Как я спас собаку
Когда я работал психиатром в маленькой психиатрической больнице, мне приходилось лечить больных с разными психическими расстройствами. Случаи бывали сложными, и тогда собирался консилиум, и все вместе приходили к какому-то одному решению. Но жизнь - жизнь преподносит нам такие сложные случаи, разобрать которые невозможно, и консилиум, к сожалению, не соберешь. Правда, замечательный психиатр профессор Рубен Александрович Наджаров, которому я показывал больного и в конце зачитывал витиеватое заключение, в котором пытался объяснить разные поступки своего пациента теми или иными симптомами, выслушав меня, сказал: "Видишь ли, не все можно объяснить клиникой, иногда бывают просто подлецы и дураки".
Дураки, они сопровождают нас с детства и до смерти. Они идут рядом с нами с гордо поднятой головой, уверенные в своей правоте. Они не сомневаются ни в чем, и это их отличительная черта.
В детском саду меня с тарелкой, на которой лежал кусок селедки с торчащими, как седые волосы, костями в обрамлении цвета морской волны картофельного пюре, водили к директору, чтобы та разрешила мне ЭТО не есть. Директор, бесформенная тетка в несходящемся белом халате, горой нависала надо мной и говорила: "Не будешь есть, мы будем вводить тебе пищу через зонд". Буква "д" слышалась как "т". И я никак не мог понять, как через зонтик можно ввести селедку. Мне было страшно. Потом, став врачом, я понял, о чем шла речь.
Удивительно, что они, дураки, руководят и учат. Эти случаи, с ними связанные, потом, спустя время, воспринимаются как смешные, а когда ты их участник, они вызывают ужас.
У меня была собака такса. Клубная сука. Я ее любил. Для того чтобы ее можно было вязать по правилам, а щенков продать через клуб, я должен был вступить в общество охотников, но без права охоты. Как бы человек без ружья. Мне сказали, что для начала я должен сдать в общество охотников и рыболовов сколько-то, не помню сколько, килограммов вороньих лапок. Что за чушь? - подумал я. Потом выяснилось, что под присмотром опытного охотника-наставника я должен выехать на некое поле с компанией себе подобных и отстреливать ворон, и все это для того, чтобы моя любимая Дездемона (так звали собаку) потеряла свою девственность. Я, конечно, никуда не поехал и как-то обошел это мрачное мероприятие. Но потом выяснилось, что мне нужна еще характеристика с места работы. Друзья-психиатры с пониманием отнеслись к моей проблеме и написали, что я морально устойчив и могу быть охотником без права охоты. Охотничий начальник внимательно прочел характеристику и спросил меня: "А где печать?". Ее не было, о ужас! Что делать? У Дездемоны подходит время течки, а охотничий начальник принимает раз в месяц. Я теряю полгода. Пересчитай, дорогой читатель, этот срок на собачью жизнь, и ты поймешь причину моей паники. Я выхожу из кабинета, достаю из широких штанин свою личную врачебную печать для рецептов - врач Бильжо Андрей Георгиевич, и ставлю ее на характеристике на себя же. Охотничий начальник, увидев через пять минут фиолетовый кружок, сказал: "Ну вот, совсем другое дело".
У Дездемоны родились три щенка.
Все это я вспомнил потому, что фабрика "Дулево" отказалась печатать мои карикатуры на своей посуде. Большой оплачиваемый заказ для ресторана. Эту посуду раньше делали в Конакове, и она находится в лучших и достойнейших коллекциях. Эта посуда пользуется популярностью, а фабрика "Дулево" отказалась. Почему? Только не смейся, читатель. "Рисунки Бильжо пропагандируют секс и насилие". Я сам, когда услышал, чуть не упал. Это сказал то ли главный художник фабрики, то ли ее директор. Причем со ссылкой на рабочих. Мол, рабочие не хотят. Мне остается держать себя в руках, чего и тебе желаю, читатель, и будь здоров.
