В июле исполняется три года с момента вступления в действие поправок в федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации». Главным предметом поправок стал запрет ненормативной, проще говоря, матерной лексики в кинематографе и театре. И это, конечно, вызвало и продолжает вызывать бурные дискуссии. Не вредим ли мы нашему языку и нашей культуре, изгоняя этот языковой пласт из художественного поля? И что вообще за явление такое — мат?
Прежде всего хочу разрушить довольно устойчивый миф, согласно которому русский мат считается уникальным достоянием русского языка, чуть ли не выразителем его души, выделяющим наш «великий и могучий» из ряда прочих. Это совсем не так.
Так называемая грязная лексика есть в любом языке, и чем язык крупнее, то есть чем больше говорит на нем людей, тем таких слов больше. Во всех языках «грязная» лексика делится на совсем непечатные слова и слова хотя и грубоватые, но вполне приемлемые в некоторых ситуациях. И, конечно, существует множество переходных случаев. Так что в этом смысле никакой уникальности нет.
Но зато у русского мата есть специфическая особенность, которая обусловлена чрезвычайной развитостью в нашем языке морфологических средств словообразования — это когда новые слова образуются с помощью приставок, суффиксов и других морфем. Русский матерный корень характеризуется способностью присоединять к себе почти все существующие в русском языке морфемы. Думаю, многим сейчас вспомнилась известная фраза, где с помощью слов одного корня описана целая ситуация переноса грузов.
Вообще область мата — это довольно странные слова, нарушающие законы языка. Все знаменательные слова имеют лексическое значение, которое со временем меняется, детализирируется, усложняется, но не исчезает. А матерные слова стремятся к утрате этого значения.
Контексты употребления некоторых матерных слов показывают, что они используются для именования совершенно разных явлений, список которых практически неограничен. Значения таких слов удается сформулировать лишь на очень абстрактном уровне (объект, действие, качество, вызывающее эмоцию, и т. д.). Дело осложняется еще и тем, что не всегда эти слова используются с какой-то эмоцией. Есть люди — их, увы, много, — которые употребляют мат без всяких эмоций, а просто как слова некоего базового примитивного языка.
В ходе своих исследований я неоднократно подступался к одному эксперименту, но так и не смог его завершить: сложно собрать желающих и выдержать особые условия. В основе эксперимента лежит моя гипотеза о том, что с помощью матерных слов сложнее лгать. Это такой своеобразный правдивый код. Данное допущение основано на эмоциональной природе мата — в основе значения матерного слова лежит эмоция, а на языке эмоций сложнее сказать неправду.
На популярность мата в русской лингвистической культуре повлияли два события: одно — чисто наше, российское, другое — общемировое. В начале XX века российская культура испытала колоссальный стресс. Революция перевернула всё с ног на голову. То, что раньше считалось плохим, вдруг стало не просто хорошим, а жизненно необходимым. Начиная с 1920-х годов в России шло формирование новой культуры, что требовало нового языка. «Строителями» его были представители новой элиты — пролетариата.
В то время было вредным, а иногда и вовсе опасным говорить не так, как говорит улица, завод, фабрика. Мат использовался как пароль, вывеска: «Я пролетарий, а не какой-нибудь жеманный буржуй». Такая культурная ситуация в той или иной степени продержалась всю советскую эпоху, когда косноязычие и банальная неграмотность вождей были социально одобряемой нормой.
Но более всего на распространение мата повлияло появление электронных коммуникаций, десакрализовавших печатный текст, — это уже интернациональное явление. С печатным текстом стало можно делать всё что угодно, не называя имен, не ограничивая себя рамками и границами. С этого момента мат стал письменным явлением и перешел в новую семиотическую форму. Значение этого события нам еще предстоит оценить.
«Что делать?» — спросите вы. Как поступить с матом? Одно знаю точно: его надо изучать. А вот на вопрос «Можно ли его использовать?» у меня два ответа.
Как образованный человек, я против мата в речи, по крайне мере в абсолютном большинстве коммуникативных ситуаций. Но, как лингвист, не могу не обратить внимание на то, что язык не вытесняет мат, напротив, зачем-то его сохраняет и даже развивает. У языка, как у любого живого существа, есть иммунная система, призванная бороться с инфекциями, но этот «иммунитет» терпит мат. А значит, как говорится, «если звезды зажигают…».
Автор — проректор Государственного института русского языка им. А. С. Пушкина, доктор филологических наук, профессор
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
