«Культура — это институт развития»
Художественному руководителю Театра мюзикла, телеведущему, в прошлом — министру культуры РФ Михаилу Швыдкому исполнилось 70 лет. В преддверии круглой даты «Известия» встретились с юбиляром в здании театра на Пушкинской площади и расспросили о премьерах нового сезона, отношении к возрасту и роли культуры в современном обществе.
— Поговорим о вашем юбилее…
— Что об этом говорить. Об этом уже плакать надо, а не говорить (смеется). Как писал Оскар Уайлд, трагедия не в том, что мы стареем, трагедия в том, что мы остаемся молодыми.
— Людям по достижении определенного возраста свойственно сожалеть как о содеянном, так и о том, на что они не решились.
— Скажу вам сразу — поражений от побед не надо отличать, как писал поэт, но и побед от поражений тоже отличать не надо. Каждая победа — это начало тяжелого испытания, которое ждет впереди. Как только ты понимаешь, что это победа, сразу про себя думаешь: «А дальше что?». И это очень страшно. Поэтому про победы ничего говорить не буду.
Я, наверное, жалею о поступках, которых мог бы и не совершать… И все-таки, нет — жалеть бессмысленно. Генрих Белль писал, что есть поступки, которые нельзя искупить даже раскаянием. Я понимаю меру своих грехов, но поступков, которых нельзя искупить раскаянием, пожалуй, не было. Хотя только Всевышний знает меру наших греховных действий.
— Если бы вы могли пройти свой жизненный путь заново, что бы вы изменили?
— Я бы ничего не менял в своей жизни. Во-первых, это глупо, во-вторых, невозможно. Я признаю за собой много ошибок, но менять ничего бы не стал. Это моя жизнь, и то, к чему я сегодня пришел, — это результат не только правильных поступков, но и моих грехов. Я никогда не думал, что моя жизнь будет завершаться именно так, потому что начиная с конца 1980-х годов всё стало меняться очень быстро. Менялись места моей работы, менялись мои амплуа. Я бы никогда не подумал, что буду создавать театр, — сама мысль показалась бы мне безумием.
Кстати, с возрастом я стал очень внимательно относиться к жизни. Стал меньше ходить в театр, чаще хожу в консерваторию или в музеи… Но то, что мне нужно, я черпаю из общения с людьми. Человеческая личность — это не менее удивительное явление, чем любой спектакль или фильм, а может быть, и более.
— Со сменой эпох, ваших рабочих мест и амплуа менялись ли ваши ценности?
— Мои ценности и правила жизни не менялись никогда. Я всегда пытался понять собеседника. Всегда считал, что одной из самых высших добродетелей является сострадание, а одно из самых важных качеств — умение понять не себя, а другого.
Самое главное, что я вынес за свою жизнь, — нельзя сдаваться и опускать руки. А еще я говорю своим студентам: «Ребята, ничего не бойтесь». Хотя я сам боялся очень многого. Человек всегда боится. Толстой написал в «Анне Карениной»: когда у Левина родился ребенок, он вдруг понял, как расширилось поле его уязвимости. Когда у тебя много людей, за которых ты отвечаешь, поле уязвимости расширяется до бесконечности. Но правило всё равно остается одним: не сдаваться перед ударами судьбы, потому что тогда не имеет смысла жить.
— Как будете отмечать юбилей?
— Свой день рождения я проведу со своей семьей: женой, детьми, внуками. С каждым годом начинаешь ценить такую возможность всё больше и больше. А потом поеду к маме, ей 93 года, и застолье ей в тягость. А большую гулянку мы закатим на премьере в Театре мюзикла 20 сентября.
— Почти год назад Театр мюзикла перебрался на Пушкинскую площадь. Что вам дал переезд?
— Переезд в центр — всегда важное событие в жизни любого театра. Как говорят в таких случаях риелторы и продюсеры, самое главное в театре — не спектакли, а локация. На «Горбушке» мы могли делать то, чего здесь делать нельзя. Там мы больше экспериментировали, шли на риски. Даже рок-оперу «Преступление и наказание», которую поставил Андрей Кончаловский, я бы на Пушкинской, наверное, ставить не рискнул.
В центре всегда нужен успех. Здесь всё по-другому устроено, публика тоже другая. На «Горбушку» люди ездили специально: они знали, что там есть некий Театр мюзикла, где идут такие-то спектакли, которые надо поехать посмотреть. А здесь ты себя немножко чувствуешь, как девушка на Тверской в 1990-е годы, потому что становишься совсем общедоступным (смеется). Здесь к нам не ходят специально, а заходят. Так, из любопытства. И всё же, по-моему, мы сохранили нашу старую публику и приобрели новую.
— Какие планы на новый сезон?
— Сезон начнем совершенно новым спектаклем со старым названием «Жизнь прекрасна» с новой сценографией легендарного сценографа Большого драматического театра Эдуарда Кочергина. Надеюсь, этот спектакль вызовет некое удивление, потому что я в нем тоже участвую — не только разговариваю, но еще и пою и танцую. Довольно сложно на старости лет менять профессию, заниматься новым ремеслом…
В январе к нам приезжают наши канадские коллеги — театр «7 пальцев», с которым мы ставили «Принцессу цирка». Они выпустили новый спектакль «Пассажиры», и мы уговорили их сделать европейскую премьеру в Москве вместо запланированного ими Парижа. В январе они сыграют у нас 20 спектаклей.
Параллельно мы присматриваемся к разным проектам. Я не исключаю, что в нашей ночной линейке, которая начинается в 11 вечера, мы поставим рэп-оперу «Орфей и Эвридика» с молодыми артистами и с настоящими рэперами.
— Поколения Басты?
— Помоложе. Но называть их поименно еще рановато.
— Хотите завлечь в театр молодежную аудиторию?
— Нам хочется несколько расширить аудиторию. Зрелых мужчин мы особо не привлечем, а молодых людей, наверное, можно. Рэп сегодня — уже почти классика. Мы не успеваем за временем. Посмотрим, что из этого получится. На нашу ночную линейку показов, например, приходит совершенно другая публика — не просто молодая, а какая-то иная. Они по-другому одеты, по-другому подстрижены, по-другому двигаются, чем зрители мюзиклов, которые начинаются в 7 часов вечера. Иногда я сталкиваюсь с пестрой «индейской» окраской и понимаю, что это новый зритель. Это очень хорошо.
— Вы забыли про мюзикл о телевидении. В прошлом сезоне вы обещали «Известиям» выпустить его в конце 2018 года.
— В конце года, увы, не получится. Это оказалась очень трудная работа. Мы уже нашли композитора — он из Канады. Мы ему загрузили всю музыку российского телевидения за последние 20 лет, и он готовится удивить нас оригинальными композициями. Постановкой займется та же команда, которая делала «Принцессу цирка».
Нам очень важно сделать эту работу серьезно. У нас есть сложности в создании либретто, потому что авторы сразу начинают писать какую-то пародию на телевидение. А я этого не хочу. Я на телевидение пришел 51 год назад — мне было 19 лет. Вся моя жизнь, в разных ипостасях, связана с телевидением, поэтому я не хочу его пародировать, это глупо. Для меня телевидение — это вся моя жизнь, даже больше, чем жизнь.
— В интервью «Известиям», когда уже стало известно о вашей отставке с поста министра культуры, вы сказали: «Я крайне не удовлетворен результатами своей деятельности как министра. Мне не удалось сломать стереотип восприятия культуры в обществе». Сломлен ли стереотип, о котором вы говорили в 2000-х, сегодня?
— Нет. И это колоссальная проблема, которая до сих пор, как рок, витает над нашей культурой и нашей жизнью. Культура — это не развлечение и не украшение жизни. Культура — это не то, что о ней, как правило, думают. Не надо забывать, что кроме культуры в узком значении этого слова есть еще и искусство. Они находятся в таком же конфликтном состоянии, как наука и образование. Культура — это традиция. Как справедливо говорили некоторые, культура начинается с табу. Я тоже считаю, что любая культура, светская или религиозная, начинается с запрета. Это система ценностей, которую принимает общество и с которой живет. Эта система очень важна, потому что она придает нации идентичность. Мы говорим: «русская культура», «немецкая культура», «татарская культура».
Искусство занимается ровно противоположным — оно преодолевает запреты. Образование — это система сложившихся знаний, а наука эти знания преодолевает, развивает, изменяет. Новые знания — всегда потрясение. Новое искусство — всегда потрясение.
В широком смысле культура — не просто институт сохранения ценностей, это институт развития. Культура серьезно влияет на экономику, потому что она влияет на психологию людей, развивает их «творческость». Если нам нужны творчески ориентированные инженеры, экономисты и так далее, то этого невозможно добиться с помощью одного образования. Да, люди получат навыки и знания, но они должны получить еще и творческий импульс. В них надо зародить божью искру, а это может сделать только культура.
— Как, на ваш взгляд, сегодня воспринимает культуру общество?
— К сожалению, в обществе до сих пор доминирует представление о культуре как о некой идеологии. Государственным менеджерам часто кажется, что нужно финансировать культуру только потому, что она формирует нужные, «правильные» смыслы, но это не так или не совсем так. Формирование человеческих ценностей происходит более сложно и более противоречиво и зависит не только от художественной культуры. Надо понимать, что искусство — инструмент развития личности. И не всегда важно, какое оно — консервативное или радикальное.
Я не смог убедить людей в том, что искусство и культура — это нечто большее, чем то, что о них сегодня думают, что к ним нельзя относиться примитивно, утилитарно, считать их неким суррогатом идеологии. Может быть, это и есть самое главное поражение в моей жизни.
— Как думаете, XXI век — это век уверенных в себе людей?
— Маркс ответил однажды, что больше всего ценит в людях сомнение. Но люди размышляющие — это не обязательно люди не действующие. С другой стороны, размышление часто парализует действие. Я боюсь, что XXI век — век самоуверенных людей. Вот это опасно. Уверенные люди — это хорошо, я уважаю уверенных и сам очень упрям. Но самоуверенность — большой риск. Слишком много самоуверенных людей, которые считают, что они всё знают.
— Альфред Хичкок говорил, что хорошее кино — это когда не жалко денег, потраченных на билет, ужин и няню. Что такое хороший театр и хороший спектакль?
— У нас неслучайно висит огромный лозунг на весь фасад: «Счастье здесь». Я всю жизнь занимаюсь только одним: всегда хотел сказать людям, что при всех сложностях, тяготах и трагедиях жизнь — это счастье.
Я хочу, чтобы люди приходили сюда и здесь им рассказывали, что они хорошие. Люди искусства скажут мне: «Это всё глупости, ширпотреб. Мы должны рассказывать о социальных проблемах, о том, как трагична жизнь». Поверьте, мне не надо рассказывать, что жизнь трагична, — я это слышу каждую секунду из всех средств массовой информации, в каждом разговоре. Чтобы сказать, что жизнь дерьмо, не надо большого ума и большой внутренней силы. А вот для того, чтобы сказать, что жизнь — это подарок, счастье, что она прекрасна, нужно приложить некоторые усилия.
Я оцениваю людей по умению сострадать и умению относиться к себе с иронией, но есть еще одно важное качество. Люди должны любить. Не надо думать, что любовь — это только Бог. Любовь — это человеческое бытие. Я, к счастью, ни одного дня не прожил без состояния влюбленности. Это очень важное качество.
Для меня театр — это послание людям, что они замечательные. Все, кто приходит в зрительный зал, замечательные. За три часа, которые идет спектакль, мы должны еще раз объяснить, что они прекрасные, любимые, настоящие. Только плохая учительница говорит нашалившему ребенку: «Ты плохой». А хорошая учительница говорит: «Милый, ты замечательный, но сегодня ты поступил нехорошо». Это колоссальная разница. Наш театр для того и существует, чтобы люди почувствовали, что они прекрасны. А какими будут люди — такой и будет наша жизнь.