«Все мои военные фильмы о человеке, который ищет любовь»
«Русский человек в обстоятельствах нерусской жизни» — так формулирует тему своего нового фильма режиссер и сценарист Сергей Мокрицкий. В октябре он приступает к съемкам детективной мелодрамы «Эль Русо» («Русский») о жизни старообрядцев в Латинской Америке. В главной роли — Юлия Пересильд. «Известиям» кинематографист рассказал о том, зачем ему консультант с чутким ухом, чем опасна пуховая подушка собственного опыта и почему героиня Пересильд не говорит по-испански.
«Когда я произношу «старообрядцы», все почему-то представляют себе патриарха Никона»
— Как идет подготовительный процесс?
— Еще как идет! Я привез из Аргентины три заявки. Одна из них была принята. Это сериал «Эль Русо» («Русский»). Русский человек в обстоятельствах нерусской жизни, скажем так.
Я режиссер и один из сценаристов. У нас потрясающий оператор Юрий Никогосов. Съемки начнутся в октябре этого года. Сейчас шьются костюмы, делаются эскизы. Через месяц группа художников выедет строить декорации. Всё идет полным ходом.
— Давно ли возникла такая идея?
— С живыми, реальными старообрядцами я познакомился в 1982 году. С конца 1990-х начал думать о фильме, об этих людях, их характерах. Сейчас всё сложилось — экзотика Аргентины и русский быт. Соединим в этом сериале детектив и мелодраму, с большим уклоном в детективную сторону. Надеюсь, будет интересно — зрелищно и драматично.
— Снимете костюмно-историческое кино?
Режиссер Сергей Мокрицкий с супругой Натальей
— Это современный фильм, не исторический. Когда я говорю «старообрядцы», все почему-то представляют себе патриарха Никона, протопопа Аввакума, спрашивают, в каком году происходит действие. Я отвечаю: в 2023-м. Старообрядцы до сих пор живут по всему миру, придерживаясь своих обычаев. Фильм — о том, как они это делают. О том, как жизнь принуждает их меняться и как вопреки всему они сохраняют себя, свои традиции.
— Страна далекая, жизнь незнакомая. Будете придерживаться документальной точности?
— Буду пользоваться услугами не одного консультанта, как обычно, а, наверное, трех. Во-первых, потребуется консультация историка. Аргентинские старообрядцы приехали в Аргентину из Китая в середине XX века, когда их попытались там коллективизировать. Поэтому — это учтет наш художник Люба Иванова — в жилище русских старообрядцев может стоять китайская тумбочка. Это вполне обоснованно, если знаешь историю. А ее надо знать хорошо, в деталях, в том числе и то, сколько семей тогда выехало, в какие районы, чем стали там заниматься — сельским хозяйством или рыбной ловлей.
Во-вторых, необходима консультация по обрядам. Я не буду показывать таинства, на то они и таинства, чтобы оставаться тайными. А вот обряды с радостью покажу. Наши современные православные обряды другие. Старообрядцы продолжают придерживаться дореформенных.
Третий наш консультант будет лингвистом, специалистом по речи. Русская речь XVII века словно законсервировалась в устах старообрядцев. Они скажут не «туда», а «туды», не «еще», а «ишчо».
Надо тонко подойти к этому вопросу, но не настолько, чтобы не быть понятым. Иначе можно такого наворотить, что придется писать подстрочник — объяснять русским, о чем говорят русские. Здесь нужен человек с чутким ухом, знанием как старославянского, так и современного русского языка.
«Я где-то ранним умом понимаю, какой должна быть русско-испанская речь»
Кадр из сериала «Тихий Дон» режиссера Сергея Урсуляка
— Это так важно? Помнится, Сергей Урсуляк, снимая «Тихий Дон», не стал настаивать, чтобы актеры говорили на тамошнем наречии.
— Да, он принял такое решение. Но язык персонажей «Тихого Дона» все-таки ближе нам исторически, он меньше изменений претерпел. А в речи аргентинских старообрядцев, например, часть слов испанских, которые для них стали почти русскими. При этом Мария, героиня Юлии Пересильд, не говорит по-испански, потому что ее семья переехала в Аргентину из Уругвая, а там старообрядцы жили очень замкнуто, по минимуму общаясь с окружающими.
Мне эта ситуация знакома. Я вырос в Житомирской области, в селе, которое исторически было наполовину польским, наполовину украинским. Польского я не знаю, но часть слов языка, на котором говорили украинцы, была польской. Книжка — ксёнджка, юбка — сукенка, сковорода — потэльня. Но это не польский, а вкрапление каких-то польских словечек в украинский.
Я где-то ранним умом понимаю, какой тут должен быть принцип, какой должна быть эта русско-испанская речь. Найти её — невероятно увлекательная задача.
— Кого из актеров мы увидим?
— Обо всех пока не скажу. Рад, что в главной роли Марии моя любимая Юлия Пересильд.
Боюсь сейчас много говорить. Еще делаются редакторские правки, сценарий в какой-то степени может поменяться, ну мало ли чего. Работа идет. Главное, что с каждым днем сценарий и вся история становятся лучше и лучше.
Режиссер Сергей Мокрицкий и актриса Юлия Пересильд на съемочной площадке фильма «Учитель»
— Верю. Какова судьба двух других привезенных из Аргентины проектов?
— Они лежат в портфеле. Даст Бог. Если «Эль Русо» начал стучать в моем сердце в 1990-е и только в 2023-м его запустили, значит, лет через 20, наверное, и другие могут быть запущены.
«Я вдруг увидел, насколько закостенел»
— Недавно вы участвовали в работе жюри детского фестиваля «Хрустальный источникЪ». Удовлетворены уровнем работ нового кинопоколения?
— Когда за пять-шесть дней необходимо создать короткометражное кино, говорить о профессионализме не совсем уместно, хотя и не говорить о нем тоже неправильно. Не каждый профессионал, взрослый ответственный дяденька — режиссер, оператор, актер и так далее, — возьмется за этот срок сделать нечто цельное и набраться смелости это продемонстрировать. В этом смысле дети показали себя профессионалами самого высокого класса.
Что касается картин, то, когда режиссеру 12 лет, наверное, важнее говорить об искренности, об удивительном наиве, о свежести взгляда. И действительно, я увидел работы, где была смелость в построении кадра, в движении камеры, в мизансценировании, в показе чувств.
Я бы хотел быть настолько свободным. Я вдруг увидел, насколько закостенел. Будьте как дети, сказано нам в Писании. Глядя на эти фильмы, я не раз об этом вспоминал.
— Тему детям предложили взрослую: «С чего начинается Родина?» Насколько удалось ее отразить?
— Тема настолько обширна и настолько индивидуальна, что может иметь множество трактовок. Хорошо, что каждый автор предложил свой вариант ее раскрытия, это еще один плюс фестивалю и наставникам, которые руководили детьми. Они очень тонко всё это сделали. И, конечно, хорошо, что фестиваль поддерживает Президентский фонд культурных инициатив. Таким перспективным, работающим на наше будущее инициативам поддержка необходима.
Режиссер Сергей Мокрицкий получает «Золотого орла» за лучшую операторскую работу в фильме «Битва за Севастополь»
— Вы бы согласились быть наставником?
— Я бы испугался, наверное. Долго бы думал. Тут надо иметь особый склад характера. Кстати, дети на этом фестивале могли пользоваться, а могли и не пользоваться советами наставника. Оптимальный, на мой взгляд, формат, дающий свободу и право выбора. В результате появились и абсолютно детские истории, в которых не было ни одного взрослого, и картины, рассказывающие о взаимоотношениях отцов и детей, где помощь наставника ощущалась.
«Можно снять фильм о человеке в определенных обстоятельствах»
— В современном отечественном кинематографе погоду делают «отцы» или «дети»?
— Думаю, что современное российское кино создают молодые люди от 30 и, может быть, до 50 лет. У меня и моего поколения, которому за 60, другая миссия. Я — то самое необходимое звено между этими молодыми и великим советским кино, к которому приобщился, когда был в их возрасте. Естественно, мы на нем были воспитаны и без него не сложились бы как кинематографисты.
Я служу тому, чтобы не порвалась эта связь времен. Быть связующим звеном для меня не менее почетно, чем создавать современный отечественный контент. А делая свое кино, я косвенным образом вношу в него лепту.
Кадр из фильма «Первый Оскар»
— Обеспечиваете преемственность?
— Верно. Какие-то наработки хорошие, которые были, скажем, в «Летят журавли» (фильм Михаила Калатозова, 1957 год. — «Известия») беру себе. Кто-то из молодых на это смотрит и возьмет себе, потому что вряд ли они будут смотреть «Летят журавли».
Удивительно, но они не знают истории кино. Когда я ссылаюсь на Урбанского-актера, они быстренько берут телефон и смотрят, кто это такой.
— Хорошо, что смотрят.
— Да, молодцы. В этом им не откажешь.
— В фильме «Первый «Оскар» вы напомнили молодым, и не только им, об истории нашего кино. В том числе о том, что номинация «Лучший документальный фильм» в призах Американской киноакадемии появилась для награждения советских кинематографистов, создателей картины «Разгром немецких войск под Москвой». Стоит ли сейчас бороться за представительство наших фильмов на «Оскаре», если это сопряжено с какими-то политическими играми?
— Первый раз я задумался на эту тему, стоит или не стоит. Думаю, что стоит. Чем больше мы будем пропагандировать наши успехи, а плохой фильм, я надеюсь, на «Оскар» не будет выдвинут, тем понятнее будем миру. И, если еще будет победа, дай Бог, то это вообще будет хорошо. Тем более в нынешней ситуации.
Что касается прототипов героев фильма, никто этим «Оскаром» не хвастался. Я знал одного из них, звукорежиссера Игоря Феликсовича Гунгера. Мы с ним работали в 1990-е, делали документальное кино. Как-то он обронил: да, работал на этой картине, мы получили за нее Сталинскую премию. Об «Оскаре» не было сказано ни слова. Видимо, значения особого он для него не имел.
— Другой ваш фильм о Великой Отечественной — «Битва за Севастополь» — уже классика современного военного кино. Недалек день, когда в художественную киноформу будут отлиты события, происходящие сегодня в Донбассе, в Запорожье. Что можете посоветовать своим коллегам? Как рассказывать о СВО?
— Можно снять фильм о человеке в определенных обстоятельствах. У нас серьезная школа военно-патриотического кино, есть великие фильмы. И в центре каждого — человек.
Как учил меня во ВГИКе мой мастер Александр Владимирович Гальперин, который две мировые войны прошел, человек — это самое главное в кадре. А для человека главное — найти любовь. Поэтому у меня нет военных фильмов — есть фильмы о любви. Иногда людям приходится любить во время войны, что значительно сложнее, чем в мирное время.
Кадр из фильма «Битва за Севастополь»
«Боюсь состояния, когда тебе уже заранее все известно»
— Вы начинали в кино оператором. Потом стали режиссером, сценаристом. Это оттого, что не находится достойных коллег или вам всё хочется объять самому?
— Мир динамичный, необходимо меняться, двигаться.
У меня даже есть такая игра на съемочной площадке. Говорю, например: ой, не знаю, как тут быть в этом эпизоде, помогите. И всех включаю. Надо, чтобы творческое начало бурлило, чтобы суммировались энергия и опыт каждого. У Пересильд, например, такой опыт, которого у меня нет и никогда не будет. Она в космос летала, а я бы упал от страха по дороге к центрифуге.
Будьте как дети, мы говорили. Значит, надо избавляться от старой кожи, задавать себе новые вопросы, искать новые ответы. Не знаю, что будет дальше, но, может быть, сейчас сериал сниму и займусь большим кино. Хотел бы снять шпионский фильм на Кубе, но пока о подробностях рано говорить.
— Главные герои — наши люди?
— Конечно. Время действия — 1960-е годы, там русских было много. Потом, может быть, поменяю профессию.
— Вы еще художником на картине не были.
— Художником не буду. Хочется попытаться фотографировать, как когда-то в ранней юности. Я испытывал колоссальное удовольствие, бегая по деревне и фотографируя соседей. Вот это состояние с того времени во мне сидит. Надо проверить, совсем оно затухло или все-таки какую-то искорку можно раздуть.
Сергей Мокрицкий — режиссер, сценарист, кинооператор. Родился в Житомирской области. В 1991-м окончил операторский факультет ВГИКа (мастерская А. Гальперина). Работал на «Мосфильме» и Одесской киностудии. Режиссер фильмов «Спецгруппа», «Четыре возраста любви», «Черчилль», «День учителя», «Битва за Севастополь», «Черновик», «Первый «Оскар».
