Человек, обвиняемый в сильном воровстве, всегда может сказать, что воровство — лишь лживый предлог

Долгая и абсолютная безнаказанность плохо влияет не только на способность простейшей рефлексии, умения посмотреть на себя со стороны. Она отбивает даже и способность к сколь-нибудь складному изложению версий. Способность, присущую, по мнению граждан следователей, даже и людям, которых никак нельзя отнести к сливкам общества и отцам отечества.

Понятно, что сильного желания встречаться со следственными органами (хотя бы и пока в качестве свидетеля, но ведь процессуальный статус может и измениться) по делу Банка Москвы у Ю.М. Лужкова нет. На его месте такие чувства испытывал бы каждый. Понятно и желание выиграть время для принятия решения: то ли поехать сдаваться в Москву, то ли отправиться в Лондон к Е.Н. Батуриной, Б.А. Березовскому и банкиру А.Ф. Бородину. Но совсем непонятно, зачем так безбожно путаться в собственной версии о том, что за границей бывшего мэра удерживают важные ученые занятия. А именно это мы и наблюдаем, когда одним СМИ бывший мэр сообщает, что находится на международной научной конференции, где читает доклад по медицине, другим — что читает лекции по экономике, третьим — что лишь «готовит доклад для выступления на научной конференции». Придумать, про что доклад, и последовательно держаться избранной версии все-таки проще, чем отвечать на вопросы по чрезвычайно грубой и откровенной сделке с Банком Москвы, где не было простелено совсем никакой соломки. Когда с научным докладом такая невнятица, чего ожидать от обсуждения с гражданином следователем более закрученных сюжетов. При такой способности держать удар, пожалуй, в самом деле лучше держать его в Лондоне.

Впрочем, решать этот неприятный вопрос не нам, а бенефицианту, людей же более сторонних может интересовать другой вопрос. До какой степени притягивание Ю.М. Лужкова к Иисусу соответствует наблюдавшейся доселе практике «золотого моста», когда ради препровождения на покой некоторого политика власти готовы были сильно закрывать глаза на некоторые его прежние негоции. Ведь Лужков был далеко не первым из отставленных бабаев-тяжеловесов, ему предшествовали М.Ш. Шаймиев и М.Г. Рахимов, о которых (в особенности о последнем) вряд ли можно с уверенностью сказать, что все их негоции полностью соответствовали гражданским установлениям и дальнейшим видам России.

Разница несомненна, мы ее наблюдаем, но, вероятно принцип «золотого моста» действует в тех случаях, когда речь идет о почетной капитуляции, условия которой вполне могут обговариваться (в случае с башкирскими и татарскими делами вряд ли есть сомнения, что проговоренность имела место), но в случае, если предложения сдаться на почетный аккорд отвергаются, вступает в силу принцип «горе побежденным», с «золотым мостом» уже никак не сообразующийся. В сжатой форме это выразил Суворов в послании измаильскому паше — «24 часа на размышление — воля. Первый выстрел уже неволя, штурм — смерть, что и оставляю вам на размышление». Обладающие способностью к размышлению Рахимов и Шаймиев сочли разумным не дожидаться первого выстрела, за что были одарены милостями. Лужков, не столь богато наделенный этой способностью, решил дожидаться — и дождался.

Другим ограничителем на принцип «золотого моста», судя по всему, был размах деяний. При всей неидеальности бабайского управления в Уфе и Казани властвовавшие там опытные номенклатурщики все-таки избегали греха совсем уж беспредельной гордыни и как-то чувствовали красные линии. Наблюдавшееся же в Москве управление как перед концом света отшибало у управителей всякую осторожность. Все-таки потрошить в пользу супруги системообразующий банк, от которого в итоге остались рожки да ножки, а равно и производить международный скандал, передавая супруге земли, выделенные для строительства дипломатических миссий, — это уже совсем за гранью добра и зла, и ни в Уфе, ни в Казани ни о чем таком даже в страшном сне не помышляли.

Видеть ли в происходящем ныне политическую или же личную месть — вопрос достаточно неоднозначный. Отсутствие личного благоволения к Ю.М. Лужкову тут проглядывается несомненно, ибо при наличии очень сильного благоволения можно было бы сделать вид, что самых скандальных негоций как бы и не было. Сколь красивым было бы такое благоволение, сказать сложно.

При этом стоит учесть, что в такого рода коллизиях не всегда понятно, где причина, а где следствие. Человек, обвиняемый в сильном воровстве, всегда может сказать, что воровство — лишь лживый предлог, а на самом деле он страдает за горячую и бескорыстную приверженность свободе. Для чего не грех даже и произнести какие-нибудь особо свободолюбивые речи. У разных лондонских сидельцев мы это неоднократно наблюдали — идея даже прямо напрашивающаяся.

Неизвестно, что там с международной научной конференцией и наблюдалась ли она вообще в природе, но интересных тем для лекции хоть по экономике, хоть по медицине тут в самом деле сколько угодно.