«Я вдохновляюсь самой жизнью»
Гари Гутман — трубач-виртуоз, автор десятков ставших хрестоматийными хитов, — уже несколько десятилетий входит в элиту мирового джаза. Музыкант встретился с корреспондентом «Известий» на Международном музыкальном форуме в польском городе Санок.
— Мистер Гутман, вы смешиваете в своих композициях музыку разных народов и культур, а в последние годы работаете с молодой джазовой певицей, уроженкой Санкт-Петербурга Сашей Струниной. Появилось ли в ваших композиция что-то русское?
— Учитывая, что моя бабушка родилась в Москве, а дедушка в Белоруссии, я всегда чувствовал связь с русской культурой и русской музыкой. Кроме того, считаю, что большинство величайших мелодий в классической музыке были сочинены именно русскими композиторами. А мелодия для музыки — это самое важное. Красивая мелодия. Неважно, баллада это или быстрая песня. Мы лучше всего запоминаем мелодию. И я всегда об этом забочусь, когда сочиняю. То, что Саша хочет петь именно в этом стиле, позволило мне соединиться с моими русскими корнями. Я не то чтобы думал все время об этом, но как-то само собой получается, что в мелодиях появляются русские мотивы.
— Вы не используете компьютер, сочиняя новые композиции?
— Использую. Это быстрее и проще. Но когда мы собираемся в студии, то все музыканты играют от начала и до конца. Мы не играем композиции по кусочкам, что гораздо проще. Я сказал: «Нет, я хочу чувствовать энергию каждой песни, как на настоящем концерте». И мы проделали огромную работу. Нужно хотеть учиться, как это было раньше.
Взять, например, русский балет — это один из самых сложных путей достижения цели. Я знаю, что великая преподавательница балета Ваганова, учившая будущих звезд около 50 лет, была очень строга к своим ученикам. Им было очень тяжело, но лучшего способа научить балетному искусству не существует. Не думаю, что в мире сейчас много людей, которые могли бы учить, как она. Мне повезло — у меня были такие учителя. Я учился композиции у Генри Манчини. Все мои наставники были из старой школы. Они внушали мне, что если я хочу что-то сыграть, то я сначала должен научиться это делать.
— А вы сам хороший педагог?
— Я даю информацию всем, кто просит. Если человек не спрашивает, то, значит, ему это не нужно.
— Вы работали с величайшими вокалистами — мировыми звездами. Кто из них наиболее подходит к вашей музыке?
— Мои любимые певцы — Тони Беннет, Фрэнк Синатра, Сара Воэн, Элла Фицджеральд, Анита О’Дэй, Джули Лондон, Дина Вашингтон. Все они величайшие джаз- и поп-исполнители.
— Больше 100 лет ведутся разговоры о том, что стили современной музыки рождаются и умирают. Почему мы никогда не слышали, чтобы такое говорилось о джазе?
— Не думаю, что музыка вообще умирает. Просто у каждого поколения своя музыка. В 1920-е годы это были флэпперы, танцевавшие чечетку, в 1930-е — свинг, в 1940-е — би-боп, Чарли Паркер, Диззи Гиллеспи, в 1950-е — кул-джаз с Четом Бейкером, Джерри Маллиганом, Стэном Гетцем. Потом был Майлз Дэвис и Херби Хэнкок. А в 1960-е Дэвис изменил всё — совместил элементы джазовой музыки с рок-битом. И получился фьюжн. В 1980-е и 1990-е появился нью-джаз и фри-джаз.
Каждое новое поколение замещает предыдущее, но стили не умирают — свинг все еще существует, а по всему миру проходят тысячи фестивалей диксиленда. Люди все еще любят эту музыку, и я знаю, что в России тоже много ее поклонников. Людям нравится традиционный джаз. Так что он не умер. А классическая музыка не умрет никогда. Но надо понимать, что у следующего поколения будет своя любимая музыка.
— Вы постоянно выступаете с симфоническими оркестрами. Что за особенная любовь к оркестровой музыке?
— Когда работаешь на сцене с 80 живыми музыкантами, которые учились и совершенствовали свое мастерство в течение десятилетий, это невероятные ощущения. И все они находятся на сцене для тебя и готовы исполнять эти колоссальные аранжировки. Их акустические вибрации полностью отличаются от тех, что слышишь во время выступления рок-группы. Я не говорю, что рок-группа не может играть хорошо, но оркестр — совсем другое.
Когда мы слушаем оркестр, он сливается в экстазе с тобой и с каждым слушателем. А рок-группа нападает на тебя, действует с агрессией. И это часть энергии современной музыки. Поэтому молодые люди ее и любят. Когда я был молодым, мне тоже это нравилось. Но оркестровая музыка обнимает, ласкает, приносит столько разных эмоций... В то же время, когда слушаешь увертюру Чайковского «1812», то можно почувствовать настоящую войну. А если слушаешь «Планеты» Густава Холста, ощущаешь, насколько огромен Юпитер. Рок-музыку нельзя сравнить с классической и с ее энергией.
Я не говорю, что она плоха. Не вся, во всяком случае. Для человека моего возраста она — эротичная, шовинистическая, иногда оскорбительная, иногда жестокая. Например, я люблю Эминема. Он заставляет меня плакать над своими текстами. И в рэп-музыке может быть поэзия. Однако живые инструменты — это совсем другой мир, который никогда не умрет.
— Вы знаете, что конкурс имени Чайковского теперь будет проходить и для духовых инструментов тоже?
— Правда? Наконец-то! Это здорово! И почему бы и нет?! Так и должно быть! Духовые инструменты имеют такую же долгую историю, как и фортепиано.
— Хотели бы оказаться в жюри?
— Конечно! Да! Это была бы честь для меня! И вообще я бы хотел поехать в Москву и увидеть места, где родились и жили мои предки.
— Что вас вдохновляет? Какие художники, музыканты?
— Моя жена! Меня вдохновляет моя жена. И люди, которые честны и искренни, добры и заинтересованы в том, чтобы расти, развиваться, учиться, узнавать новое. Я больше не вдохновляюсь великими композиторами. Конечно, люблю слушать Дебюсси и Равеля, Шостаковича, Рахманинова, Шопена, но теперь, в моем возрасте, я вдохновляюсь самой жизнью и людьми. Я хочу сказать, что чем бы ты ни занимался — будь лучшим в том, что делаешь и старайся совершенствовать себя каждый день. И при этом будь скромен. Потому что единственный путь научиться чему-либо — быть скромным, слушать и впитывать.