Один известный оппозиционный политик призвал одну популярную телеведущую чуть-чуть отдалиться от участия в политических акциях так называемого протестного движения, поскольку, по его мнению, человек, в квартире которого разложен по конвертикам €1 млн, не может вызвать понимание у разгневанных россиян за пределами Первопрестольной. Тех, для кого и €1 тыс. — запредельная сумма.
Получилось не очень красиво. Ограбленной (на настоящий момент) и оскорбленной правоохранительными органами девушке лидеры московского протеста фактически указали на дверь. Мол, для поездок в регионы ты еще можешь быть полезна, но вот в оргструктуры лучше не ломись. На это телеведущая ответила, что она и не претендует ни на какие генеральские регалии.
Еще раз подчеркну, получилось некрасиво. И тем не менее этим скандалом задан серьезный вопрос. Представляет ли собой оппозиционное движение восстание богатых, преуспевающих, креативных и самостоятельных против впавшей в государственной патернализм и социальный популизм власти? Или оно выражает народный бунт бедных, отверженных, брошенных на произвол судьбы против сытых и хорошо устроившихся в жизни?
Протестное движение уже не может игнорировать эту альтернативу. На всех протестных мероприятиях красных флагов становится примерно вдвое больше, чем всех остальных, и лидеры оппозиции прекрасно понимают, что их дело победит только случае, если к «разгневанным» белоленточным москвичам присоединятся отчаявшиеся жители нищающих русских регионов. А их, как можно догадаться, страданиями московской богемы не разжалобишь. Итак, стоит ли городскому протесту сворачивать влево или же ему следует продолжать топтаться на месте?
Нежелание определяться в этом вопросе уже создает немного комический диссонанс. Утром 12 июня я прослушал в ЦДХ выступление известного московского философа, который говорил, что наша власть и наш народ больны сталинизмом, а сталинизм — это стремление к справедливости, которая понимается как равенство. Позднее на площади Сахарова из уст оратора, зачитывавшего так называемый Манифест свободной России, я узнал, что самая страшная проблема нашего общества — это разрыв между богатыми и бедными.
Несомненно, власть своими грубыми действиями подталкивает оппозиционеров к невыгодному для них самоопределению по линии «левый–правый», но тем не менее подобное самоопределение объективно необходимо. Оппозиционерам — иногда через силу — приходится «краснеть».
Начнем с того, что решительно всякий капитализм является обществом предельно несправедливым, если не сказать аморальным. Обществом, аморализм которого обусловлен системными, а не чисто ситуативными факторами. Это общество может успешно развиваться только в том случае, если в нем будут существовать достаточно богатые люди с излишком капитала для инвестирования и достаточно бедные люди, чтобы работать на тех работах, на которых никто, обладай он излишком денег, никогда бы не работал.
Если при капитализме все постепенно приближаются к равному материальному достатку, то в этом обществе немедленно начинают возникать экономические проблемы. Люди начинают хуже работать, деньги перестают цениться, и вложения средств перестают приносить доход. Усиливается инфляция, вслед за чем может затормозиться экономический рост. И всё это от того, что люди стали жить слишком хорошо и бедные стали мало отличимы от богатых.
Понятно, что капиталистическое общество просто обязано вызывать этический протест у мыслящих и совестливых людей. Интеллектуалу трудно не быть левым, но ему также трудно принять ту грустную истину, что альтернативы капитализма на сегодняшний момент могут быть только хуже этого отвратительного и аморального строя.
Москвичи среднего достатка ежедневно видят рядом со своими домами одетых в оранжевые робы мусорщиков, как правило, выходцев из Средней Азии. Много ли русских, особенно коренных москвичей, пойдет сегодня в мусорщики? Весь вопрос в том, каким иным — некапиталистическим — образом можно обеспечить принуждение людей к непрестижному труду, к труду, которым по своей доброй воле человек никогда не стал бы заниматься.
История пока знает, увы, лишь три способа. Первый — лишить значительное число людей иных источников существования. И это и есть по большому счету рецепт свободного рынка. Второй — уравнять все виды работ по зарплате, потребовать обязательной занятости, искусственно принизить привлекательность креативных профессий. Это путь государственного социализма времен его загнивания. Третий — прямое внеэкономическое принуждение в духе крепостничества или рабовладения.
Поскольку оба последних варианта едва ли приемлемы, остается нам пока жить лишь с первым, тоже отвратительным. И каков же выход для больной совести, протестующей против благополучия немногих за счет нужды и ничтожества большинства? Выход капитализм предоставляет только один — это шанс для обездоленных сплотиться и вступить в политический торг с меньшинством, чтобы в процессе этого торга отвоевать хотя бы какие-то конкретные экономические преимущества и права. Это и есть путь европейской социал-демократии, и, думаю, только он смог превратить капиталистический ад в некое подобие рая всеобщего благосостояния.
А вот в России в постсоветское время социал-демократия так и не появилась, а левые никогда за все эти 20 лет не получали возможность, защищая интересы обездоленных, вступить в политический торг с богатыми и сформулировать свою собственную реформаторскую альтернативу.
Мы до сих пор живем в мире, в котором левое воспринимается как символ какого-то отстоя. У нас до сих пор в моде социал-дарвинизм. То обстоятельство, что креативный пиар-менеджер получает много больше, чем работник хлебозавода, нам кажется совершенно нормальным, притом что последний выполняет работу, для всех необходимую, а первый — не то что не обязательную, а часто даже вредную. И если протестному движению удастся изменить подобное отношение к левому и показать, что социал-демократия необходима отнюдь не для создания фантастического социалистического рая, но для приведения в приличный вид реального капиталистического ада, то оно выполнит свою историческую задачу.
Когда-то Ларошфуко сказал, что лицемерие — это та цена, которую порок платит добродетели. Социал-демократия — это цена, которую капитализм платит воспаленной и разбуженной совести. И потому капитализм способен очиститься, только пройдя через горнило социал-демократического самоочищения. Пройдя сквозь это горнило, мы отнюдь не превратимся в ангелов, но хотя бы утратим облик свиней.
