«Когда я снимал этот фильм, совершенно не думал про Хичкока»
Лауреат Каннского, Венецианского и Берлинского МКФ, Пак Чхан-ук не просто главный корейский режиссер, но и просто один из самых влиятельных ныне живущих авторов кинематографа. В российский прокат выходит его новая работа, получившая в Каннах приз за режиссуру, — детективная арт-драма «Решение уйти». Это филигранно сконструированная история о том, как следователь подозревает роковую красавицу в убийстве мужа, но сам так сильно влюбляется, что уже ничего не понимает ни про себя, ни про нее. Критики находят здесь следы «Головокружения» и «Основного инстинкта», а Пак Чхан-ук в эксклюзивном интервью «Известиям» признается, что всё дело — в монтажных открытиях Льва Владимировича Кулешова столетней давности.
«Можете мне не верить, но я обожаю Тарковского»
— Ваш фильм закрывал ММКФ. Это смелое решение, учитывая международное положение. Как вы на это отважились?
— Ой, да? Он закрывал Московский кинофестиваль? Я не в курсе, если честно.
— Вот так сюрприз! Тогда давайте про русское кино? Кажется, что вы из тех редких режиссеров, на которых наше кино вообще не повлияло. Или всё же вы кого-то выделите из наших авторов?
— Эйзенштейн, конечно! Его теория монтажа повлияла на режиссеров всего мира, и я не исключение. Человек, который хоть раз увидел любой фильм Эйзенштейна, уже на всю жизнь получил некую инъекцию, и можно считать, что он — под влиянием. Это неизбежно. Я даже больше скажу. Если кто-то посмотрел Эйзенштейна и рассказал о том, что увидел, вам, то вы тоже окажетесь под влиянием. Таким образом, влияние Эйзенштейна передается через поколения. А еще, можете мне не верить, но я обожаю Тарковского. Видел все его фильмы, и не по одному разу. Не знаю, чувствуется ли его влияние в моем кино, но лично я этого художника очень люблю. Конечно, я еще вспомню Льва Кулешова, который понял, как с помощью монтажа добиться совершенно различных эмоций от одной и той же сцены. Я часто размышляю над этим «Эффектом Кулешова», когда в работе думаю, как лучше соединить кадры друг с другом. Это происходит, начиная с раскадровки задолго до съемок и заканчивая финальным монтажом. Поэтому я всегда вспоминаю Кулешова, вспоминаю Дзигу Вертова — без них монтаж невозможно себе представить.
— Символично, что в России фильм «Решение уйти» выходит после смерти Жан-Люка Годара, потому что это самый годаровский по киноязыку ваш фильм. Вы согласны?
— Что касается Годара, то его ранние фильмы действительно очень на меня повлияли. А вот последние его работы — нет, они на меня вряд ли подействовали. Меня всё же совсем другое кино интересует.
— Вы имеете в виду под другим «Головокружение» Хичкока? Действительно, «Решение уйти» похоже на признание в любви Хичкоку. Сложно было искать адекватные замены Джеймсу Стюарту и Ким Новак, которые там играли?
— Честное слово, когда я снимал этот фильм, я совершенно не думал про Хичкока! Но, видимо, «Головокружение» содержится в моем генетическом коде уже. Думаю, он подсознательно влияет на всё, что я делаю. В любом случае после премьеры каждый первый критик почему-то говорит о том, что фильм «Решение уйти» похож на «Головокружение». И мне не остается ничего, кроме как соглашаться, кивать, поддакивать (смеется). Конечно, поэтому я и актеров не подбирал таким образом, чтобы они хоть как-то напоминали Джеймса Стюарта и Ким Новак. И в итоге, мне кажется, героиня на Новак совсем не похожа, а вот у героя есть немало сходства со Стюартом, тут не поспоришь.
«На раскадровку мы потратили несколько месяцев»
— В этом фильме очень сложные мизансцены, внутрикадровый монтаж, операторская работа — расскажите немного об этом?
— Прежде всего оператор Чон Джон-хун, с которым я снял большинство своих фильмов, стал сейчас очень популярен и востребован в США. Нам не удалось согласовать наши графики, поэтому он не смог принять участие в съемках фильма. Другой оператор, Ким У-хён, с которым я делал сериал для ВВС, тоже был занят. Поэтому со мной сейчас работал новый профессионал, Ким Джи-ён, в Корее он очень хорошо известен, оператор высочайшего уровня. Я доверял ему, но всё равно немного волновался, потому что ранее мы не сотрудничали.
Мы с ним встретились на препродакшне, побеседовали, а потом проанализировали раскадровку от первой до самой последней сцены. Нарисовали всё это, а потом сделали из этого целую книгу, распечатали ее и раздали всем участникам съемочного процесса. В общем, я всегда так делаю, просто, поскольку Ким Джи-ён был новый человек, нам нужно было особенно подробно с ним всё проговорить. Надо было договориться о полном взаимопонимании даже в незначительных моментах. Например, даже такой термин, как «крупный план», нами обоими должен был пониматься одинаково, а этого не так легко добиться, как может показаться. Все его понимают по-разному, для кого-то имеется в виду съемка по грудь, для кого-то — по подбородок. Всё это нуждалось в уточнении. Времени у нас было много, мы не спешили. На раскадровку мы потратили в общей сложности несколько месяцев.
Если говорить о сложностях во время самого съемочного процесса, то, скажем, я обычно люблю, чтобы камера много двигалась. Но в данном случае, особенно в первой части сюжета, которая разворачивается в Пусане, я дал установку, что камера двигаться не должна. Только в крайнем случае. Это было непривычно и сложно. А самой сложной была последняя сцена фильма. Нам нужно было, чтобы совпало несколько факторов. Мне были необходимы сильный прилив, красивый закат, большие волны. Мы проконсультировались с метеорологами и выбрали дату. Мы к ней очень много всего приготовили, зная, что у нас только один шанс снять сцену.
— Ваш фильм выдвинут на «Оскар» от Кореи. Для вас это важно? Авторитет «Оскара» за последние годы упал. Стоит вкладывать в него свои усилия?
— Ну это ведь далеко не номинация, даже не шорт-лист. Каждая страна выдвигает свой фильм, этих заявок больше сотни. Но меня гораздо больше всего этого интересует другое — большая премьера в США, Канаде и Великобритании, которая случится в середине октября. И для меня важен каждый зритель, который придет на мой фильм после этих премьер. Я сейчас максимально вкладываюсь в этот процесс, занимаюсь рекламой и прочее.