будут изымать детей из семьи
Марова отмечает, что ст. 77 Семейного кодекса, где прописан порядок отобрания ребенка, несовершенна. По ее словам, отобрание ребенка — это крайняя мера, это признает и законодательство, и судебная система. Возможно это только когда есть реальная угроза его жизни и здоровью, однако применяют это условие далеко не всегда правильно.
— Чтобы правильно это сделать, сейчас по этой 77-й статье орган опеки должен сначала, по идее, прийти к главе муниципалитета или главе профильного ведомства и взять на это добро — поставить подпись под актом, — объясняет Марова. — Получается, что, если утрировать, сейчас сотрудник опеки, видя, как ребенка убивают, просит: «Подождите, я сейчас принесу акт, отберу у вас ребенка, будьте добры, не убивайте его в ближайшие несколько часов».
Поправки должны обеспечить быстрое решение по поводу отобрания ребенка в случае реальной угрозы — без задействования бюрократического аппарата. При этом помещают ребенка на время разбирательств не в реабилитационный центр или больницу, где он мог провести очень долгое время, а к родственникам.
— Мы были за то, чтобы статью модернизировать: если ребенку угрожает опасность, то отобрание может происходить незамедлительно, но с заверением в суде, — говорит Марова. — По аналогии с ситуацией с задержанием какого-либо человека: его могут задержать, но арест подтверждается в суде.
Второй недостаток нынешнего порядка, отмечает она, заключается в том, что орган опеки после отобрания ребенка в трехдневный срок должен выйти в суд с иском о лишении родительских прав — и никаких других механизмов не предполагается.
— Если органы опеки применили эту статью неправомерно, а это бывает из-за неграмотности сотрудников, то пути назад нет — надо подавать иск, — объясняет Марова. — Но, возможно, с семьей надо просто поработать, чтобы вернуть туда ребенка, однако этой опции в статье не предусмотрено.
Мизулина пояснила «Известиям», что в предложенной ей концепции предлагаются временные меры защиты, применяемые, когда родители отсутствуют или неизвестны причины их отсутствия.
— Предлагается применять устройство ребенка под временную защиту родственников или фактических воспитателей, которым может быть, например, крестная — если имеются сведения о них, — сказала сенатор. — В таких ситуациях те, кто обнаружил детей (скорая помощь, МЧС, органы опеки и т.д.), обязаны передать их родственникам под временную защиту или фактическому воспитателю. Если же сведения о близких родственниках ребенка отсутствуют, тогда ребенок временно размещается в организации социального обслуживания. Тогда родственник может в следующие дни обратиться в центр соцобслуживания, чтобы ему передали ребенка.
Она отметила, что таких ситуаций может быть очень много, и их перечень предлагается закрепить в законе.
Также предлагается ввести меры, когда семья может самостоятельно подать заявление в органы опеки о назначении опекуна-попечителя ребенку, если родитель не может временно исполнять свои обязанности. При этом процесс лишения родительских прав не запускается. Уважительные причины также будут перечислены в законе.
— Суть такого комплекса дифференцированных мер — обеспечить ребенку защиту, какое бы обстоятельство экстренное или не экстренное ни возникло, — говорит Мизулина. — Сейчас же ребенка лишают родителей бесповоротно независимо от обстоятельств, в которых всё это происходит.
За что будут отбирать детей
Предложенная Мизулиной концепция предполагает исключение из списка возможных поводов для отобрания ребенка условия жизни — пустые холодильники и отсутствие игрушек.
— Сотрудники полиции обязаны, если в жилище есть люди, сначала проинформировать о том, в связи с чем они пришли, — пояснила Мизулина. — И теперь никакого обследования условий жизни, сбора доказательной базы виновности родителей они не вправе будут осуществлять.
Она подчеркивает право родителей на «презумпцию добросовестности осуществления родительских прав».
Однако, как подчеркнула в разговоре с «Известиям» президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская, с подходом, который предлагает Мизулина, нужно будет четко прописать в законодательстве все основания, по которым можно отбирать ребенка. И тут могут возникнуть сложности, так как все основания прописать невозможно. На этом сходятся все эксперты.
— Получается, что предлагаемые поправки, насколько можно судить, направлены на сужение пределов усмотрения органов опеки, на защиту семей от вмешательства до того момента, пока родители не будут привлечены к уголовной ответственности, — пояснил «Известиям» юрист правовой группы региональной благотворительной общественной организации «Центр лечебной педагогики» Павел Кантор. — Подобные предложения ранее вносились и получили отрицательные заключения профильных ведомств и экспертного сообщества. Причина вполне понятна — к сожалению, интересы детей часто требуют вмешательства, когда преступные действия не совершились или пока не совершились. Иначе может быть слишком поздно.
Он подчеркивает, что невозможно формально описать все возможные причины и поводы для вмешательства в семьи, соответственно, у органов опеки или иных государственных органов должны быть широкие пределы усмотрения, что в то же время неизбежно влечет за собой риски злоупотреблений.
Однако какие-то вещи в нормативных актах прописать можно, говорят эксперты.
— Все основания прописать невозможно, — соглашается Александра Марова. — Но должен быть инструмент, позволяющий оценить риски и безопасность ребенка. Мы внедряли такой инструмент в ряде регионов, он хорошо применяется. Там есть ряд критериев и описание того, как их оценивать. Например, в случае, когда ребенок совсем маленький, — это один уровень риска, когда подросток, — другой, и так далее.
Эльвира Гарифулина считает, что методические рекомендации, закрепленные законодательством, помогли бы в этой ситуации. Однако учитывать по ним надо не уровень загрязнения в квартире, а привязанность между ребенком и родителям, насколько ребенку комфортно, уделяют ли ему внимание.
— От внешней атрибутики мы таким образом уйдем в содержательную плоскость, на что мы можем опираться, чтобы усилить сильные стороны семьи, а не смотреть только на слабые, — говорит она. — Вот это в законодательстве пока недостаточно проработано. В том числе в предложенном Мизулиной законодательстве.
По словам Гарифулиной, без отсутствия четких методических указаний, по которым можно было бы работать, специалистам трудно ориентироваться — в этом смысле законодательство должно помогать принимать грамотные решения.
— У нас же стали бояться принимать решения относительно ситуации с ребенком, потому что «всё равно влетит — уж лучше ничего не делать», — говорит она.
Сам процесс отобрания — это очень жестокая процедура для ребенка, и важно, чтобы применялись правильные инструменты, считает Гарифулина.
— У нас эта процедура становится очень формальной, — говорит она. — И даже в полиции должны быть люди, которые обязательно профессионально должны повышать квалификацию по этим тонким моментам: как правильно себя вести с ребенком, что ему говорить в такие моменты. Уходят в крайность — сюсюкаются, придумывают сказки, но не объясняют, куда ребенка ведут.
Как преобразовать органы опеки
Уполномоченный по правам ребенка в Республике Татарстан, председатель Национального родительского комитета Ирина Волынец замечает, что чем больше будет прописано в подобных регламентах, тем лучше, однако никто не отменял непредвиденные обстоятельства — и здесь важно говорить о профессионализме сотрудников органов опеки.
— Не случайно появлялись предложения, что надо вообще ликвидировать все органы опеки, — вспоминает она. — Потому что есть случаи, когда органы опеки действуют ненадлежащим образом, например, превышают свои полномочия и забирают детей у нормальных родителей, а из асоциальных — нет. Но на тщательное разбирательство у сотрудников опеки не хватает сил и времени, а у кого-то и желания, — зарплата маленькая, средняя продолжительность работы одного сотрудника опеки около года.
По словам Волынец, подготовкой сотрудников для органов опеки занимаются мало. По ее мнению, нужно создавать министерство по делам семьи и демографической политики еще и для решения этой задачи: оно бы могло заниматься подготовкой сотрудников, отбором кадров, подходящих для этой работы, вопросами повышения их зарплаты.
Павел Кантор замечает, что именно реформирование органов опеки, а не законодательства, поможет исправить «ненормальности» в этом вопросе.
— Необходимо приближение органов опеки и попечительства к местному сообществу, привлечение к их работе общественных, религиозных и тому подобных организаций, придание прозрачности их деятельности, улучшение их кадровой и материально-технической базы, — говорит он. — В настоящий момент решение об изъятии ребенка часто принимается просто потому, что у органов опеки нет ресурсов и возможностей для других вариантов решения проблемы.
Второй путь решения проблем, по словам Кантора, это улучшение профилактической работы с семьями, что тоже сводится к проблеме ресурсов.
— Если бы семьи в трудной ситуации получали необходимую поддержку и помощь на более ранних этапах, их проблемы не доходили бы до такой остроты, — говорит он. — В этой связи хотелось бы обратиться к опыту патронатного воспитания, от которого отказались некоторое время назад. Система патроната предполагает взаимодействие уполномоченной государственной службы, кровной семьи и профессиональных патронатных воспитателей. Это взаимодействие возможно в разных форматах и может предотвратить разрыв детско-родительских отношений и одновременно защитить интересы ребенка и обеспечить его безопасность. Возможно, следует вернуться к этой модели.
Гарифулина также замечает, что лучше, если ребенка на время будут помещать в комфортную ситуацию. По концепции Мизулиной речь здесь идет о близких родственникам, а если их нет — то о каком-либо социальном центре. Однако Гарифулина предлагает также развивать институт гостевой семьи — это подготовленные семьи, которые просто «возьмут его в гости», пока идет работа с родителями.
Она отмечает, что нельзя придерживаться правила «Не лезь в семью», когда есть реальная угроза ребенку. Однако речь должна идти о том, что семье нужно помочь.
— Кроме законодательства важно развивать культуру обращения за помощью и культуру сигналов о помощи, которые позволяют обратить внимание на семью, — говорит она. — Не так, чтобы полиция пришла или позвали в комиссию по делам несовершеннолетних и погрозили пальцем, а когда специалисты разного типа — медиаторы, психологи, юристы, соцработники — подключаются и помогают разрешить ситуацию.
Ирина Волынец рассказала о том, что в Татарстане есть практика межведомственного взаимодействия по каждой семье, которая попадает в социально опасное положение (СОП). По каждой из них составляется индивидуальный план реабилитации, в котором задействованы абсолютно все службы: органы образования, здравоохранения, культуры. На протяжении года с семьей работают, и только по истечении этого срока, если лучше ситуация не стала, встает вопрос о лишении родительских прав.
— Результаты у нас действительно хорошие, — говорит Волынец. — Спасти семью удается не в 100% случаев, но когда ведомства вместе работают с родителями, многие проблемы удается решить.
