«Наша киноиндустрия движется вперед»
После кассового успеха «Экипажа» в прошлом году Николай Лебедев надолго исчез со всех радаров. Корреспонденту «Известий» удалось пообщаться с режиссером в Чите, где он руководил работой жюри Забайкальского международного кинофестиваля.
— На первой пресс-конференции вы сказали, что здешние места напомнили вам Испанию.
— Да, напомнили — всеобщей доброжелательностью. Так получилось, что я прилетел сюда из Испании, а это 12 часов в самолете плюс большая разница в часовых поясах. Но, несмотря на это, благодаря местному дружелюбию я быстро почувствовал себя в своей тарелке. У меня нет подмосковной дачи, чтобы сконцентрироваться, поэтому я стараюсь уехать куда-нибудь подальше. Я сейчас разрабатываю новый проект, но об этом пока не имею права говорить (смеется).
— Тогда, может, расскажете о проекте «Мертвые ласточки», где вы заявлены художественным руководителем.
— Это мистический триллер дебютантки Натальи Першиной по ее же сценарию. Подключиться к нему меня попросила моя родная студия Горького, на которой я когда-то дебютировал и которой я чувствую себя в хорошем смысле обязанным. Кроме того, меня заинтересовал сам сценарий. В нем сочетаются жанровая природа и глубокий психологизм и человечность — это мне близко. Съемки только что закончились, и я с нетерпением жду возможности посмотреть материал. Надеюсь, там всё будет здорово.
— Вам не кажется, что есть здесь некая ирония: судя по ранним фильмам, вы всегда тяготели к западному жанру триллера, однако в массовом сознании прочно ассоциируетесь с фильмами на советском материале: «Звезда», «Легенда № 17»? И «Экипаж» активно работает с советскими кодами.
— Я всегда снимал о том, что меня волнует. И я берусь за фильм, если герои близки мне чисто по-человечески, если сопереживаю их проблемам и радостям. Жанр сам по себе не играет никакой роли, всё зависит от истории. И я не вижу никакой беды, если действие происходит во времена Советского Союза. Я сам отчасти человек той эпохи, и мне кажется глупым от нее открещиваться. Да, было много плохого, но и много хорошего тоже. Про это не стоит забывать. Нельзя отказываться от того, что составляет часть твоей генетической памяти. Мы один раз уже начинали с чистого листа в 1917 году и знаем, к чему это привело. Да и жанр триллера, хоррора я бы не называл чем-то исключительно западным.
— Вы имеете в виду такие фильмы, как «Вий» или «Дикая охота короля Стаха»?
— «Вия» я уже посмотрел сравнительно поздно, в середине 1980-х годов. Его довольно редко показывали по телевизору. «Дикую охоту…» тоже когда-то видел, это крепко сделанная картина, однако лично меня в жанровых поисках вела скорее литературная традиция. Пушкинские «Гробовщик» и «Пиковая дама», Гоголь, Жуковский, Толстой с «Упырем» и «Семьей вурдалаков», тот же Булгаков — я это всё активно читал в детстве, да и сейчас продолжаю перечитывать постоянно.
Другой разговор, что в советские годы в нашем кино фактически любой жанр отрицался. Всё, за исключением разве что комедии или мелодрамы, считалось проявлением западного образа жизни и для нас чужеродным. При этом, конечно, жанры в кино были, их протаскивали контрабандой. Скажем, сценарий Митты, Дунского и Фрида «Экипаж» читался как привычная советская производственно-личностная драма, а «начинка» в виде мелодрамы и совсем уж неслыханного для нас в те годы жанра фильма-катастрофы была спрятана глубоко внутрь — так, чтобы цензоры не догадались.
Впрочем, у нас всё равно был замечательный кинематограф. Здесь в Чите я много общался с коллегой по жюри, китайским режиссером и педагогом Се Феем. Он замечательно рассказывает о советских фильмах, про которые мы сами в большинстве своем благополучно забыли, а он знает и помнит.
— Кино, к сожалению, вообще быстро устаревает.
— Безусловно, но если это кино о настоящих человеческих эмоциях, о реальных болях и радостях, то оно будет интересно зрителю всегда. Взять того же «Человека-амфибию». В свое время картина была жесточайшим образом обругана, однако прекрасно смотрится до сих пор. Или «Весна» Александрова — легкая, искрометная картина, она когда-то удостоилась всего одного упоминания в многотомной «Истории советского кино». Время идет, а «Весна» по-прежнему свежа и современна. А идеологически выверенные фильмы, про которые исписаны десятки и сотни страниц, давно уже никому не нужны.
— Но были жанровые режиссеры, тот же Гайдай или Рязанов, равно востребованные и тогда, и сейчас.
— Определенный скепсис по отношению к их фильмам был всегда. Исходя из логики: «зрительское — значит, поверхностное». Рязанов лично мне говорил о том, как сильно переживал свою «недооцененность». Да, его любили зрители — но, кажется, и они не до конца осознавали, насколько это большой режиссер.
Слава Богу, мы заново открыли Гайдая. Правда, когда его не стало. И до сих пор мы говорим о нем без должной рефлексии. Вот это пренебрежение — не только у критики, но и в широких массах — серьезно ранит художника. И если его не расслышали раз, другой, третий, он рано или поздно начинает угасать.
Через подобное проходили многие. Ровно те же чувства испытывал Хичкок, но ему повезло. Однажды к нему приехал признанный лидер французской «новой волны» Франсуа Трюффо и записал книгу-интервью, в которой объяснил миру, что перед нами не ремесленник, а высокий художник. Просто большинство отказывалось это видеть.
— На фестивале в Чите был первый показ для зрителей космической драмы «Салют-7», которая во многом идет по пути, проторенному вашей «Легендой № 17». Я видел, что после сеанса вы что-то сказали режиссеру Климу Шипенко.
— Я сказал, что очень рад за него и за всю съемочную группу. В свое время я читал сценарий и видел определенное количество проблем, от которых в фильме не осталось и следа. А главное — я увидел на экране живые эмоции, мощное внутреннее движение и настоящее напряжение. Очень непросто добиться, чтобы зритель совершенно забыл о том, что дома его ждут проблемы, кастрюли, неглаженые рубашки, и полностью погрузился в историю. У нас этому почти не учат. И поэтому такие фильмы встречаются редко.
— В целом как, на ваш взгляд, у нас сейчас обстоят дела с жанровым, зрительским кино?
— Мне кажется важным, что, несмотря на все сложности, мы продолжаем идти вперед. А это единственный путь к успеху. Я понимаю нашего зрителя, когда он сравнивает нас с Голливудом — и не в нашу пользу. Да, там сделали «Титаник» или «Парк юрского периода». Но надо же понимать, что американцы как начали снимать кино в начале прошлого века или даже в конце позапрошлого, так и продолжают снимать до сих пор.
Там были свои кризисы, но Голливуд никогда не переживал ничего подобного тому, что было у нас в 1990-е. Кино практически умерло, была полностью разрушена индустрия. Зритель, который смотрит фильм не на экране телевизора, а в кинотеатре, просто исчез как класс. И только в начале 2000-х мы начали заново строить нашу кинопромышленность и сейчас на самом деле движемся семимильными шагами. Главное — не сбавлять обороты.
Это заблуждение, что лучше снимать меньше, но дороже. Каждый год в Америке снимается пара десятков отличных фильмов, а на них приходятся сотни провалов. Так же и у нас. Если мы хотим иметь хотя бы 10 успешных картин, надо снимать в десятки раз больше. Таков математический закон нашего вида искусства.
Справка «Известий»
Николай Лебедев родился 16 ноября 1966 года в Кишиневе. Окончил журфак МГУ и сценарно-киноведческий факультет ВГИКа. Первый большой успех к Николаю Лебедеву пришел с военной драмой «Звезда» (2002) по повести Эммануила Казакевича. Далее последовали кассовые хиты «Волкодав из рода Серых псов» (528 млн рублей сборов), «Легенда № 17» (922 млн) и «Экипаж» (1,4 млрд). Лауреат двух Государственных премий РФ.
