Шуры-муры под присмотром амуров
К концу учебного года соперничество столичных музыкальных театров вышло на поверхность: спустя несколько дней после «Школы жен» в «Новой Опере» появилась «Школа влюбленных» в Большом.
В отличие от первого проекта, название которого никак не связано с содержанием, «Школа влюбленных» — именно про это: пожалуй, ни в одном оперном творении процесс зарождения любви не исследован в таких деталях и на таком временно́м пространстве. И все было бы прекрасно, если бы не «но»: влюбляются сестры-героини не в своих женихов, а в чужих, то есть сестринских.
Сюжет иллюстрирует известную кавээновскую шутку про «быстрого солдата», который утром ушел в армию, а к обеду дембельнулся, и его еще более быструю супругу, которая «не дождалась». В полном соответствии с требованиями классического театра измена, раскаяние и воссоединение пар тут происходят в один день. Моцарту как-то удается и показать чудовищную бездну, в которую, как в зеркало, приходится посмотреться каждому, и закончить оперу безмятежным олимпийским финалом.
Но сейчас на дворе не венский классицизм, и бездна давит на современных постановщиков: многие меняют happy end Моцарта на трагедию. Поступил так и 30-летний голландский режиссер Флорис Виссер, приглашенный Большим театром.
В данном случае решение не очень органичное, поскольку весь остальной спектакль Виссера, оформленный Гидеоном Дэйви, получился живописным и довольно беззаботным. История обмана, задуманного женихами под руководством старого философа Дон Альфонсо, разворачивается в пространстве театра, в которое — опять-таки как в зеркало — смотрится публика Большого. А вся «правда жизни» раскрывается за кулисами этого сооруженного на сцене маленького оперного дома.
По режиссуре спектакль вышел неровным. В сцене отъезда Фьордилиджи на войну зрителя накрывает волна восторга: колеса игрушечного экипажа крутятся на месте, на игрушечном заднике бегут облака, тянут повозку белоснежные амурчики. А, скажем, мизансцена во время первой арии Дорабеллы получилась откровенно вялой: вопреки задыхающейся от волнения музыке артистка едва передвигает ноги.
Гораздо важнее, что ровным вышел вокальный ансамбль. Важнее потому, что «Так поступают все» — вероятно, самая ансамблевая опера в мировом репертуаре: на 13 сольных арий в ней приходится 17 дуэтов, терцетов, квартетов, квинтетов, секстетов и ансамблевых же финалов.
Здесь всего шесть персонажей, и все — главные. В первый состав Большому удалось собрать каст, в котором нет ни слишком слабых, ни слишком сильных звеньев. Сочный и мягкий тенор Юрия Городецкого (Феррандо) обеспечил ему некоторое превосходство, но и Александр Миминошвили в роли слегка грубоватого Гульельмо был убедителен. Анна Крайникова, которой досталась сложнейшая партия Фьордилиджи с полутораоктавными перепадами регистров, едва осилила первую арию, но взяла блистательный реванш во второй. Александра Кадурина осталась в отведенных Дорабелле рамках seconda donna, то есть «второй леди».
Алина Яровая (Деспина) покорила зал буффонными приколами, а Николай Казанский (Дон Альфонсо) толком не раскрылся, отчасти по вине режиссера: во время увертюры этот персонаж был подан чуть ли не как местный Мефистофель, но впоследствии «сдулся».
Неистово топавший по дирижерскому подиуму Стефано Монтанари проделал большую и хорошо слышную работу: ему удалось вдохновить оркестр на энергичную и вкусную игру. Полному удовлетворению мешали ритмические нестыковки, которые бывают в любой постановке «Так поступают все» и побеждаются, видимо, только количеством репетиций, чересчур большим для Большого театра.
Что же касается успеха, то он был, несмотря на рафинированность и бесконечность моцартовской партитуры. Впрочем, Виссер не оставил зрителям шансов, сделав удар ниже пояса: крошечные амуры и фавны ростом по колено взрослым наблюдают за их, взрослых, любовными утехами. Эти артисты детского миманса, подобно датскому догу в «Гамлете», переиграют любых примадонн. Чтобы «добить» публику, художник по костюмам Девеке ван Рей придумал для амуров крылышки, которые при ходьбе порхают. После такого катарсиса следить за разборками провинившихся влюбленных было даже как-то неловко.
