Когда моя бабуля желала показать, что нынешнее поколение (тогдашний я) поверхностно относится к жизни, она, продолжая вымешивать тесто, говорила: «Горя вы не знали». Навидавшись горя и смертей за одну революцию и две войны, ее поколение до последнего сметало крошки со скатерти, разглядывало под зеленой лампой фотографии погибших мужей и сыновей, вздыхало, что уголь для печки привезли плохой — вот в прошлом году был прям антрацит, а нынче с Реттиховки, что ли? Пыль одна.
Какие печки? Какие крошки? Сегодня я бы развил эту философию так: нынешняя молодежь горя не знала и знать не хочет. Кругом уже были электрические духовки, стиральные машины, Робертино Лоретти и борьба за мир, но я еще вырос в полном осознании необходимости постоянного преодоления. Дважды два — четыре. «Жи» и «ши» пишутся с буквой «и». Жизнь состоит из трудностей. Ты их обязан преодолеть. С тупой настойчивостью я, очкарик, отвечал на удары придурка-второгодника, развлечением которого было попасть мне в солнечное сплетение. На каждой перемене. Он удивлялся, не менее настойчиво продолжал, но, к счастью, перешел потом в ПТУ и плохо кончил.
Я был довольно стеснительный, но упорно преодолевал это. Ездил на заводы и фермы брать интервью у таинственных, смешливых доярок, вникал в технологию добычи вольфрама, летал на лесные пожары на вертолете Ка-26 и т.д. Однажды я поехал писать заметку о том, как при возведении ГЭС в тайге мог исчезнуть редкий вид бабочки. Услышав это, начальник строительства, заслуженный медведеобразный мужик, начинавший, по-моему, с Днепрогэса, долго устало смотрел на меня сквозь очки в черной пластмассовой оправе. По-моему, руки в карманах его крытой брезентом шубы сжимались в кулаки. Потом сказал, что я совершенно прав, что это очень современно — заботиться об уходящих под воду деревнях, колокольнях, медведях, бурундуках, кедрах и даже бабочках. Давно пора. Тут нам навстречу из кустов выскочил человек без шапки (несмотря на сорокаградусный мороз).
«Василь Петрович, солярка (автомат-гедонист, кстати, упрямо и современно правит на «солярий») в речку ушла!» «Зимняя или летняя?» — вырвалась у начальника из самой потаенной глуби души забота, но не о речке. Не о бурундуке. Не о бабочке. Представьте, у меня хватило ума не написать в своей чудесной заметке: и такие люди руководят стройками. Что останется после них на нашей чудесной зеленой планете? Тут я тоже кой-чего преодолел, считаю. Кое-что у меня в мозгах устаканилось.
Нынешнее поколение трудности воспринимает совершенно иначе. «Трудности для современного молодого человека означают, что путь к успеху, который ты выбрал, неверен», — прочел недавно в социологическом исследовании о молодежи. Я тут же вспомнил, как мой малолетний внук наставительно повторяет: «Дед, умный в гору не пойдет, умный гору обойдет».
Я долго смотрю на него сквозь очки и вспоминаю, как лихо и бесстрашно он летает по горам, по красным и черным трассам, чего я себе и представить не мог в его годы. И тем более в мои. Какие трассы? Прыгал себе со второго этажа в снег, вот и всё геройство. Странно! Он готов сутками преодолевать трудности, поднявшись к ним на подъемнике, откушав картошки-фри в шумной столовке и обязательно в новой крутой маске. И зачастую беспомощен, когда надо проявить упорство в реальной, не горнолыжной жизни. Ладно, мы это поправим, какие наши годы.
И начать поправлять, надо, полагаю, с себя —а не с молодежи вовсе. Это не противоречит прежде написанному, подождите кидать в меня помидорами. Дело в том, что детей такими сделали мы сами. По данным тех же социологов, родители «гиперопекают» своих ненаглядных. Перестали заниматься тем, что бабуля определяла ярким термином «жучить».
Эта отвратительная старуха, полтинник с лишком, могла не кормить меня завтраком, пока я не принесу свое ведерко воды в дом от колонки. Могла — и не кормила. То есть она не делала вид, что сердится. Никакого постмодернизма: она сердилась! Обещание выпороть ремнем она так и не сдержала. Но уверен, что и это было бы произведено, если бы я, против наставления, разжег костер в сарае.
Не так давно я принимал участие в телепрограмме, где меня убеждали оппоненты, милейшие дамы, что семья и школа прежде всего должна воспитать свободомыслие, самоуважение, дать навыки самопознания и всякого иного дзена, я же уверял, что нужны твердые базовые знания, привычки, поведенческие рефлексы. Можно (и нужно) без пионерского «Будь готов!», но только не эта жуткая каша-размазня, когда юное чудовище разом абсолютно уверено в собственной исключительности, мыслит и действует при этом абсолютно стадно, как нам, пионерам, и не снилось. Их уже называют «поколением мейнстрима», их гуру сидит в планшете, они болеют, если пять секунд не заняты «социальным взаимодействием» (не тычут в тачскрин), в новые веры всякие жулики и провокаторы их обращают по пять раз на дню, а они уверяют друг друга, себя и нас, что свободны как ветер!
Я понимаю, что так было всегда, гормоны бунтуют, мозг отстает, молодо-зелено, перемелется — мука будет. Словарь полон такими поговорками, как трехлитровая банка огурцами. Но не часто случается, чтобы разрыв между технологиями, да и принципами познания мира у отцов и у детей стал столь явственен, как сегодня. Такое было разве что после революции, когда миллионы молодых людей, поднятые «социальным лифтом» с низов, пошли к вершинам через рабфаки и книги, а родители остались с тремя классами церковно-приходской — и грандиозным, ранящим, тревожным опытом крушения страны. Который молодыми воспринимался как светлый путь к счастью.
В известном смысле что-то похожее случилось и в 1990-е годы. Давайте глянем на себя их глазами. Всё что угодно, только не это престарелое, чугунолитейное чудовище, уверенное в том, что знает жизнь лучше всех, но при этом пялится в телик. Которому, чтобы понять, что любовь владеет миром, надо зачем-то читать Тургенева. Тот, кто сутками проходит уровень гейма, который я прохожу за пять минут. Человек, построивший свою рутинную жизнь на запутанной системе компромиссов, откатов-накатов, измен своим же вчерашним идеалам, который, пахал, вкалывал, изводил себя — и почему-то всё равно под зеленой лампой одинок вечерами. И несчастен со своим «Чивас Ригал» в квадратном стакане.
Такой вот парадокс: они, молодые, ценящие комфорт и спокойствие, не особо жаждущие «вкалывать», очень боятся остаться без счастья. Без ярких переживаний, без настоящей любви, без настоящего дела — социологи заявляют с ответственностью. Это надо понимать. Это надо учесть.
