На Театральной площади настали «Последние дни»
Жанр очередной премьеры, предназначенной любителям истории и русской словесности, худрук Российского академического молодежного театра (РАМТ) Алексей Бородин определил как «театральный пасьянс». По его словам, в «Последних днях» «сходятся не только вымышленные и реальные герои разных эпох, но и авторы, разминувшиеся в веках».
В данном случае авторы — это Александр Пушкин с «Медным всадником», Михаил Булгаков с «Последними днями» и Борис Акунин со своей новой, специально для РАМТа сочиненной пьесой «Убить змееныша». В основу всех произведений положены реальные события — соответственно петербургское наводнение 1824 года, дуэль и смерть Пушкина, случившиеся в 1837-м, и мужание юного Петра I, взявшего в свои руки правление страной в 1689-м.
Как вид досуга пасьянс — занятие неторопливое, располагающее к размышлению и финальному удовольствию от ловко образовавшегося расклада. С точки зрения верности формату спектакль выглядит неровным. Эстетическое наслаждение, полученное от сочинений Пушкина и Булгакова, страдает от соседства с пьесой современного автора.
Но сначала о приятном. Заключается оно в том, что по выходу из зала отдельные зрители цитируют «Медного всадника» (не в этом ли главная цель литературного театра, сторонником которого зарекомендовал себя Алексей Бородин?). А также в том, что на московскую сцену вернулись «Последние дни», одно из самых ярких в театральной истории жизнеописаний. От пошлости, свойственной инсценированным биографиям, ее спасает отсутствие на сцене главного героя, а от суеты (без малого три десятка персонажей) — мастерство речевых характеристик и упругий ритм.
И пьеса, и «разрежающая» ее поэма поданы с отменным вкусом. Чеканные строки «Медного всадника» включены в исторический контекст. Читают их петровский служивый (Дмитрий Кривощапов), пушкинский интеллигент (Максим Керин) и булгаковский пролетарий (Павел Хрулев). Меняются времена, уходят люди, а возведенный Петром город стоит. «Последние дни» сочетают точность в костюмах (кринолины, сюртуки, мундиры) с «вневременными» мобильными декорациями и какой-то особенной легкостью, даже воздушностью сценического бытия, созвучной и тексту пьесы, и пушкинской поэзии.
Первый акт проносится на одном дыхании. Во втором, отданном сочинению Акунина, спектакль, несмотря на режиссерские усилия, начинает буксовать. Персонажи в нем писаны одной краской, и как бы ни старались хорошие актеры, уже размявшиеся в предыдущем действии (большинство артистов играют по несколько ролей), разнообразнее, богаче, противоречивее героев и их речения не сделать — материала не хватает.
«Проседают» засидевшаяся в девичестве Софья (Янина Соколовская), истеричный подросток Петр (Виктор Панченко), кузены Голицыны. Один — безупречно благородный (Илья Исаев), другой — пройдоха и циник (Александр Доронин). Сам по себе гуляет традиционный для автора персонаж-перевертыш, загадочный сибирский мужик, по виду и повадкам — классический пахан (Алексей Блохин). Чем больше историческая пьеса становится похожей на детективное «мыло», тем меньше шансов вписать ее в размышления, заданные «Медным всадником» и «Последними днями». Хотя все три произведения посвящены отношениям власти и человека, слишком очевидно несоответствие масштабов осмысления и преподнесения темы. В итоге «Убить змееныша» воспринимается необязательным довеском к предыдущим глыбам и остается спасаться «Медным всадником», текстом которого режиссер предусмотрительно прослоил спектакль вплоть до финала.
«Народ, как дети, требует занимательности, действия... Смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством», — писал Пушкин. У него и Булгакова струны настроены в нужной тональности. Фальшь третьего участника ансамбля концерт не срывает, но и волшебным его не делает.
