«Здесь навсегда поселился страх»
На подъездах к маленькому Ньютауну гигантские пробки из микроавтобусов всех телекомпаний США и автомобилей простых американцев, едущих отдать дань памяти погибшим детям и учителям.
На обочине у въезда в городок сидит одинокая девушка с самодельным плакатом в руках: «Я — Ньютаун, я — любовь». Лицо девушка прикрывает рукой в вязаной варежке и на вопросы не отвечает, только кивает головой на свой плакат и еще на одно полотнище, прикрепленное к ограде трассы. «Мы с «Сэнди Хук». Если ты тоже — посигналь».
«Сэнди Хук» — это название школы, в которой двадцатилетний Адам Ланза расстрелял 27 человек. Выжить удалось лишь одному, среди погибших — 20 детей. В России большинство из них еще ходили бы в детский сад.
— Это зверь! Это дьявол, который пришел на землю охотиться за невинными душами. Убил собственную мать и поехал в школу расправляться с детьми. Злодеяние проклятого. В распоряжении человечества нет средств для того, чтобы наказать его сообразно этому деянию. На том свете его ждут бесконечные муки ада, — человек с интонациями и внешностью телевизионного пастора проповедует прямо в пробке из открытого окна «Линкольна» с пенсильванскими номерами. — Люди должны вернуться к Богу, ибо только в нем спасение. Завтра сюда приедет Обама, он призовет всех к тому же.
Белый дом официально подтвердил намерение президента Барака Обамы приехать в Коннектикут и встретиться с родными и близкими погибших. Но на настроениях в городе это никак не сказалось.
— Я знал всех этих ребятишек. У меня клуб аттракционов и спортивных игр. Знаете, теннис, лакросс, софтбол? Я устраивал бесплатные дни для наших ребят. На них приходила вся школа. А всего неделю назад мы с теми, кто сейчас лежит там мертвый на полу, украшали город гирляндами и рождественскими венками. Я специально их купил для учеников, очень хотел праздник им подарить, — одутловатый мужчина по имени Джон не скрывает слез и того, что он уже пьян. — Я выпил, прежде чем идти сюда, к школе, потому что иначе бы нервы не выдержали. Дети же еще там. Это просто уму непостижимо.
Тела некоторых убитых действительно еще находятся в школе. В ее дворе стоят несколько полицейских трейлеров и глухо тонированных внедорожников судебных следователей. Чем правоохранители занимаются во дворе — не видно. У школы выставлено оцепление и развешаны таблички «Проход журналистам запрещен». Да и нежурналистов далеко не пускают, только к доске с названием школы и совсем еще недавно невинным, а теперь зловещим добавлением: «Рады посетителям», куда пришедшие складывают цветы и игрушки.
— Он просто так зашел в школу и начал стрелять. Просто зашел как обычный посетитель и убил детей! Ни за что! Как это возможно? Кто за это ответит? — крепившийся перед телекамерами мужчина разревелся, как только вышел из зоны видимости операторов и фотографов. — Там была девочка, моя племянница. И ее друзья. Маленькие, совсем маленькие дети. Они никому никогда не сделали ничего плохого. Но теперь мы их хороним.
Имена всех погибших приколоты к звездно-полосатому флагу, установленному на стенде прямо на улице. Приколоты надписью внутрь. Чтобы не было равнодушных: остановился, отогнул карточку, прочитал имя и возраст и задумался. Так объясняют жители Ньютауна.
Но на карточки с именами никто не смотрит — Ньютаун и без них сейчас городок задумчивых и заплаканных людей.
— Смотрите, смотрите, — указывает пальцем на окно жилого дома, в котором висит простыня с надписью «Обними своего учителя», женщина в темных очках, по очереди хватая за руки своих спутников. — Я не могу не плакать, когда читаю это.
Женщину зовут Вивиан Сирн. Она сама учитель начальных классов, приехавшая вместе со своей семьей попрощаться с незнакомыми ей детьми с другого конца Коннектикута, из Новой Англии.
— Мы с моими первоклашками как раз делали друг другу подарки на Рождество, когда мне сообщили о бойне в Ньютауне, — Вивиан всхлипывает. — Я тогда смотрела на них, как они стараются, помогают друг другу, как хотят порадовать меня, и чуть не ревела. Я представила, что было бы, если бы этот негодяй ворвался в мою школу. Я готова сама умереть. Принять самую жуткую смерть, лишь бы дети были целы.
Вивиан признается, что ей нелегко будет возвращаться в школу в понедельник. Теперь ее преследует чувство опасности, зловещей и бесцельной. В Ньютауне же оно ныне почти осязаемо.
— Теперь здесь навсегда поселился страх, — вполголоса шепчет одна пожилая жительница города другой, издалека разглядывающей гору цветов и игрушек у таблички с надписью «Сэнди Хук». — Как мы будем с этим жить? Как наши дети будут с этим жить?
Вторая старушка, прежде чем ответить, переводит взгляд на могилы расположенного напротив школы кладбища и долго всматривается в них.
— Мы живем здесь полвека. Тут похоронены мои родители и брат. Моя внучка в следующем году должна идти в «Сэнди Хук». Как я ее буду каждый день провожать туда? Как буду ждать ее возвращения? Надо сказать сыну, что нам необходимо переехать, — женщина, не прощаясь с собеседницей, идет к кладбищенским воротам.
