Товарищ шпион: как внук плантатора стал советским разведчиком
История ХХ века неразрывно связана с разведкой — не случайно именно именно в эти десятилетия появился и стал необычайно популярен жанр «шпионского» романа. Слово «шпион» в конечном счете потеряло даже от века сопровождавшие его негативные коннотации. Даже в СССР, где упорно держались за дихотомию «наши разведчики — их шпионы» уже к началу 1970-х в кино прозвучало сакраментальное и вошедшее в фольклор «Павел Андреевич, вы — шпион? — Видишь ли, Юра...» Одним из самых знаменитых советских разведчиков / шпионов был, несомненно, англичанин Ким Филби. Сегодня, 1 января, исполняется 110 лет со дня его рождения — «Известия» попробовали разобраться, что заставило потомка респектабельной английской семьи перейти на другую сторону и стать ревностным сторонником советской России.
Восточный синдром
Настоящее его имя было звучным и многосоставным: Гарольд Адриан Рассел — как и полагается отпрыску солидной британской семьи с традициями. Дав сыну домашнее прозвище Ким, в честь персонажа знаменитого романа Киплинга, родители невольно «сглазили», как бы предугадав судьбу наследника. Правда, киплинговский Ким шпионил против Российской империи — Киму Филби суждено было стать тайным агентом империи советской. Впрочем, отец, обладатель не менее звучного набора автонимов Гарри Сент-Джон Бриджер Филби, мог похвастать едва ли менее бурной биографией.
Выпускник Кембриджа, социалист, по собственному определению «что-то вроде фанатика», в начале века он принимает пост в британской администрации в Пенджабе, затем служит в Ираке и Трансиордании. За время работы изучает урду, панджаби, белуджский и арабский, постепенно разочаровываясь в борьбе за права рабочего класса — и очаровываясь арабским миром. В середине 1920-х его приглашает к себе советником эмир Ибн Сауд, будущий первый король Саудовской Аравии. В 1930 году старший Филби принимает ислам, берет вторую жену — арабку, ставшую матерью еще троих сыновей. Отныне его знают как шейха Абдуллу; он занимается делами созданного в 1932 году королевства, не забывая изучать природу и нравы полуострова. Примерно в это же время его старший сын соглашается работать на спецслужбы другого молодого государства на Востоке, республики рабочих и крестьян. Неудивительно, что наиболее консервативно настроенные британские исследователи величали предателями и отца, и сына. В известном смысле они были правы — и тот и другой оставили позади принципы и предрассудки своего класса и своей нации и встали на службу другому государству.
Блокнот Кима Филби на аукционе в Лондоне
Однако для суждения о такого рода поступках всегда надо видеть и понимать их мотивацию. И отец, и сын Филби руководствовались не меркантильными или иными прагматическими соображениями. Парадоксальным образом так проявилась в них одна из черт исконного британского характера — умение стоять за то, что считаешь правым и правильным. Так уж сложилось, что правой и правильной одному из них казалась помощь «дикарям»-арабам, а другому — ненавидимой буржуазным Западом стране большевиков. В конечном счете и сын, и отец поставили свои немалые таланты на службу двум важнейшим для ХХ столетия социальным и политическим экспериментам. Разве что Сент-Джон делал это открыто, с некоторым даже полутеатральным блеском, а Ким — как того требуют давние правила профессии шпиона. Или разведчика, что в конечном счете одно и то же.
В поисках себя
Впрочем, оставим, наконец, отца — и вернемся к сыну. Ким Филби родился в первый день нового, 1912 года в Амбале, административном центре сегодняшнего индийского штата Харьяна. Дальнейшая судьба продолжателя рода солидных плантаторов (по линии отца) и профессиональных военных (по материнской линии Филби состоял в родстве со знаменитым фельдмаршалом Монтгомери) шла, казалось, по вымощенному веками традиции пути: детство у бабушки в Англии, престижная Вестминстерская школа, Тринити-колледж в Кембридже. Даже увлечение социализмом не слишком смутило бы стороннего наблюдателя — кто из молодых людей конца 1920-х не увлекался прогрессивными идеями? В крайнем случае, можно было предположить, что Ким станет еще одним эксцентриком, как и его отец, — в конце концов, и это вполне вписывалось в портрет британского джентльмена. Филби, однако, зашел слишком далеко — он не просто увлекся идеями марксизма. Он поверил в них. Поэтому, когда на него вышел советский нелегал Арнольд Дейч, произошла не вербовка как таковая — просто Филби наконец-то примкнул к своим. Он стал одним из знаменитой «Кембриджской пятерки» — группы британских интеллектуалов, сознательно перешедших на сторону Страны Советов.
Ким Филби. 1968 год
«Я принял решение работать в какой-нибудь форме на коммунистическое движение в мою последнюю неделю в Кембридже. Процесс моего прихода к этому решению продолжался около двух лет. Отчасти это был рациональный подход, отчасти эмоциональный. Он включал в себя изучение марксизма и, конечно, изучение Великой депрессии и подъема фашистского движения. Конечно, у меня были и сомнения, и надежды, и критика самого себя, но мое самообразование и влияние внешних факторов, событий в мире привели меня к этому решению», — скажет он годы спустя.
Следующие три десятилетия он работал ради своей новой Родины, ради своей главной Идеи, пускай и утопической, и уже к тому времени порядком потерявшей свое исконное обаяние. Разумеется, он не мог не знать обо всех несовершенствах — да что там, ужасах — советского строя конца 1930-х. Выбирал ли он меньшее из зол или, как и многие западные интеллектуалы, сознательно закрывал глаза на «отдельные недостатки» — Бог весть. Тем более что в своей публичной жизни бывший левак стал солидным консерватором, а с 1940 года — и вовсе сотрудником британской разведки. Он был раскрыт лишь в начале 1960-х — детали его побега в СССР из Бейрута, где Филби работал на МИ-6 под легендой корреспондента «Обсервер», до сих пор остаются под грифом «Секретно».
Советский разведчик Ким Филби с женой Руфиной
Тому, что сделал Филби для Советского Союза за годы своей работы, посвящены десятки книг — нет смысла (да и места, в рамках юбилейной статьи) пересказывать их содержимое. Куда важнее понять, почему этот человек поступил так, как поступил, — и почему и сегодня заслуживает нашего уважения. Он прожил оставшиеся ему четверть века в скромной, по меркам деда-плантатора, квартире в центре Москвы, читал лекции сотрудникам спецслужб, собирал библиотеку — 12 тыс. томов, поразивших корреспондента «Санли Таймс» Филипа Найтли, получившему весной 1988 года разрешение на интервью со знаменитым беглецом. Филби женился на русской женщине (пережившей его на 33 года и умершей совсем недавно) и, судя по всему, был действительно счастлив в своей новой жизни.
Честный человек
Ким Филби встал на службу другому государству не просто по идеологическим, но и по морально-этическим соображениям. Алек Лимас, герой «Шпиона, который вернулся с холода» Джона Ле Карре, готов пойти на всё «ради страны и королевы» — публичное унижение, презрение со стороны бывших коллег, клеймо предателя, наконец. Филби пошел на все это ради другого — но, наверное, не менее достойного — идеала. Все, кто вставал на тот же опасный путь после, — хоть с нашей, хоть с «их» стороны, — делали это или ради денег, или ради извращенного тщеславия. Сдавший Филби польский перебежчик Голеневский вообще оказался психически больным человеком и остаток жизни на Западе провел, доказывая, что он — чудом спасшийся царевич Алексей.
Экспонаты выставки «Ким Филби в разведке и жизни» доме Российского исторического общества. 2017 год
Филби оказался одним из последних идеалистов в мире разведки. В конечном счете он не работал «на русских» — он, как бы ни странно это звучало сегодня для многих, работал на социализм, на лучшее, невиданное будущее. И не его вина, что движение к идеалу оказалось столь кроваво, а в финале — фарсово. Филби не дожил до распада СССР, умерев в 1988 году. Появление портрета знаменитого агента на советской почтовой марке на излете перестройки, в 1990 году, вызвало небольшой переполох в «кругах» — неужели меняется курс? Увы, курс на развал страны остался прежним — декорации не шли в счет.
Выпуск марки подвиг Иосифа Бродского на довольно злобное эссе «Коллекционный экземпляр» (занятно, что в дружбе с бывшим сотрудником МИ-5 Ле Карре нобелевский лауреат ничего предосудительного не видел). Впрочем, пенять Иосифу Александровичу на нелюбовь к родной стране довольно сложно — она, как известно, долгое время отвечала ему взаимностью. Одна строка из того эссе, возможно, оказалась по-своему провидческой: «выпуск марки с Филби — это как бы голос из будущего, СССР поджидающего». Будущее это наступило, и о Филби (как и о многих других, работавших вместе с ним) мы не забываем и сегодня. Как бы ни убеждали нас когда-то в скором забвении имени романтика, шпиона, идеалиста и абсолютно честного — по любым меркам — человека.
