Акира Саката сымпровизировал для москвичей
Отличительное свойство японских музыкантов — они всегда выкладываются на полную. Недаром Япония — одна из немногих стран, если не единственная, где никогда не использовались фонограммы. Концерт Акира Саката, одного из известнейших японских джазменов, прошедший в театре «Школа драматического искусства», стал двумя часами полной самоотдачи.
На сцене стоит столик, на нем — бамбуковые трубки разной длины, какие-то палочки и даже резиновый шланг.
«Тикаморати», трио Саката-сан, начинает концерт вполне традиционно. Тихо подсапывает сакс, наигрывая On the sunny side of the street. Но вдруг знакомую мелодию инструмент начинает перебивать резкими вскриками. Потом снова летний полдень в американском захолустье, и вдруг опять резкий вопль. И вот мелодия уходит окончательно от знакомого рисунка, начинает закручиваться в какие-то немыслимые спирали. И снова спад и сонный сакс. Басист, лауреат премии «Грэмми» американец Дарин Грей берет бамбуковую трубку и водит ею по струнам контрабаса, получается жужжание шмеля. В зале тишина, слышно только, как ползает по полу в поисках ракурса фотограф. И тут Саката-сан начинает петь. Низким голосом он выводит на японском что-то вроде «Мы проживаем день за днем, но не можем найти себя. Где ты, бабочка счастья». Приходят на ум потусторонние голоса японских богов. Наверное, так пугает людей ночью в горах барсук-оборотень, главный персонаж японских сказок.
Резиновую трубку тоже выложили не просто так. Ударник Крис Корсано, записывающий альбомы с Бьорк, зажимает синий шланг в зубах и начинает обдувать через него край ударной тарелки. Та тихо звенит. Может быть, того же эффекта можно было добиться и без резиновой трубки, но музыкантам виднее.
— Мы играем чистую импровизацию, — объясняет Акира Саката. — Люди привыкли к ритмическому рисунку, а мы его рвем в самых неожиданных местах.
Саката-сан по образованию морской биолог, и первая его группа называлась «Деление клетки». Научную работу,кстати, не оставляет. Он — приглашенный профессор в Токийском университете фармацевтики и естествознания, изучает планктон и медуз, а также снял документальный фильм «Водяная блоха — безмолвный микрокосм».
— Ваша научная работа отражается в музыке? — спрашиваю.
— Я пропускаю все, что я вижу и слышу, через себя, — отвечает Саката-сан и шевелит щеточкой седых усов, напоминая кита, процеживающего планктон. — Играя музыку, я насыщаю себя, выбираю впечатления из потока жизни и потом пытаюсь передать их в звуке.
Японцев часто упрекают в копировании образцов, которые они стараются довести до совершенства, вместо того чтобы делать свое с нуля. Саката-сан не согласен, по крайней мере в отношении себя.
— Безусловно, я использую классические образцы, но на выходе получается собственная мелодия. Вокруг нас много звуков, много зрительных образов, которые можно передать через музыку, нужен лишь нестандартный подход. Это как Пикассо или Кандинский, они прекрасно знали классическую технику, но потом сломали стереотипы и стали гениями.
Япония считается самой джазовой страной мира. Правда, японцы больше любят мейнстрим, считает музыкант. Проверенное многими людьми и годами надежнее, а находить новое можно и в давно известных мелодиях, в нюансах, заметных знатоку. Такой же подход лежит в основе, скажем, любования осенними кленами. Сейчас как раз сезон, и туристические компании составляют специальное расписание, в какой префектуре Японии можно увидеть наиболее красивые краски. Если, конечно, вы знаток.
Саката-сан импровизирует. В его случае осенние клены надо было бы поместить среди весенних берез, и все их вместе упрятать под воду, чтобы вокруг плавали киты. Получается прекрасная фантасмагория.
