ОСТРОВИТЯНЕ

Все знают, что домовые любят держаться поближе к земле. Однажды мне довелось пожить на втором этаже с видом на реку, так у нас завелся самый настоящий домовой. Он двигал по квартире тапочки и включал автоответчик. С тех пор я в него почти верю. Но с годами ему все сложнее найти место, где поселиться. Первый-второй этаж домов все чаще занимает нечто под названием "развитая инфраструктура" - магазины, аптеки, сервисы. Рядом с ними и люди-то не выживут, а что уж говорить о добрых духах! И поэтому кто, как не деревенские москвичи, должен держать фронт по спасению домовых? А фронт располагается совсем рядом с ними, многоэтажками нависая над их двускатными крышами. Но они все чаще забывают об этой сентиментальной и старомодной обязанности, у тех же, кто помнит, на молоко для доброго духа не всегда и денег хватает. Троице-Лыково: избы без домовых - Домовые? - удивленно смеялись над глупыми журналистами в чудесной деревне Троице-Лыково, что в Строгине. - Какая глупость, писать о домовых! Вы вот напишите о том, как трудно мы живем. - Тяжело в деревне жить, да? А вы хотели бы сменять свой дом на квартиру? - спрашивала я, в то время как фотограф Сергей с риском для жизни лез на деревенскую крышу за очередным чудесным кадром. Люди смущались и внезапно начинали протестовать. Говорили так: - Да нет же! Что может быть прекраснее этого свежего воздуха! Этого прекрасного места для купания! Этой деревенской свободы! Но вы поймите: на дворе - двадцать первый (соседу в сторону: "Или уже двадцать второй?" - "Не-е, двадцать первый, точно!")... да, двадцать первый век. А как мы живем? Горячей воды нет? Нет! В туалете на улице в тридцатиградусный мороз никогда не сидели? Вот! Дома углем топим. Дорого, ужас! Вот если бы нам как-то помогли здесь жить, конечно, чего уж лучше было бы! И они бросали гордый хозяйский взгляд на свои сады и клумбы. А мы шли искать домового дальше. Завидев человека с большим фотоаппаратом, к нам устремились дети. Они так и вились вокруг нас, норовя попасть в кадр. Они думали, что такими большими бывают только телекамеры. Но узнав, что мы всего лишь из газеты, они, несколько разочарованные, привели нас к Алексею Грибкову. Алексей как раз весьма азартно спорил со своим братом Сергеем о жизни. С большой охотой они и нас вовлекли в этот спор. Алексей Грибков - водитель. Но он, как сам говорит о себе, - человек со стремлениями. И стремлений у него, по его мнению, намного больше, чем у человека, который живет в обычной городской квартире. Потому что он готов бороться за то, чтобы в деревне Троице-Лыково наконец появились нормальные человеческие условия для жизни. - Знаете, какое у нас зимой напряжение электрическое в сети? - весело спрашивает нас Алексей. - 137 вольт. Я мерил специально. Ладно там холодильник не работает... Пусть. Все вынесу на улицу - не растает. Ну телевизор там... Ногой наподдашь ему - заработает! Но ведь нечеловеческие условия же! И что нам остается делать? - Что, что! Мужикам - водку пить от безысходности, - важно подытоживает брат Сергей. Домовых они не видели. Да если б и видели, не поверили бы своим собственным глазам. Два брата продолжили свой спор, а мы пошли по деревне дальше. И встретили немного ссутулившуюся, но очень милую старушку. Мы подошли к ней и спросили, не видела ли она домового. - У меня есть домовой, - сказала старушка. - Но вы, пожалуйста, уж не фотографируйте меня. И не пишите, как меня зовут. А то меня здесь знают, потом позору не оберешься. Скажут: в домового, как дите малое, верит. У меня и внучка - шесть лет ей - приезжает ко мне, стыдит: "Как тебе, бабуля, не стыдно! Это же не домовой, а Покемон!" Что за покемон? Семьдесят лет прожила, про домового знала, а про покемона первый раз услышала. А домовой - ну понятно, как же без домового? Шкодит. То нитки спутает, а я уж старая, вижу плохо - тяжело распутывать. То крупу просыплет. А иногда хихикает в углу. - Молоко-то даете ему? - Да нет, молоком я его не пою. Дорого. Да он и не просит. Собака едой с ним делится. Все знают про него, все звери. Только люди забыли о нем. У нас тут человек четыреста живет. А домового только я, кажется, и знаю. И действительно, у кого бы мы еще ни спросили о домовом, все только удивлялись глупости и праздности нашего вопроса. Алла Григорьевна, голубившая своих роскошных кошек - абсолютно черного Макса и абсолютно белую Мулю, - приняла нас очень ласково, но немного грустно: она не ждет, что жизнь деревни серьезно переменится. А жить нелегко. Особенно тяжело зимой. Все тот же уголь, которого полагается от государства полторы тонны (а их категорически не хватает), дорог нынче. По 1700 рублей тонна, а докупить нужно не меньше двух. Вот недавно сын аж из Питера привез немного бесплатных дров. А что-то запасла и она сама. Для того чтобы топить осенью, когда еще не очень холодно, подойдут и дрова. И мы распрощались с Аллой Григорьевной, не знакомой с домовыми, и отправились на другой конец Москвы. Мы приехали в Царицыно. Ленино: вне плана ГОЭЛРО Неподалеку от екатерининских дворцов и Царицынского парка расположилась небольшая деревня Ленино. Троице-Лыково - это общеизвестный адрес деревенской Москвы, а вот об этой деревне со старомодным названием мало кто знает. Если пройти ее насквозь, так, как поведет тебя дорога, то не увидишь ничего, кроме фасадов домиков-развалюшек и ветвей яблонь, под тяжестью яблок склонившихся до земли. И крапива в человеческий рост. И можно узнать наконец в этой душной Москве, что такое мифическое "повеяло свежестью". Тишина и никого в округе. Но в одну из калиток входит женщина, и мы устремляемся за ней. В старом доме, местами заваленном хламом, живут тетя Наташа и Иван Павлович. Дом горел пару лет назад, тогда приехали пожарные, почему-то без воды, и смотрели на пожар. С тех пор тетя Наташа и Иван Павлович, которому уже семьдесят пять лет и у которого вторая фронтовая группа инвалидности, и не пытаются восстановить былой уют. К тому же живут в этом доме они только летом, а зимой - в хорошей квартире совсем рядом. Иван Павлович все больше молчит, поэтому об их житье-бытье мне рассказывает тетя Наташа. - Эх, Маняша, в деревне совсем никого уж не осталось, - говорит она. - Ведь ее того и гляди должны снести! А ведь когда-то уж такая красота была. Вот Иван Павлович сам строил этот дом. Иван Павлович, в каком году? В пятьдесят седьмом? Да вы посмотрите, какие тут стены крепкие, каменные! А ведь два пожара было. Мы вот думаем, может, когда всю деревню снесут, этот дом не будут, а? Ведь такой дом хороший! Может, пусть бы здесь какая администрация была, что ли... А то бы не сносили деревню пока, а? Как же так можно! Вот у Ивана Павловича четыре года назад супруга умерла. И он не хочет совсем отсюда уходить. Говорит: здесь моя молодость, здесь мое счастье. Но, конечно, какая уж тут жизнь? Вот в прошлом году приезжал префект, смотрел тут все. Колонку снесли, столбы электрические порезали. Воды нет теперь, электричества нету. Наверное, потом нас выселят, а здесь коттеджи будут строить. - А как же вы здесь живете без электричества? - Да вот так и живем, со свечками. Все лето. Еду на печке готовим. На вопрос о домовых тетя Наташа только улыбается. - Нет, - говорит, - нет у нас домовых. Вот две только собаки: Веста - старая совсем, она и носу не высовывает больше, и Блэк. Он хороший такой, умный, потому что не чистокровный. Мы его Черномырдиным зовем: морда-то вон какая черная! - А живет ли здесь кто-нибудь постоянно? - спросили мы. - Да кому здесь жить? Только вот летом, как на даче. Бомжи если только. Но тут в наш разговор вмешался Иван Павлович, совсем седой синеглазый старик. - Если вернетесь чуть-чуть и повернете с основной дороги направо, по дорожке, то и найдете там. Ближе к пруду. Кажется, двое там живут постоянно. И мы отправились чуть-чуть назад и направо. Ветки совсем почти закрыли этот проход и выглядел он совершенно диким. Мы прошли сколько-то этой безлюдной дорогой, и вдруг она превратилась в совершенно жилую деревенскую улицу. Веселый гомон, подростки и прекрасные лошади. К журналистам они отнеслись недоверчиво, хоть и попозировали верхом. - Мы здесь, конечно, не живем, мы рядом живем, а тут просто за лошадьми ухаживаем, - сказали они нам. - Но кое-кто живет здесь и постоянно. Вон Лена, например, хозяйка лошадей. - Они ткнули пальцем в соседний прекрасный дом, окруженный не менее прекрасным и крепким забором. - Лена, Лена! - прильнули мы к забору. На наш зов вышла девица в черном. - Кто такие? - хрипло поинтересовалась она, но не у нас, а у ребят. - Лена, это журналисты из "Известий", они хотят с тобой поговорить. Какая-то девушка прошла мимо нас, зашла на территорию Лениного дома и защелкнула калитку прямо у нас под носом. - Ну и че они хотят? - спросила Лена у подошедшей. - Да не знаю, вопросы какие-то собираются задавать. - А-а. Ты собираешься с ними разговаривать? (Та помотала головой.) И я не хочу. Пусть идут к бабе Рае, - негромко прохрипела Лена. Они развернулись и ушли в дом. Но и баба Рая, обладательница не менее крепкого и замечательного дома, не пожелала покинуть его для разговора с нами. Да и нас внутрь не пригласила. Мы были несколько озадачены таким неприязненным приемом. Никто не хотел нам жаловаться на то, что нет электричества и воды. Тем временем мимо проезжали "БМВ" и "Саабы" (Царицыно, кроме всех своих дворцово-парковых достопримечательностей, еще и общеизвестное стрелочно-разборочное место). Подростки изредка бросали на нас сочувственные взгляды. Но у них было много работы. Потом они попытались нам объяснить, почему нас приняли так неласково. Сами они работают на Лену и других, кто держит лошадей здесь, в Ленине. А всего в деревне шестнадцать лошадей. Работа заключается в том, что с утра они гонят лошадей пастись, а в это время собирают траву. Голыми руками. После чего лошадей отправляют на выезд: катание праздной публики. Таким образом имеют возможность и самим кататься верхом. По их мнению, Лена решила, что мы будем расспрашивать ее о бизнесе, а она не хочет отвечать на эти вопросы. И тогда мы спросили у них, не встречались ли им здесь, в Ленине, домовые. Они сдержанно смеялись, прикрывая рты ладонями. Потом одна девочка застенчиво сказала: "Бывает очень страшно возвращаться поздно отсюда. Когда темно. Что-то ведь есть такое, точно есть". Но мы сказали, что нет, это не домовой. Домовой добрый. С ним не страшно. Он - хранитель уюта. И она сказала: "Ну тогда я буду ждать, когда мы с ним встретимся. Авось, деревню еще не скоро снесут. И лошади пусть пока с нами останутся. А как выглядит домовой, вы знаете?" Мы знаем. Хоть мы его и не встретили. Он совершенно не похож на Покемона. Домовой - это тот, кто живет в доме. В простом, добром, деревенском. И никак не соглашается переехать в многоэтажку, ездить на лифте и стучать по батарее соседям сверху: "Три часа ночи! Прекратите шуметь!" Каждый, кого мы видели сегодня, кто хранит тепло домашнего очага в деревянном доме, каждый из них - немного домовой.