Римас и «Дама»
Большой театр продолжил 242-й сезон премьерой «Пиковой дамы». Свою версию оперы Чайковского предложил режиссер Римас Туминас и его команда в составе Адомаса Яцовскиса (сценография), Марии Даниловой (костюмы), Анжелики Холиной (хореография), Дамира Исмагилова (свет). За пульт оркестра встал музыкальный руководитель ГАБТа Туган Сохиев.
«Пиковая дама», как и подобает одной из главных русских опер, неоднократно ставилась в главном театре страны. Нынешнее прочтение — 15-е по счету. В предыдущем режиссер Лев Додин представил Германа пациентом Обуховской больницы, заточив его в упомянутый Пушкиным 17-й нумер. А оперу уподобил истории болезни, дотошно фиксируемой опытным психиатром. В логически выверенном сумасшествии имелся только один изъян: сценическая история не сочеталась с композиторской. Итогом стало демонстративное несовпадение видимого и слышимого, отчего чувствительные зрители с первых же тактов впадали в беспокойство.
Создатели новой версии, напротив, позаботились о комфортном самочувствии публики. А единственное, что может обеспечить его в опере, — полное доверие к замыслу композитора и точное следование его ремаркам. Плюс благородный отказ режиссера от собственных амбиций, что и сделал приглашенный на постановку худрук Театра имени Вахтангова Римас Туминас. Рискну предположить, что этот шаг дался ему без ущерба для режиссерского «эго». Гарантом качества выступил сам Петр Ильич, прописавший в опере абсолютно всё — от духовных прозрений до физиологических проявлений — и тем избавивший постановщика от необходимости что-то выдумывать.
Конечно, отдельные придумки, если судить по богатой истории интерпретаций «Пиковой дамы», бывали занятными. Встречались среди них убедительные и даже пронзительные. Но по большому счету всё это были фантазии, с большей или меньшей ловкостью прилаженные к музыкальной концепции. И ни одна из них не могла сравниться с удовольствием слушать и оценивать то, что написал композитор. Туминас со товарищи такую возможность дарят: ничто не мешает воспринимать историю честного офицера, который под влиянием губительной страсти преступил черту и в итоге потерял всё, включая жизнь.
Декораций в спектакле ровно столько, чтобы с первого взгляда проникнуться аурой Петербурга, где даже весной серо, сыро, но, несмотря ни на что, величественно. Фрагмент здания с классицистскими колоннами. Деревянная конструкция, отбрасывающая гигантскую тень. Пара стен из камня крупной кладки. Черный или серый (ночь или день) проем в глубине сцены. Исторические костюмы выдержаны в той же цветовой гамме. Дамам на балу отказано в бриллиантах. По правилам бального этикета — нонсенс, но принцип — стильно, сдержанно, афористично — выдерживается до конца.
Главное здесь — музыка и слово, и минимализм сценического решения оттеняет их самодостаточность.
На артистов отсутствие постановочных «фишек» накладывает дополнительную ответственность. За режиссерскими наворотами можно многое скрыть, а так певец остается один на один с музыкой и персонажем. К чести исполнителей ведущих партий — Анны Нечаевой (Лиза), Ларисы Дядьковой (Графиня), Игоря Головатенко (Елецкий), Геворга Акопяна (Томский) — никто из них не дрогнул в этом противостоянии. Отдельно стоит сказать о Юсифе Эйвазове, спевшем партию Германа. В России он больше известен не вокальными достижениями (хотя многие помнят его кавалера де Грие в «Манон Леско»), а в качестве мужа Анны Нетребко. Думаю, Герман восстановит художественную справедливость и выведет артиста в ранг самоценного мастера. Дело даже не в красоте его голоса (в Большом этим не удивишь), а в редком на сегодняшний день умении произносить музыкальную фразу, донося до слушателя ее мельчайшие нюансы.
Аналогичное внимание к деталям продемонстрировал оркестр под управлением Тугана Сохиева. Дирижер умерил присущую ему романтическую экзальтированность и вел своих музыкантов с мудрой рациональностью. Не исключено, что это — благотворное влияние маэстро Туминаса, который, судя по его словам, намерен серьезно заняться оперным жанром. «Все корифеи — и Станиславский, и Немирович — ушли в оперу на старости лет, так что я почувствовал воздействие закономерности, когда меня пригласили в Большой театр: значит, я уже в таких летах, когда постепенно надо отходить от драмы и приходить в мир музыки», — заметил режиссер на встрече с журналистами. Можно только порадоваться такому решению. Если оно будет реализовано, мир музыки, несомненно, выиграет.