«Многие пытаются повесить на меня ярлык режиссера с женским взглядом»
Венгерский режиссер Ильдико Эньеди широкой зрительской аудитории стала известна, получив главный приз Берлинале за драму «О теле и душе». Теперь в российский прокат выходит ее следующая работа — экранизация романа Милана Фюшта «История моей жены» о капитане грузового судна, который легкомысленно женился на спор на первой встречной — красавице-француженке со сложным внутренним миром. «Известия» пообщались с Эньеди на Каннском кинофестивале, где картина была в конкурсе.
«Хочется, чтобы всё было чуть сложнее, чем просто мужское и женское»
— Ваш фильм строится вокруг взаимоотношений не просто мужчины и женщины, а двух личностей, глубоких, противоречивых, сложных. Как вы добились этого эффекта?
— Спасибо, конечно, но я думаю, что всё дело — в первоисточнике. Милан Фюшт написал великолепный роман, очень вам его советую. Только не читайте в немецком переводе, я вас умоляю! Лично я рекомендую французский и английский, они оба очень хороши. Роман был закончен в 1940-е годы, во время Второй мировой войны, а его автор — еврей, что не могло не отложить отпечаток на произведение. Автор сделал очень осознанный выбор не описывать напрямую события, за которыми наблюдал весь мир, но обратиться к более фундаментальным аспектам жизни.
Но вот на что хочу обратить внимание. В те годы, если автор хотел сформулировать в своем произведении какие-то глубокие, философские идеи, он выбирал героем мужчину. Я задумалась об этом не так давно, когда мы как раз начали делать этот фильм. И вот та часть книги, где выведен герой-мужчина Якоб, достаточно банальна. Там используется инструментарий, такой неписанный свод правил в отношении образа мужчины, который актуален ведь и сегодня. Даже сейчас мужчину обязывают быть успешным, хорошо делать свою работу, жить «правильно» и не быть лузером. От него этого ждут, и он это знает. Но за последние десятилетия человечество осознало, что эту модель стоит как-то критически осмыслить и изменить. И вот в романе этот процесс как раз показан болезненным, долгим, но очень красивым путем познания самого себя. Главный герой учится отпускать вожжи и не бояться этого. А вместо этого — принимать жизнь такой, какая она есть.
Я в этот сюжет внесла довольно много изменений, потому что в романе 700 страниц. Но некоторые фразы я оставила такими, какими они были, потому что они предельно точны. Например, в конце, когда Якоб обращается к своему будущему сыну (заметьте, не к ребенку, а именно к сыну!), он его предупреждает не совершать тех же ошибок, а отпустить, быть более гибким, более внимательным к жизни. А для меня это важное послание. Не для героя, не для сюжета, даже не для противопоставления мужского и женского начал, а для нашего настоящего. Для отношений с природой, с планетой, например. Не надо ее контролировать, иначе это приведет к катастрофе.
Кадр из фильма «История моей жены»
— Герой этого фильма похож на протагониста вашей прошлой картины «О теле и душе». Тоже сильный, замкнутый, молчаливый лидер. Почему вас привлекает такой тип?
— Ну я с одним из таких живу, например (смеется). Такие двухметровые гиганты — очень уязвимые люди. Они могут дожить до шестидесяти и сохранить детскую непосредственность, заодно продолжая искать смысл жизни. Это ведь кажется смешным и нелепым, если тебе больше 25 лет. Наверное, этим фильмом я хотела как-то приободрить хороших, честный парней, полных благих намерений, чтобы они не волновались, а могли как-то объединиться, сделать что-то замечательное вместе. Мне бы хотелось переписать те правила, по которым мы сейчас друг с другом сосуществуем. Всегда хочется, чтобы всё было чуть сложнее, чем просто мужское и женское. А вообще мне всегда хочется сражаться за кого угодно, кроме себя самой (смеется).
— У вас потрясающие декорации в фильме, создана целая вселенная. Как вы соорудили внутри себя этот мир и перенесли его на экран?
— Мы на этой картине сотрудничали с Имолой Ланг, художником-постановщиком, с которой мы уже делали до этого «О теле и душе». А оператором был Марцель Рев, которого, кстати, номинировали недавно на «Эмми» за сериал «Эйфория», а еще он снял «Малькольм и Мари». Мы работали не столько над стилем, сколько над решением конкретной задачи. А у этого были, соответственно, эстетические последствия. Мы с ними много говорили о сердце этого фильма, о его значении. Мы хотели, чтобы в киноязыке содержалось нечто очень простое и честное, как грузовой корабль. Чтобы был дух железа, дерева, веревок — и больше ничего лишнего. Это и определило художественные решения. Тут нет радикальных и странных ракурсов, движение камеры очень аккуратное и ограниченное. Во всем ощущается простота, но она обманчива. Скажем, у нас была очень сложная работа со светом. Но все усилия потрачены на то, чтобы мы видели мир именно глазами капитана Якоба. Зритель должен сжиться с его точкой зрения, проникнуть в него, разделить его простейшее, но при этом очень практичное и системное мировоззрение. А потом зритель вместе с Якобом должен растеряться, заблудиться в лабиринте жизни. Мы с Марцелем вместе создавали визуальный стиль, и вы можете заметить, что и в его прошлых работах, и в моих ничего подобного не было.
Что касается Имолы, то перед ней стояла задача создать такой Париж, который был бы продолжением персонажа Лиззи, ее характера. Прозрачность, элегантность, простота. Квартира просторная и наполнена светом. Кафе и другие общественные места наполнены жизнью, там слишком много всего и все постоянно говорят. Там всё «слишком» для капитана, который привык к простой жизни на своей лодке. А потом герои едут в Гамбург, хотя в романе это был Лондон. Но нам нужно было выдать капитану своего рода волшебную накидку, тоже такое пространственное продолжение его характера. Поэтому в Гамбурге царствуют северные протестантские ценности, это город честных тружеников, это крепкие, тяжелые стены, темно-красные кирпичи, прямые окна, низкие, нависшие потолки. Очень насыщенные цвета и внятные узоры на стенах. Тяжелая мебель. Здесь Лиззи должна чувствовать себя неуютно, а капитан наконец-то может ощутить себя дома. Он ради этого места бросает море — ну и чтобы не расставаться с Лиззи, конечно. Море для него становится чужим, хотя сначала оно — часть Якоба.
Кадр из фильма «История моей жены»
«Осторожные любви не получают»
— Трудно было работать с такой звездой, как Леа Сейду?
— Да, она звезда, но еще и настоящий артист. У нее очень интимный, но при этом интенсивный, насыщенный метод работы. Серьезная актриса. Как и полагается настоящему творческому человеку, она очень уязвима. И она, конечно, сразу поняла, насколько сложный у нее персонаж, настолько рискованно даже браться за нее. Ведь мы никогда не смотрим на события с позиции Лиззи. Поэтому очень велик соблазн скатиться к клише femme fatale или обычной красотки. Мы с Леей постарались показать Лиззи совсем разной, сложной, полноценной личностью. Она своего рода учитель, мастер дзена. В том смысле, что она не проговаривает свои наставления словами, но именно благодаря ей Якоб в финале меняет свое отношение к реальности. Я поражалась тому, насколько серьезно Леа отнеслась к роли, как напряженно готовилась к ней. К счастью, у нас съемки растянулись так, что постоянно были большие перерывы, позволяющие дополнительно отрепетировать какие-то вещи. Не каждому фильму нужны репетиции, но только не этому.
А еще были нужны беседы, много бесед. Причем беседовать с актерами нужно было отдельно. Ведь Якоб вечно не понимает Лиззи, он внутренне, а чаще всего и внешне отделен от нее, и то же с ней. Следовательно, и работать над персонажами нужно было по отдельности, чтобы усилить это ощущение.
— Как думаете, можно сравнить эту героиню с Настасьей Филипповной из «Идиота» Достоевского?
— Не знаю, но там тоже образы героев были даны в диалоге с их социальными ролями. И эти роли тянули в сторону клише, нужно было избежать этого любой ценой. Потому что иначе зритель не втянется в эту историю. Актеры приложили огромные усилия для этого, и мы все тоже, но вам судить, насколько у нас получилось. По всему фильму мы расставили такие метки, которые ненавязчиво предлагают посмотреть на происходящее глубже. Мы не хватаем зрителя и никуда не тащим. Если он хочет проделать этот путь — для него выстроен маршрут. Рискованный метод работы, когда ты не проговариваешь, не педалируешь, можно круто проиграть.
Кадр из фильма «О теле и душе»
— Вы вообще тяготеете в своих фильмах к историям любви. Почему?
— Я бы выразилась так: больше всего меня интересует коммуникация. Если ты делаешь фильм, то должен выбирать всегда самые экстремальные проявления. Например, если нужно показать сложности экспедиции, то ты посылаешь героев на Северный полюс, а не на норвежский курорт. Любовь — самый экстремальный способ коммуникации. Она наиболее опасна для обоих участников. Если она не опасна, то это и не любовь вовсе. Но при этом если ты полностью ей не откроешься, ты всё и пропустишь. Осторожные любви не получают. Но вред ты можешь получить предельный.
— Как думаете, у вас женский взгляд на любовь? Отличается она у вас от коллег-мужчин?
— Не знаю, у меня нет на этот счет позиции. Но я уже 32 года живу с немецким великаном, как я уже говорила. И я вижу, как много во мне мужских качеств, и как много в муже хрупкости. То есть, в каком-то смысле, в нем есть женская сторона. А вместе мы дополняем друг друга. Становимся персоной, которая удовлетворяет общественным ожиданиям.
«Я требую, чтобы у меня была свобода сделать это!»
— Якоба блестяще сыграл Хайс Нейбр, не самый очевидный артист. Почему вы выбрали именно его?
— Кастинг — процесс особый. Ты словно ищейка рыщешь, пока не остановишься на таком человеке, чтобы можно было сказать: либо я делаю фильм с ним, либо не делаю вовсе. Должна быть слепая уверенность, а если ее нет, надо искать дальше. Вот с Хайсом она была. Я очень рада, что познакомилась с ним. А увидела я его в дипломном короткометражном фильме одной моей студентки, и роль там у него была совсем другая. Он там был порно-продюсером, скользким таким парнем, манипулятором, мерзавцем. Но я сразу оценила харизму и глубину личности Хайса. И еще он очень благороден. Взялся играть в 15-минутном фильме, прилетел в Будапешт для этого, полфильма у него просто в сортире снято. Без денег! Я вцепилась в Хайса буквально, хотя у меня был найден другой актер на тот момент. Хайс снимался в одном французском сериале, но мы как-то нашли способ совместить работу над двумя проектами параллельно. Мы даже проб не делали. И нам не жалко было денег на то, чтобы возить его к нам и обратно на сериал каждый раз. Вы знаете, я Хайса сравнила бы с двумя знаковым актерами Тарковского — с Александром Кайдановским и Олегом Янковским. Я с ними обоими работала, кстати. Это не просто талант, хороших актеров много. Хайс — хороший актер, он подготовлен, дисциплинирован, я никогда за 50 дней съемок не видела его уставшим. Но у него есть харизма, а это редчайшее свойство. Она либо есть, либо нет. И он еще как-то настолько открыт для любой энергии, что любой партнер по сцене рядом с ним играет лучше, раскрывается лучше. С ним хочется взаимодействовать. Если сейчас он не начнет суперкарьеру звезды, то люди просто слепые.
Режиссер Ильдико Эньеди во время церемонии награждения 67-го кинофестиваля «Берлинале», 2017 год
— Венгрия много чего пережила за последнее столетие. Вам никогда не хотелось серьезно поговорить на экране об этом, о том, что происходит со страной?
— Я дебютировала в кино в 1989 году, но еще раньше я занималась в междисциплинарной арт-группе. И тогда я сняла экспериментальный фильм о том, как художнику приходится вести двойную жизнь в Будапеште 1980-х. Я много с кем общалась, в том числе с тем, кто занимался самиздатом. Но свой выбор я сделала инстинктивно. Я была согласна с ними, но участвовать не хотела. Потому что не хотела быть зеркалом, не хотела быть привязана к чему-то. Не хочу, чтобы меня относили к чему-то. Чтобы мое любопытство было ограничено темами, которые мне навязывают. Так что — нет! Я могу высказываться по каким-то вопросам, выступать, поддерживать. Но когда я начинаю снимать кино, я не хочу себя сдерживать. Многие пытаются повесить на меня ярлык женщины-режиссера, с женским взглядом и прочим, а мне вот захотелось сделать кино про мужчину. И я хочу, я требую, чтобы у меня была свобода сделать это!
Эньеди — венгерский режиссер, обладатель берлинского «Золотого медведя». Родилась в 1955 году. Дочь географа Дьёрдя Эньеди. Училась экономике и кинорежиссуре в Будапеште и Монпелье. Снимала документальные и короткометражные ленты. Дебютный полнометражный фильм «Мой XX век» (1989) принес ей «Золотую камеру» в Каннах. Среди других фильмов — «Волшебный стрелок», «Симон волхв», «О теле и душе».
