«Тут тоже люди живут»: как в русских селах решили взять счастье в свои руки
Этим летом в Архангельской области и еще нескольких регионах подводили итоги пилотного проекта Фонда Тимченко «Солидарные сообщества». В его рамках жители небольших городов и сел могли получить средства на реализацию своих идей при условии, что в проектах учтены интересы не только активистов, но и обычных жителей, в первую очередь самых уязвимых — одиноких пожилых, людей с ограниченными возможностями здоровья, детей из неблагополучных семей. Предполагается, что таким образом можно дать новый шанс совсем небольшим населенным пунктам, жизнь в которых в последние годы стала угасать. Корреспондент «Известий» отправился вместе с экспедицией фонда по Архангельской области, чтобы посмотреть, что нужно для счастья отдельно взятым деревням и в чем все-таки там сила — в людях или в экономике.
Спасение утопающих
Небольшие сообщества в сельской местности или малых городах фонд поддерживает уже не первый год. Суть нового пилотного проекта в том, чтобы увидеть, насколько наработанные за эти годы инструменты можно объединить в рамках одной инициативы, основная задача которой — поддержать не отдельных активистов, а целую деревню, город или отдельный городской район. А главное, помочь за счет этого тем, кто всегда остается уязвимым особенно — многодетным семьям, малоимущим, пожилым или людям с ограниченными возможностями здоровья.
Ради двух этих задач — развития территории и поддержки уязвимых групп — предлагается объединить самые разные силы, от местных активистов до чиновников и бизнеса, объясняют в фонде.
В пилотном режиме конкурс проходил в пяти регионах, всего было поддержано 34 проекта. По количеству проектов-победителей лидером стала Архангельская область, где выиграли сразу девять проектов. Все — под попечительством регионального оператора конкурса, Центра социальных технологий «Гарант».
— Давайте говорить прямо: спасение утопающих — прежде всего, дело рук тех, кто в воде. Если уж люди там, на местах, живут, они могут начать пытаться делать свою жизнь лучше хотя бы в том, в чем они могут, — говорит директор центра Марина Михайлова, крепкая, загорелая женщина лет 50 с неизменным северным блондом.
Мастер спорта по подводному плаванию, выросшая в закрытом тогда городе Северодвинске на берегу Белого моря, эта очевидно решительная женщина поддерживает социальные проекты в своем регионе уже почти 30 лет.
Со столичными журналистами она беседует в одном из двух коворкингов, которые действуют сейчас у центра в Архангельске — светлом помещении, состоящем из нескольких объединенных некогда квартир, с уютным балконом на, может быть, не такой уютный, но зато тихий и зеленый двор, и сладостями к чаю в помещении для мероприятий.
Расположен этот коворкинг в подъезде обычного жилого дома. В темном подъезде, поднимаясь на этаж, проходишь железную дверь, которая ведет в школу подготовки сотрудников ЧОП. То есть путь туда такой же не всегда простой и часто неожиданный, как и к некоторым из социальных инициатив, которые можно найти в том, что из Москвы принято называть глубинкой.
Когда-то здесь было общежитие циркачей, но потом цирк в Архангельске закрылся, циркачи разъехались, а общежитие осталось, и город предоставил его площади самым разным НКО, объясняют нам.
— Одна из ключевых вещей, которые мы стараемся двигать, — мы хотим, чтобы качество жизни в Архангельской области повышалось через появление активных жителей, которые сами стараются делать то, что им нужно, — говорит Марина.
Чтобы те, кто может, помогали менее защищенным, и таким образом люди на земле развивали солидарность между собой.
— Но если деревня уже умирает, так ли необходимо в это вкладываться? — спрашивает коллега, журналист, который успел повидать не один десяток таких вымирающих постепенно деревень.
Этот вопрос: «А нужно ли спорить с судьбой там, где свой выбор сделали и время, и экономика, и, кажется, люди?» — будет преследовать нас на протяжении всей поездки.
«Чтобы знали, что здесь есть люди»
Деревня Власьевская, расположенная в Шенкурском районе, примерно в 400 км от Архангельска, — живая тому иллюстрация.
Вокруг сбившихся в кучку деревянных домов — широкие поля, по которым петляет бесконечная грунтовка. Когда-то это была большая деревня, в которую жители соседних сел ходили в школу — каждую неделю, летом и зимой, за 20 км. Во Власьевской были животноводческие комплексы и тысяча голов скота.
— Однажды замещала бригадира, надо было начислить зарплату — так больше 60 человек было в бригаде, — вспоминает одна из местных пенсионерок, Нина. И сразу вздыхает: «А сейчас ничего нет».
Вместе еще с тремя подругами и предпринимательницей Марией Врачевой из райцентра Шенкурска Нина встречает нас в большом шатре, установленном в одном из дворов в рамках проекта «Ремесленная деревня». На него, собственно, здесь и получили поддержку от Фонда Тимченко: в шатре по инициативе Марии установили стол на 15 человек, за которым в течение лета проводили мастер-классы по ремеслам с мастерами из района.
Рядом с шатром — неожиданно — находится совсем новая детская площадка, поэтому о не самой простой судьбе деревни мы тем не менее говорим под фон детских голосов.
Пустеть Власьевская, как и многие другие села, начала еще в советское время — после того как было принято решение об укрупнении деревень. Сначала люди не хотели уезжать, но в другую, более крупную деревню, угоняли скот — работать становилось негде, и люди вынужденно тянулись вслед за ним, говорят три местные жительницы, которые встречают нас в летнем шатре.
Теперь от бывших комплексов не осталось и следа, работа есть только в райцентре, Шенкурске. Многие соседние деревни давно вымерли, а в самой Власьевской живут около 100 человек, в основном, со вздохом признают наши собеседницы, все пожилые.
Но Власьевская и уцелевшие соседние села пока забвению сопротивляются. У Власьевской есть группа во «ВКконтакте» («Федорова гора» называется, других таких там нет!» — гордо поясняют нам) и в WhatsApp, где обсуждают в том числе общие праздники.
— Сначала мы их начали отмечать только нашими, деревенскими. Начали с Масленицы, потом, думаем, давай пошире. И сделали пошире — и Масленица, и Новый год. Ребят приезжает очень много, и из Шенкурска тоже приезжают. Показываем старые игры — и классики, и ручеек, — перечисляет Нина.
Потом Мария Врачева придумала организовать для жителей мастер-классы по разным ремеслам. Сама она предпринимательница, подчеркивает Мария, живет в Шенкурске, где ей принадлежит маленькая лавка сувениров с изделиями районных мастеров. Шенкурск — город не туристический, поэтому лавка эта, в первую очередь, «бизнес для души», скромно признает она.
Но во Власьевской, откуда сама родом, бывает несколько раз в день: заставляет жительниц записывать свои воспоминания, восстанавливает родословную и ищет дальних родственников по всей России, а еще вместе с мужем строит новый дом на месте старого, дедовского.
— Мне просто хочется, чтобы в нашей маленькой деревне, где ничего не происходит, было какое-то движение. Чтобы люди знали о ней: что здесь есть люди, что люди живут, работают, встречаются, женятся, разводятся, умирают, дальше рождаются, — говорит она.
Всего за лето в шатре прошло девять мастер-классов по разным видам ремесел: было и берестоплетение, и ткачество, и изготовление кукол, и шенкурская роспись, и набойка по ткани, и лоскутное шитье, и даже изготовление ламп-светильников. На первый мастер-класс пришло семь человек из заложенных по проекту десяти. Зато на следующие уже начали записываться в очередь — запросились соседние деревни и даже Шенкурск, когда увидели фотографии в соцсетях.
— Но у нас приоритет для деревенских, — строго говорит Мария. — Если ты наш, власьевский, ты в любом случае попадешь. А если из Шенкурска, то только если места есть. К нам уже потом лично подходили, спрашивали, как можно записаться.
Ходят, как ни странно, даже дети. «Бывает, в группе у нас напишут, а они ж видят. Говорят: «Бабушка, а ты пойдешь?» А бабушка, так-то, может, и не пошла бы. Но идет, пример подавать», — смеется пришедшая на встречу из соседнего села Татьяна.
Брендинг для деревни
Теперь у местной инициативной группы стоит новая задача — за зиму отточить полученные навыки и поработать с «брендированием» (этим словом, чувствуется, здесь очень дорожат), чтобы со следующего года начать продавать свои работы в лавке.
— Но если Шенкурск нетуристический, кто же там будет покупать? — резонно спрашивает один из коллег-журналистов.
Собравшиеся за столом женщины удивленно смотрят на него.
— Как кто? Люди, — разводит руками Нина. — Знаете, как у нас там варенье раскупают?!
— Если они после мастер-класса домой приходят и потом всю ночь нитки мотают, потому что увлеклись, — вот для меня главный результат, — твердо говорит Мария.
Чтобы малые территории жили и развивались, нужно, во-первых, преодолеть синдром выученной беспомощности, когда жителям кажется, что они ничего не в силах изменить, а во-вторых — необходимо время и готовность к совместному действию со стороны тех, кто выступает в роли своеобразных менторов, уверена руководитель «Гаранта» Марина Михайлова.
— Из местных жителей проекты вызревают долго, но зато остаются устойчивыми. И дальше они их могут делать даже без каких-то особенных вливаний — просто потому, что им хочется, — говорит Михайлова.
Наконец, чтобы идеи были действительно успешными, нужно не только находить ресурсы для поддержки, но и обучать людей, готовить их, вывозить на стажировки.
— Если мы начинаем людей торопить, они за нами не успевают. Если мы не даем возможность что-то делать, они не прочувствуют, что это их. Если люди придумали, а на реализацию ресурса нет, они остаются с мыслью, что от нас ничего не зависит. А вот если инициативу, даже маленькую, поддержать, они дальше ей будут заниматься, — продолжает она.
Йога в деревне
Мироминская, которая от Архангельска находится так далеко, что быстрее из нее доехать до Вологды, — деревня на 120 домов. Большая и неожиданно яркая, буквально-таки брызжущая светом и весельем.
У Мироминской есть две части — «на горе» и «под горой», поясняют нам. Объединить усилия их жители решили относительно недавно.
Еще у нее есть и свой староста — улыбчивый широколицый Николай, мужчина лет 40, у которого в деревне живут жена и сын. Еще у деревни есть собственная поэтесса Ирина и «правая рука деревни» Владимир, без которого ни уху сварить, ни самовар поставить. А также ТОС (территориальное общественное самоуправление, в рамках которого могут объединяться жители. — «Известия»), силами которого здесь и подались на получение гранта.
На полученные средства жители обновили общий для всех деревенских колодец, смогли поставить в деревне автобусную остановку, с которой дети несколько раз в день уезжают в школу, а сотрудники расположенного поблизости комбината — на работу.
Решения здесь принимают (или по крайней мере стараются принимать) с учетом мнений всех заинтересованных лиц.
— Сначала хотели на остановке написать красиво «Ученье свет, а неученье — тьма». Но потом подумали, что работникам нашего комбината, которые в темноте, рано, на работу едут, обидно будет. И решили ничего не писать, просто нарисуем тематическую школьную картинку какую-нибудь, — объясняет руководитель ТОС Анастасия Кожина, стоя у новенькой, выбеленной силами жителей остановки.
Впрочем, остановка и колодец — важные, но не единственные достопримечательности в деревне. За счет полученной поддержки здесь расчистили поляну у кузни над рекой, где теперь отмечают все основные праздники (и с готовностью демонстрируют отработанные навыки перед гостями за большим накрытым столом). И — совсем уж неожиданно — вложились в завершение работ над новыми футбольным и волейбольным полями. С установленными рядом тренажерами. «Чтобы мамочки, которые с детьми гуляют, могли позаниматься», — объясняют нам.
Кроме мамочек играть на эти поля приходят жители соседних деревень, которые существуют с Мироминской по северному обычаю в тесном соседстве — одним «кустом».
Средства на всё это спортивное развитие ТОС старается брать отовсюду по чуть-чуть: что-то дает местная администрация, что-то — фонды и грантовые конкурсы, а что-то — руководство местной фермы, на которой работают жители деревни.
Некоторые инициативы, впрочем, проворачивают и вовсе своими силами — как, например, уроки йоги, которые бесплатно начала давать соседям инструктор, перебравшаяся в деревню из Архангельска.
— Мы сначала не поняли, а потом подумали — а что, мы за день в огороде нагорбатимся, а потом нам самое то, расслабиться можно, потянуться, — рассуждает добровольный бухгалтер ТОС Татьяна, нарядившаяся по случаю праздника в яркое платье с жемчужными бусами.
Но удивляет Мироминская не столько йогой (хотя этого было бы достаточно), сколько почти полным отсутствием заброшенных участков или пустующих домов. И, напротив, большим количеством новой застройки.
— Вот это у нас заброшенный дом, мы с ним намерены бороться, — строго говорит Анастасия, когда на одной из улиц «на горе» мы проходим узкий, почти незаметный в тени чужих яблонь, поросший бурьяном участок. — Потому что это, во-первых, некрасиво. Во-вторых, опасно.
Кажется, что здесь всё хорошо — и достигнута абсолютная идиллия в одной деревне. Но и у Мироминской, и у соседей есть, впрочем, одна обида: в Мироминскую так и не проводят газ.
— Вот до реки как было, там всё провели. А за реку пяти деревням провели, а Мироминской — нет, — горячатся женщины за столом.
Староста Николай кивает.
— Ведь газ в домах — это что значит? Что ты, например, можешь приходить с работы и не волноваться, что дом остыл и его топить надо. Или вот я уехал в командировку — я спокоен, что у меня жена с маленьким ребенком с хозяйством справятся, — он оглядывается. — Здесь 120 домов. Зимой часть уезжают в город Вельск. А если у них будет свет и газ, они будут оставаться. И новые еще будут приезжать.
