Алексей Бородин: «Кто-то в театре должен отвечать за всё»
Худрук РАМТа Алексей Бородин назначил главным режиссером театра Егора Перегудова. «Известия» поговорили с народным артистом о том, почему важно воспитать себе смену, не уходя на пенсию.
— Алексей Владимирович, зайду издалека. Вы возглавили РАМТ в 1980-м.
— Сначала я был назначен главным режиссером, и только спустя время появилась должность художественного руководителя. Сегодня Министерство культуры заключает контракт с худруком, а я уже с остальными: директором, заместителем, главным режиссером и так далее. В некоторых театрах иная модель управления: министерство заключает контракт отдельно с директором, отдельно с худруком. Однако я всё равно считаю, что кто-то должен отвечать за всё.
— Как вы стали худруком?
— Я учился у Юрия Александровича Завадского, который руководил Театром Моссовета. После выпуска решил поехать в Киров, понял, что хочу такое место, где буду сам решать, что и как ставить. Советский театр был тоталитарным — главный режиссер решал всё. Да и до сих пор такие театры остались. И мне тоже хотелось, чтобы всё зависело от меня, но по натуре я не диктатор и всякую диктатуру презираю, так что старался сочетать: вести театр вперед и одновременно оставаться тем, кто я есть, ничего из себя не изображая.
В Киров я уезжал не на время, ехал работать. И мы вполне хорошо работали, были на гастролях в Москве и Ленинграде. Меня заметили в министерстве и в 1980 году перевели в столицу. В Москву я тоже приехал, чтобы работать. В расчете, кстати, на то, что здесь был когда-то потрясающий театр, который тогда назывался «Центральный детский». Создавала его Наталия Сац, но уже в моей юности и студенчестве театром руководила Мария Иосифовна Кнебель. Здесь служили Анатолий Эфрос, Олег Ефремов, драматург Виктор Розов. Это был один из самых сильных, лучших и передовых театров.
— В каком состоянии он вам достался?
— Я помнил этот театр очень хорошо, а приехав сюда, понял, что он стал скорее ведомственным: такой детский, комсомольский, пионерский. Хотя здесь еще оставались прекрасные артисты, были интересные спектакли, но надо было впустить свежий воздух, «проветрить», устроить сквозняк. Этим я и занимаюсь много-много лет.
— Почти 10 лет назад вы запустили программу «Молодые режиссеры — детям». Почему именно в тот период появилась необходимость дать шанс начинающим режиссерам?
— На определенном этапе я понял, что в режиссуре произошел временной провал. Когда мы начинали, то за кем-то шли, а за нами образовалась пропасть. У меня было ощущение, что поколение, которое готово ставить на больших сценах, ушло куда-то в подполье. Но в какой-то момент вдруг появились молодые режиссеры, которым стали интересны большие театры, и тогда мы придумали проект «Молодые режиссеры — детям».
На курсе Сергея Женовача в ГИТИСе есть «семестр сказок», это его ноу-хау, а мне как раз нужно было обновить именно детские спектакли, потому я обратился к Сергею с предложением, и его студенты стали первопроходцами в нашем проекте. Молодые артисты откликнулись, работа закипела, и вдруг выяснилось, что детский спектакль — это самая прекрасная игра. А что же лучше игры есть в театре?
Так у нас появились спектакли по Афанасьеву, Шергину, Киплингу. За эти годы у нас поработало больше десятка режиссеров с курсов Женовача, Хейфеца, Гинкаса. А у меня неожиданно возникло ощущение, что это входит в мои обязанности, я понял, что должен заниматься молодыми режиссерами, которые захотели работать в больших театрах.
— Я к чему все это спрашивал. Вы почти 40 лет возглавляете РАМТ. Почему именно сейчас возникла необходимость в главном режиссере?
— Это тоже процесс. Как и с режиссерами, ощущение моей личной ответственности возникло и в отношении театра. На кого я его оставлю? Кому передам? Не сию секунду — я не ухожу, но нужно реально смотреть на вещи: я не вечен и должен готовить себе в этом смысле смену. Я уверен, что это позитивное и правильное решение.
— Необходимо ли вводить подобную практику повсеместно — чтобы художественный руководитель брал под крыло одного-двух режиссеров, растил их, присматривался?
— Мне кажется, наступило время, когда обязательно должно быть так. У нас обычно строится театр одного сильного режиссера, и до последнего времени мне казалось, что это вполне нормально. Но времена меняются, и сейчас я думаю, что некоторые из молодых готовы к тому, чтобы встать в одну линию с мэтрами. Я очень внимательно наблюдал за Егором Перегудовым, когда он ставил спектакли у нас и в других театрах Москвы. Долгое время он был штатным режиссером в «Современнике».
Я воспринимаю его как человека, который готов к тому, чтобы я постепенно передавал ему свой опыт. Конечно, я по-прежнему буду за все отвечать и ставить спектакли тоже буду. Но Егору можно будет вручить штурвал и позволить вести корабль в спокойном море. Когда же сильный ветер или шторм, тогда уж я сам.
— Мы знаем, как штормит театр и актеров, если у директора и худрука разные взгляды на процесс. А как складывается внутренняя жизнь театра, когда на мостике капитана появляется юнга?
— Я уверен, что мы с Егором сможем не поддаваться на всякого рода провокации, думаю, у нас хватит ума, чтобы понимать, что мы дело делаем, а не занимаемся самоутверждением. Конечно, амбиции нужны, в театре без них не обойтись, в творческих вопросах у нас могут быть какие-то расхождения. Это естественно — мы две разные профессиональные единицы, что надо учитывать. Вот и всё.
— Но взгляды на театр у вас сходятся?
— Если поколения внутри театра начинают двигаться, сталкиваться друг с другом, это очень хорошо. Наша задача с Егором — держать берега, чтобы все это не расплескалось. А дальше снова провоцировать на броуновское движение. Егору 35 лет — самый подходящий возраст, чтобы брать на себя ответственность за театр. Я пришел в РАМТ, когда мне было 38.
— Над чем вы сейчас работаете?
— Том Стоппард, которого мы с гордостью можем назвать нашим автором (в театре идут спектакли по его пьесам «Берег утопии» и «Рок-н-ролл». — «Известия»), прислал нам свою новую пьесу. Она будет называться «Проблема», и сейчас я работаю над редакцией перевода. Судя по тексту, Стоппард страшно увлекся вопросом: мозг рождает сознание или сознание все-таки находится вне мозга? Над этим вопросом сегодня бьются ученые во всем мире. И, как всегда у Стоппарда, большая тема в пьесе раскрыта через конкретных людей и очень иронично. Скоро сделаю распределение ролей и начну репетировать.
Параллельно должна приступить к работе Рузанна Мовсесян — выпускница Школы-студии МХАТ, она будет ставить известную книгу Наринэ Абгарян «Манюня». Затем Егор Перегудов начнет репетировать «Убить пересмешника» Харпер Ли, француз Ален Маратра поставит «Двойное непостоянство» Мариво. Это Большая сцена, а на малых работают молодые режиссеры. У РАМТа прекрасное здание, но оно ограничено — ничего сюда пристроить нельзя. Но мы, люди, больные театром, что называется, ищем пространство.
Репетиционный зал превратился в «Черную комнату», где вовсю идут спектакли. На втором ярусе появилась Маленькая сцена. Один из «женовачей» Олег Долин загорелся идеей сделать спектакль в единственном депрессивном месте в театре — антресолях над зрительским гардеробом. И добился. Сегодня это — Белая комната, одно из лучших пространств, которые у нас есть. Сейчас Олег Долин хочет ставить пьесу Гоцци «Зобеида» во внутреннем дворе театра. Будет такой летний спектакль.
— Последнее. У театра на данный момент есть худрук, главный режиссер, но нет директора — Софье Апфельбаум предъявлено обвинение по делу «Седьмой студии». Будете закрывать эту вакансию?
— Ее кабинет свободен. Там табличка висит: «Директор Софья Михайловна Апфельбаум». Когда я труппе представлял Егора, то сказал, что мы Софью Михайловну ждем и никаких других вариантов у нас быть не может.
Алексей Бородин окончил ГИТИС, курс Юрия Завадского.
