«Мы всё время были на их стороне, и они примчались первыми»
Российский бизнес постепенно находит новых партнеров и рынки сбыта, заново налаживает поставки: треть предпринимателей заявили, что они либо справились с санкциями, либо не ощутили их вовсе, еще четверть активно ищет замену старым логистическим цепочкам. Как будут развиваться различные отрасли экономики в новых реалиях и с какими странами уже вовсю налаживается взаимодействие, «Известиям» на полях Восточного экономического форума рассказал президент Торгово-промышленной палаты РФ Сергей Катырин.
— Сергей Николаевич, мы уже полгода живем в новых реалиях. Насколько адаптировался бизнес?
— Не так страшен черт, как его малюют. Мы проводили заседание Совета по внешнеэкономической деятельности, они опросили 450 компаний. Расклад такой: 10% сказали, что санкции им до лампочки, они никак не пострадали, 20% уже нашли других партнеров — для сбыта, поставки комплектующих и так далее, 25% испытывают трудности и сейчас в процессе поиска замены. То есть всё не так страшно и катастрофично.
Конечно, нельзя сказать, что везде всё равномерно — больше остальных пострадало автомобилестроение. У нас практически вся страна — автомобилисты, кроме разве что детей. Банковского сектора, логистики тоже коснулось. Но это заставило нас по-другому взглянуть на партнеров (восточных, южных, африканских), иначе организовать работу с ними, более быстрыми темпами.
В этой части предпринимается много усилий. Была сессия Россия – АСЕАН. Очень перспективный рынок — десять стран. Надо сказать, в 2021 году по сравнению с 2020-м мы выросли в товарообороте более чем на 27%. Это, наверное, один из лучших диверсифицированных пакетов в нашем торговом обороте.
Там не доминируют, как со многими другими странами, углеводороды. Речь в том числе о высокотехнологичной продукции с высоким переделом и большой добавленной стоимостью, продовольствии, сельскохозяйственном сырье, легкой промышленности.
То есть для этих десяти стран структура товарооборота диверсифицирована. Восемь из них увеличили товарооборот с нами. Еще две (Лаос и Бруней) на нулях или чуть-чуть сбавляют. Но перспективы есть. Вы знаете, как сейчас развиваются отношения с Турцией, какие там начали работать транспортные коридоры. Несмотря на сложности, движемся.
— Сейчас весь мир перестраивает логистику. Удалось ли России найти новые коридоры?
— Несомненно, Дальний Восток. Посмотрите, какое огромное количество судов стоит на рейде: думаю, сегодня Дальневосточный порт, порт Находка загружены как никогда. Громадный поток. Есть ограничения с точки зрения железной дороги, проездных путей, но всё же Дальний Восток будет играть колоссальную роль. По морским перевозкам, я полагаю, он станет главным (кроме Северного морского пути, на который мы тоже возлагаем большие надежды). У порта практически нет возможности развиваться дальше во Владивостоке — всё очень компактно, зажато. Он замечательный с точки зрения закрытости, нет проблем со стихийными бедствиями, но тем не менее. И всё равно это одно из перспективных направлений.
Второе: Север – Юг. Серьезно развиваются морские перевозки, задействованы иранские, турецкие порты. Маршрут Санкт-Петербург – Мумбаи тоже задействован. Мы надеемся, что это надежный путь, по которому могут двигаться российские товары. Есть интерес и у нас к ним, и у них к нам.
Африканские страны в первую очередь волнует продовольственная тема, хотя есть заинтересованность практически по всем направлениям. Сегодняшняя Африка другая. Это не Африка Советского Союза, это равноправные партнеры, они знают себе цену, знают, сколько ресурсов таит в себе африканский континент, какие у них возможности с точки зрения недр. К тому же масса продуктов, фруктов, например, растет только там — это тоже ценность.
Есть интерес и у них, и у восточных стран. Все понимают, что сейчас освобождаются целые ниши, отрасли. Мне кажется, автомобильная промышленность адсорбирует любые компании, которые могут поставлять комплектующие и сами прийти на рынок. Сейчас мы вынуждены отступить назад на «АвтоВАЗе», там уже упрощенные версии машин появляются, без подушек, АБС и прочего. Руль и колеса есть — это главное. Но и они сегодня нашли возможность делать автомобили и с подушками, и с АБС. Предполагаю, что смогут и производство организовать.
— А как, на ваш взгляд, будет развиваться автомобильный рынок в России?
Всё будем определять мы с вами как потребители. Китайские внедорожники Haval, которые сейчас производят в Туле, стали довольно популярными среди российских покупателей, качество у них высокое, а цена приемлемая. Автопром в Китае шагнул далеко вперед. По многим сегментам он может полноценно соревноваться с западными конкурентами и даже выигрывать. В их машинах сейчас столько электроники, что ничего не нужно делать, только зайти и сказать: «Поехали».
Я не берусь судить иранские автомобили, пока не знаю, проверим. Но не думаю, что они нам поставят какую-то ерунду. Надо иметь в виду, что российский покупатель достаточно избалован. У нас была хорошая техника, и своя, и завозная, поэтому просто так пересесть завтра на телегу мало кто согласится.
Каждая страна изучает запросы. Мы капризные, да, но они смотрят, какие требования у покупателей, чтобы выдвинуть на рынок достойную вещь и занять свою нишу. Плюс надо сразу приходить с сервисом, обслуживанием, автозапчастями — тогда можно развивать серьезный бизнес. Ведь если вы покупаете машину, сразу интересуетесь, где обслуживать, где ремонтировать, покупать расходники, масло, фильтры и прочее. Если ничего нет, то надо приобретать что-то похуже, но с гарантией, что отремонтируешься.
Сейчас автомобили делает чуть ли не каждая вторая страна в мире, но прийти на рынок и полноценно его занять может не каждый. В странах СНГ тоже производят машины, в Узбекистане, в Казахстане, поэтому и они пусть предлагают свои варианты — здесь и обслужиться, и запчасти найти полегче.
— Сколько в целом потеряли компании, которые ушли с российского рынка? Есть какие-то данные?
— Они сами оценивают более чем в $70 млрд, но, мне кажется, это оценка только прямых потерь. Bibi потеряла где-то 25,5 млрд, Shell — около 3,9 млрд, и так можно много перечислять. Но в перспективе они, на мой взгляд, уже отрезали себе ноги. Подорожали энергоносители, и это тоже бьет — причем по всем жителям. Всё, что касается энергетики, — бензин, дизель, электричество и остальное — вкладывается в товар, в любой. И к продуктам питания это тоже относится.
То есть они сегодня повышают цены абсолютно на всё. Будущие потери, конечно, гораздо больше. С точки зрения стратегии компании лишаются огромных перспектив. Россию во многих сферах очень тяжело заменить.
— А какие проблемы у нас?
— Во внешней торговле две основные — финансы и взаимодействие финансово-банковских структур. Взаиморасчеты в национальных валютах — первая стратегическая задача на всех уровнях. Сначала Белоруссия, затем Евразийский союз, БРИКС, ШОС и так далее. Вторая задача — платежные системы. Нужно, чтобы партнеры признавали наши, а мы признавали их. Это дает широкие возможности и населению тоже. Ну и третья — логистика, конечно. Если мы ее не выстроим, то как будем поставлять и получать товары?
С этой целью мы год назад открыли представительство Торгово-промышленной палаты России в Индонезии, в Джакарте, и оно уже работает на все страны СНГ и хорошо себя зарекомендовало. Взаимодействие с палатами этих стран, анализ рынков — и возможности могут быть реализованы. Уже сейчас прорабатывается вопрос организации российской бизнес-миссии.
Нельзя не сказать о нашем главном Совете Россия – АСЕАН. Уже с пятью странами есть свои деловые советы. Эту работу мы сейчас тоже нацеливаем на развитие экспорта.
Участники сессии «Россия – АСЕАН» на Восточном экономическом форуме во Владивостоке
Это первая часть. Вторая — материальная. Надо поддерживать бизнес с точки зрения логистики, выставок. Если мы не будем знать, что они делают, то сложно кому-то предлагать кота в мешке. Нужно взаимное участие в выставках, конгрессах, форумах, чтобы была возможность смотреть друг другу в глаза.
С восточными людьми только так можно строить отношения, «восток — дело тонкое». Необходимо набраться терпения.
— Сейчас особого внимания требует железнодорожное сообщение. Что можно для этого сделать?
— Инвестиции и время. К сожалению, железная дорога — не та отрасль, где можно что-то сделать по щелчку. РЖД работают со всеми, взаимодействие налажено на хорошем уровне, получается неплохо, но восточный коридор надо расширять: строить тоннели и пути. Восточный полигон сейчас наиболее активный, но не только он. «Север – Юг» тоже развивается как по морю, так и по суше.
Одномоментно ничего не сделаешь, но все понимают, как будут развиваться события. Прошло уже не одно совещание по транспорту, в том числе по Северному морскому пути. План хороший, возможности есть, и самый большой атомный флот в мире — здесь, у нас. Может, и времени понадобится немного, главное, чтобы были суда.
— Будут ли запреты на импортный алкоголь? Россию покинули многие производители спиртного, а сейчас в обществе звучат инициативы ограничить ввоз в страну западного алкоголя.
— Насчет алкоголя я не большой специалист. Здесь есть плюсы и минусы. Мы уже проходили времена сухого закона, когда появлялось много суррогатов, самогона, наркотиков и так далее. Если есть запрос, кто-то обязательно будет искать решение. Поэтому запрещать элитные виски… Не знаю, что мы от этого выиграем. Не думаю, что там огромные объемы. Вряд ли это серьезная проблема.
— А в целом параллельный импорт спас ситуацию?
— Думаю, это в целом правильный подход. И правильно, что в список включили не всё подряд, а лишь определенные категории товаров. Иначе мы бы подставили инвесторов, которые рассчитывали, что их продукты больше никто ниоткуда ввозить не будет.
У нас ведь осталось много компаний, большая часть. Возможно, они не такие огромные и заметные, как ушедшие, но нарушать их авторские права было бы несправедливо и не очень честно. С ушедшими брендами всё понятно: нет возможности работать или не хотите — значит, ваши товары будем завозить.
— Как сейчас будет налаживаться взаимодействие с восточными странами, например с Афганистаном?
— В плане экспорта у нас масса возможностей, и все остались востребованными. Им нужна энергетика, станции, топливо, нефть, им надо строить, производить и прочее. Парадокс: мы там воевали, много лет были врагами, но война закончилась, они повернулись лицом к России, потому что в них еще жива память о том, как много сделали на их земле советские люди.
Сегодня они нас ждут почти по всем направлениям, а нам оттуда, к сожалению, не так много нужно. Они интересны с точки зрения логистики, через них можно двигаться. Второе — сухофрукты, орехи. У нашего бизнеса есть интерес к ним, но вопрос в безопасности.
Например, всё это время до санкций у наших коллег был интерес работать на афганском рынке, но всегда на первом месте стояла безопасность. Ни предыдущая, ни нынешняя власть не могут гарантировать безопасность на всей территории Афганистана, а мы не можем рисковать людьми. Поэтому если туда заходить, то надо быть уверенными, что никто не пострадает.
— Стало ли появление каких-то новых зарубежных партнеров неожиданным?
— Вскоре после начала спецоперации мы приняли около 70 участников делегации из Ирана. От нас приехали более 300 компаний. Мы им демонстрировали продовольствие, сельское хозяйство и прочее — вызвали огромный интерес. Этот интерес был и раньше, он постоянный. Коллеги понимают, что Россия — чуть ли не единственная страна с ядерной программой, которая всё время стояла на их стороне, была против санкций. Они это понимают и примчались первыми.
Нельзя назвать неожиданной и активность африканских стран — мы ведь торговали и торгуем по всему миру, почти со всеми двумястами членами ООН. Если говорить о взрывном росте, то это Турция, Китай и Индия.
Через несколько месяцев после начала спецоперации я беседовал с европейским коллегой, президентом Европалаты и сказал ему: «Самое главное — сохранить то, что можно сохранить». Разрушить — дело нехитрое.
Например, у нас в советское время не было никаких отношений с Южной Кореей: ни диппредставительств, ни посольств — ничего. Первое, что там появилось, — представительство Торгово-промышленной палаты СССР. На полном серьезе. Они начали работать, а потом открылось и посольство. Когда я туда приехал, российский посол сказал: «Слушай, я здесь год работаю — все прутся к твоему представительству». Он же политический деятель, а мы занимаемся именно экономикой. И в этом плане у нас с южнокорейцами еще есть точки соприкосновения. Куда деваться — будем крепчать и крепчать.
