«Нет ничего постыдного в словах: мне нравится насилие в кино»
Квентин Тарантино считает, что не смог бы снять кино о Средневековье, насилие на экране никак не связано с насилием в жизни, а Брэд Питт и Леонардо Ди Каприо похожи на звезд классического Голливуда. Накануне российской премьеры своего фильма «Однажды в… Голливуде» культовый режиссер приехал в Москву и очень многое успел за два неполных дня. Прогулялся по Кремлю — экскурсию провел лично министр культуры Владимир Мединский. Дал пресс-конференцию и признался в любви к фильму «Человек-амфибия», который с упоением смотрел в детстве (не зная, правда, что он советский). Прошелся по красной дорожке и согласился с фанаткой, что душа у него все-таки русская. И конечно, встретился с «Известиями».
— Вы просили не раскрывать детали сюжета, поэтому буду формулировать вопросы максимально аккуратно. Помимо прочего, ваш фильм рассказывает и о кризисе института звезд классического Голливуда. Я правильно понимаю, что вы выбрали Брэда Питта и Леонардо Ди Каприо на главные роли в том числе потому, что они похожи на тех героев тех лет?
— Да, конечно, частично из-за этого. Например, с Леонардо мы много говорили об этой проблеме. Вообще, протестное движение 1960-х сильно повлияло на Голливуд. Появился совершенно новый тип героя. Не похожий на те, что были в 1950-е и даже в начале 1960-х, когда звезды-мужчины старательно зачесывали лысины и отращивали бороды, пытаясь стать эталонами героического поведения и маскулинности. Тогда еще пытались быть такими «хорошими парнями». А в конце 1960-х всё изменилось. Новый идеал стал длинноволосым, прихипованным, этаким «счастливым сыном знаменитых людей». Как молодой Питер Фонда. Или молодой Майкл Дуглас.
— Ваши фильмы часто критикуют из-за чрезмерного насилия. В «Однажды в… Голливуде» даже есть эпизод, где герои обсуждают, что старые вестерны провоцируют насилие. Но сами вы так не считаете?
— Да, я совсем так не считаю. Мне кажется, даже доказано, что между агрессией в кино и агрессией в жизни нет никакой связи. Я сам могу доказать на примере одной страны. Нигде не было настолько жестокого кино, как в 1970-е годы в Японии. Да и вообще японское кино всегда было ультражестоким, но у них самый низкий уровень преступности по сравнению с любой другой крупнейшей страной мира. Они до сих пор снимают очень кровавое кино, и там его совершенно адекватно воспринимают.
Для меня кинематографическое насилие всегда проходило по части эстетики. И я не вижу ничего постыдного в том, чтобы сказать: мне нравится насилие в кино, но я, естественно, не переношу его в жизни. Конечно, вы как зритель можете сказать, что вам не нравится на такое смотреть. И вы имеете полное право так говорить. Но это всё равно как если бы я сказал, что мне не нравятся танцы в фильмах или не нравится дешевый юмор в фильме. Каждому свое.
— А вы верите, что может быть искусство ради искусства, или моральный аспект никто не отменял? Просто кажется, что в вашей картине мораль все-таки присутствует.
— Конечно, там есть мораль, но я не хотел бы ее озвучивать. Пусть зрители сами догадаются. Но это не главное, как мне кажется. Мне очень понравилось, как один критик описал свои ощущения от моих фильмов. Он сказал: да, мне нравятся фильмы Тарантино, но если задуматься, конечно, вселенная, которую он создает, очень жестокая. И она не одна такая. Он наследует вселенной Серджио Корбуччи (режиссер спагетти-вестернов №2 после Серджио Леоне; в его фильме якобы снимался герой Леонардо Ди Каприо. — «Известия»). Есть сумасшедшие вселенные японских или гонконгских фильмов. Но, продолжает этот критик, вселенная Тарантино — первая вселенная, в которой я захотел жить. А это примерно то, чего я и хотел добиться.
— Не секрет, что жизнь является для вас материалом для кинематографа: вы постоянно черпаете вдохновение из того, что вас окружает. В первый же день своего приезда в Москву вы гуляли по кремлевским музеям, впечатлились Царь-пушкой. В каком сюжете, на ваш взгляд, Царь-пушка могла бы выстрелить?
— Ваша Царь-пушка — это, конечно, впечатляющее зрелище. Но мне тут же раскрыли глаза на нее. Оказывается, если внимательно посмотреть на те ядра, что лежат возле нее, станет очевидно: они чисто физически в эту пушку не влезут (смеется). А если о кино — знаете, я совершенно не представляю ситуации, чтобы я вдруг взялся снимать какой-нибудь фильм о Средневековье. Я не очень понимаю это время. Да вам и не нужно, чтобы я снимал такое кино! Есть другие прекрасные режиссеры, которые прекрасно это делают. Ридли Скотт, например. Вот он мог бы снять отличный фильм про Царь-пушку.