«У нас остаются проверки бизнеса для случаев «за гранью»
Лишь 12 регионов России могут похвастаться достаточным качеством очистки воды, у остальных эти показатели ниже нормативов, заявила в интервью «Известиям» руководитель Росприроднадзора Светлана Радионова. Она также рассказала, зачем ее ведомство хочет отказаться от лицензирования транспортировки отходов, передать Минприроды свои функции по надзору за заповедниками, не скажется ли инициированное правительством прекращение проверок бизнеса на экологической ситуации, справляются ли местные власти с раздельным сбором мусора и его переработкой и с чем связана массовая гибель дельфинов в Черном море. Интервью состоялось в рамках Петербургского международного экономического форума, который проходит с 15 по 18 июня.
«Ушло пустое, настоящее осталось»
— В этом году ПМЭФ проходит по лозунгом «Новый мир — новые возможности». Новый мир, он будет грязнее или чище?
— Он должен быть чище, или его не будет. Я категорична, но это свойство контролера. Кроме того, я лучше всех напугаю, и мы сделаем всё хорошо, чем я этого не сделаю.
— В прошлом году активно обсуждалась зеленая повестка, сейчас же такое ощущение, что мир ее забыл. А если не забыл, то отодвинул очень далеко. Вам не обидно?
— Ушло пустое, настоящее осталось, и это к лучшему. Это было даже неприлично: на тему экологии говорили даже те, кто вообще ничего в ней не понимал. Нам не нужны пустые слова. Нам нужен результат.
— Правительство освободило бизнес от проверок. Наверное, в нынешних условиях это справедливо. Но не будет ли эта свобода использована во вред, а не во благо?
— По поручению правительства мы, как и все контролеры, отменили проверки. В целом — более 7 тыс. Однако весь крупный бизнес заявляет, что не собирается уходить с экологической повестки. Из всех компаний, с которыми мы общались, не было ни одной заявившей, что эта тема сегодня не приоритетна. И это, наверное, главное.
— Это высокий уровень доверия…
— У нас остаются проверки для случаев «за гранью». Это никуда не ушло, ни одна методика контроля не отменена. Не прекращаются и суды, мы достаточно активно себя ведем на этом поле. Дать бизнесу возможность перегруппироваться — да, мы готовы. Дать возможность в экспертизах — экологической, государственной, при строительстве — заменить одну технологию на другую без прохождения длинных процедур — да, мы готовы. Уйти с площадки — нет, не готовы.
«Мы с бизнесом не воюем»
— Какие направления экологической повестки вас сегодня беспокоят больше всего?
— Мы ждем большей активности государства в части строительства объектов экологической инфраструктуры. Нас особенно беспокоит очистка воды. Для нас это первоочередная задача, ведь вода — новая нефть. При этом у нас только 12 регионов могут похвастаться достаточным качеством очистки воды. Остальные 73 имеют показатели ниже норматива. При этом среди них есть и такие, которые вообще ни в какие нормативы не укладываются.
— Готовы ли вы предложить какие-то стимулирующие меры для бизнеса?
— По нашей инициативе стартовал эксперимент по консультированию бизнеса о соответствии новых инвестиционных проектов требованиям природоохранного законодательства. Мы рассказываем, какие проблемы могут возникнуть в том или ином случае, как их избежать и решить вопрос с минимальными издержками — это происходит до принятия компанией каких-то серьезных решений.
— Бизнес обращается?
— Две недели назад мы подписали соответствующие документы с «Норильским никелем», на форуме подпишем соглашение с «МеталИнвестом». Это будет большая история, ее участниками станут еще несколько предприятий — например, ЛМК. Даже целые субъекты страны приходят с вопросом, можно ли включить их в этот эксперимент. Мы первые из контролирующих органов, кто проводит такой эксперимент.
— Заочная война с крупным бизнесом закончена?
— Мы вообще не воюем. По каким-то моментам у нас всегда будут разные позиции, это нормально. Мы не готовы на соглашательскую позицию, но мы можем дать выбор, предупреждать о последствиях тех или иных действий.
«Сколько навредил — за столько и заплатил»
— Закрыта ли история с «Норильским никелем» и разливом дизтоплива, случившемся по их вине?
— История продолжается, потому что происходит ликвидация последствий. На сегодняшний момент еще идет рекультивация 27 га, утилизация собранного грунта. Продолжается и переосмысление компанией своего технологического процесса: ведь был резервуар, который сам разрушился, и был такой же рядом — он тоже был наполнен нефтепродуктами. Мы еще тогда обратили на него внимание, хотя это не было в наших полномочиях. Его сейчас разобрали. Идет модернизация целой системы.
Мне кажется, это хороший стимул. Ну и вы знаете, у нас пока не грянет — не перекрестятся. У одного грянуло, все перекрестились.
— Еще несколько вопросов по резонансным историям. В Сети часто обсуждается ситуация вокруг гибели дельфинов в Черном море.
— Да, есть такие факты. Много животных выбрасывается на берег. У многих есть повреждения от сетей — это в основном не краснокнижные афалины, у которых хватает сил вырваться, а дельфины-белобочки. Сейчас используются прозрачные китайские сети, и дельфины травмируются и погибают в море. Что касается выбросившихся на берег особей, мы брали пробу воды и не видим, чтобы это происходило из-за загрязнения.
— В Новосибирской области произошла резонансная история со свинокомплексом, отравившим своими стоками реку…
— Мне кажется, что это пример варварского отношения конкретных людей. Ведь кто-то это сделал.
— То есть, это не система?
— Нет, это не система. Это единичные случаи. Люди, бросившие шланг в лес, на водный объект и слившие любой вид отходов — это просто варвары.
«Полномочия должны быть реализуемые, реальные и эффективные»
— Как экологическая ситуация в регионах? Где хуже, где лучше?
— Все всегда спрашивают, где хуже. Хуже там, где промышленности много. Еще одна сложная проблема — сортировка твердых коммунальных отходов. Сегодня очень сложно идет вовлечение регионов в переработку вторичного сырья. Губернаторы говорят: «Нам некуда девать эту продукцию, мы не можем ее отбирать, нам не хватает мощностей для сортировки». Люди рассказывают страшные истории, как рассортированный мусор попадает потом в один бак…
Конечно, есть проблемы с чистотой воздуха — Челябинск, Красноярск, Норильск тот же самый.
Существует большая проблема с очистными сооружениями, оздоровлением водных объектов. Это сегодня одно их приоритетных направлений нашей деятельности.
— Как ситуация на рынке технологий отразилась на закупке очистных сооружений?
— Я считаю, что мы можем всё компенсировать своими силами, потому что у нас есть компании, которые на это способны.
— Ожидаете ли вы, что в это направление будет вкладываться бизнес, который раньше был ориентирован на импортное оборудование?
— Да, я считаю, что они будут в это вкладываться. На сегодняшний момент у нас есть такая договоренность. Мы внимательно следим за ситуацией.
— Сейчас обсуждают, что ваше ведомство планирует отказаться от части полномочий. Зачем?
— Мы проводим большую ревизию. Если у вас дома есть что-то, что вам не нужно и чем вы не пользуетесь, лучше от этого избавиться. Оно занимает место, отвлекает вас. Мы считаем, что полномочия должны быть реализуемые, реальные и эффективные. Если этих трех составляющих в полномочиях не имеется, значит от них надо отказываться.
Два ключевых момента мы сейчас обсуждаем. Мы предложили Министерству природных ресурсов забрать у нас полномочия по особо охраняемым территориям (ООПТ) — это надзор за животными, надзор за охотничьими ресурсами и лесной надзор. 30 ООПТ мы хотим им передать, нам кажется, это правильно. У них и так есть такие полномочия, у нас остался только «хвостик».
Второй момент — мы хотим отказаться от лицензирования транспортировки отходов, потому что считаем, что оно неэффективно. На сегодняшний момент лицензию может получить каждый, а проверить это фактически невозможно. Зачем заниматься лишней бумажной работой, которая не имеет никакого смысла?
Мы сейчас говорим, что есть 1400 держателей лицензий по утилизации отходов от использования товаров. Мы проверили только 287 из них. 70% не занимаются утилизацией. Пусть сдадут лицензии. Зачем они заполняют рынок?
«Люди из Росприроднадзора — лучшие люди»
— Появились ли какие-то новые интересные экологические инициативы в последнее время?
— На платформе «Гриниум.рф» мы запустили углеводородный калькулятор. Это тест, который любой человек может пройти и за 30 секунд посчитать, какой он оставляет углеводородный след. У меня он, например, в восемь раз больше, чем у среднего россиянина.
— Почему?
— Из-за частых авиаперелетов. Половину моего СО2 создают именно они. Но я всё же считаю, что приношу существенную пользу, это важно.
Впоследствии на этой же платформе любой гражданин России сможет получить свой green-ID. Это будет система накопления баллов, которые можно будет собирать, занимаясь «зелеными».
— А что можно будет с этими баллами сделать?
— Их можно будет потратить на многое. Это не наша платформа, мы ее идеологи, так скажем. Их можно будет потратить на реальные материальные, физические вещи или, например, поездки в транспорте. Партнеры будут прибавляться.
— Вы считаете, что именно материальной выгодой можно стимулировать человека снижать свой углеродный след?
— Для меня это одна из игрушек, которой можно привлечь внимание к проблеме экологии.
— А как обстоят дела с детской премией Росприроднадзора?
— У нас в прошлом году было 10 тыс. работ. 50 лауреатов поехали в «Орленок», больше 200 детей получили призы и признание. У нас были представлены все регионы России и 28 стран мира — вся Европа, Арабские Эмираты, Китай, очень много стран Латинской Америки.
Премия идет с марта по ноябрь, и в этом году у нас уже сейчас 10 тыс. работ. Вы понимаете, кого мы формируем? 10 тыс. ребят осознанно потратили свое время, выполнили конкурсное задание, загрузились на платформу, а это не очень просто! И будет 30 тыс., а потом 50! Мы формируем поколение тех, кто нам поможет. Всего 3 тыс. инспекторов, которые работают в Росприроднадзоре, не способны изменить менталитет. Нас спасут дети. И я трачу на это много своего времени, я трачу на это много времени правительства, потому что это важно.
— 3 тыс. инспекторов — это много или мало?
— Мало. Но мы не можем плодить контролеров бесконечно.
— А какие у них зарплаты?
— Стабильные, но не такие большие. У нас очень хороший коллектив. Люди из Росприроднадзора — лучшие люди.
