«Потомку немецкого палача есть чем заняться в России»
25 ноября в Россию впервые приезжает писатель Оливер Петч — один из главных мастеров «средневекового детектива», жанра, набирающего популярность в Европе. На открытии ярмарки Non/fiction он презентует свое новое детище — очередной детектив из серии про «Дочь палача». Место действия — средневековая Европа, главный герой — не просто детектив, а палач Якоб Куизль и по совместительству — пращур Петча. По словам автора детективов, его романы основаны «практически на реальных событиях». Накануне приезда писателя в Россию он дал интервью корреспонденту «Известий».
— Оливер, простите, что с места в карьер... Но меня жизненно интересует. Это правда, что вы из рода палачей?
— Абсолютная. Но не переживайте, последний палач в нашем роду умер больше века назад. Если я сношу голову, то исключительно книгами. По крайней мере, мне бы хотелось так думать.
— Очень странно, что вы...
— Что я афиширую свою биографию? Знаете, многие наши родственники согласятся с вами. Немало Петчей друг с другом не дружат и не знаются. Но в отличие от других в нашей семье была такая установка, что мы не должны стыдиться своего прошлого. Так, собственно, решила бабушка, хотя ей самой пришлось в детстве претерпеть насмешки от сверстников за то, что она — ребенок палача. Так что, благодаря бабушке я еще в детстве узнал о том, что у нас в роду были такие предки.
— Интересная старушка.
— Сказочная. Упорная. Сильная. Она была боссом нашего клана. Лежит теперь моя бабушка с нашими предками на кладбище Хохеншафтларн. Умерла в этом году. 93 ей было. Теперь боссом нашей семьи станет моя мать.
— Вы говорите, что с детства знали, что ваши предки были палачами. Вас это не шокировало?
— Дело в том, что мама и бабушка выбрали для рассказов такую деликатную форму, чтобы детей сильно не пугать: они нам с детства сказки рассказывали всякие приключенческие истории, героями которых были, как оказалось позднее, наши предки. И уже когда я повзрослел, двоюродный брат бабушки развернул передо мной длиннющий свиток — генеалогическое древо нашей семьи. И тут-то я присел, конечно.
— У вас фамилия такая необычная, Петч — это имеет отношение к палачам?
— Я вас огорчу. Фамилия моя происходит от славянского имени. Как будет Питер по-вашему? Петр? Да, наверное, Петров, что-то такое. С палачами ничего общего, извините.
— Вы собираетесь в Россию. Не родственников искать, случайно?
— Нет, я собираюсь выступать на ярмарке интеллектуальной литературы. А вообще я не исключаю разных поворотов событий. У меня родственники есть и в Бразилии, и во Франции, и в Германии. Так что если найдете кого-то, дайте знать. Мы, Петчи, от родственников не отказываемся, примем всех с распростертыми объятиями!
— Вот слушаю вас и завидно становится. Почему в нашей стране не так родословную чтят? Помнят своих родственников максимум до прадедушки...
— Ой, это вообще распространенное явление, и дело не в конкретной стране. Везде нужен человек, который бы горел этим, который бы собирал и хранил информацию. Нашей семье повезло, двоюродный брат бабушки буквально помешался на нашей родословной, перерыл все архивы и проделал просто титаническую работу по восстановлению генеалогического древа. Вот тогда, впечатлившись его работой, я и подумал, что если написать о нашей семье роман, то лучшего романа, пожалуй, и не будет.
— В своей книге вы разрушаете стереотип, изображая палача благородным, умным и порядочным человеком. Вы ставили целью реабилитировать прошлое семьи?
— Не без этого. Иногда во время работы я даже ощущаю присутствие духов предков. Мне кажется, они мной гордятся. По крайней мере, после того как мои книги про дочь палача стали бестселлерами, очень многие родственники нашлись, позвонили нам, мы вместе отметили какие-то торжества. То есть наши родственники как-то признали свое прошлое.
— А вас не раздражает, что вашу книгу «Дочь палача» сравнивают с «Именем Розы» Умберто Эко?
— Об этом много говорят, но я не считаю, что мы похожи. Я больше ориентирован на классические исторические триллеры, у меня есть юмор в книгах какой-никакой. Да и кумир мой — не Эко, а недавно ушедший из жизни Терри Пратчетт с его «Плоским миром».
— Вас хвалят за документальные подробности жизни средневековой Европы, за то, что вам здорово удалось передать атмосферу средневековья. То есть вы специалист в этом деле. Можете сказать, что было самым страшным?
— По мне — так это отсутствие анестезии. Вы только представьте: операция, ампутация, и всё — без наркоза. В лучшем случае напоят до бесчувствия и сунут деревяшку в зубы, чтоб грыз. Так что средневековье, как минимум, — это очень и очень больно.
— А что-то позитивное было?
— Безусловно. Это удивительная сплоченность семьи, это жизнь в деревне, в маленькой управляемой системе, где каждый житель — не какой-то анонимный фейсбучанин, а часть единого организма. И еще — это вера в лучшую жизнь после смерти, дарующая утешение.
— То есть писатель Оливер Петч в средневековье жить...
— Не согласится ни в коем случае. Меня журналисты замучили этим вопросом. И я снова, снова и снова говорю: ни за что. В ХVII веке я бы не дожил до своего возраста. У меня — операция на сердце. Ну и я привык к комфорту. Без кондиционера работать не могу. Короче, даже если бы в ХVII веке уже изобрели велосипед, я туда ни ногой.
— А велосипед-то тут при чем?
— Просто я заядлый велосипедист. Очень люблю. Был бы не против по Красной площади прокатиться, но вот даже не знаю, можно ли. Хочу посмотреть на Лобное место, может быть, меня там посетит вдохновение. В общем, потомку немецкого палача есть чем заняться в России.
— А вам никогда не хотелось кого-нибудь убить? Редактора хотя бы.
— «Тварь я дрожащая или право имею?» Вы об этом? Нет-нет, никаких убийств. Я человек мирный. Ну и не надо путать меня и мое воображение.
