Перейти к основному содержанию
Реклама
Прямой эфир
Мир
Путин и Эрдоган обсудили ситуацию в Сирии
Мир
В Южной Корее приостановили работу парламента и партий из-за военного положения
Мир
Кобахидзе заявил о провале попыток оппозиции устроить майдан в Грузии
Мир
Президент Южной Кореи объявил о введении военного положения
Мир
Премьер Польши предсказал переломные события на Украине в ближайшие полгода
Мир
СМИ сообщили о новом разрыве кабеля между Швецией и Финляндией
Мир
Захарова поинтересовалась о вероятности введения Западом санкций против Сеула
Мир
СМИ сообщили о возможном запросе Украины систем ПРО у Запада из-за «Орешника»
Мир
На улицах Сеула появилась военная техника
Мир
СМИ сообщили об обсуждении в Европе прекращения огня на Украине
Мир
Министра обороны Украины вызвали в раду из-за скандала с бракованными минами
Армия
Бойцы ВС РФ рассказали о продвижении на часовоярском направлении
Мир
В Южной Корее ввели военное положение. Что известно к этому часу
Общество
Боевик ВСУ получил 24,5 года за убийство мирного жителя в ДНР
Мир
Во Франции назвали причиной потери доверия к Макрону покорность Байдену
Мир
Парламент Южной Кореи проголосовал за отмену военного положения
Спорт
Боец ММА Александр Емельяненко возобновил карьеру и подписал контракт с лигой NFL
Общество
За нелегальным производством алкоголя в России начнут следить из космоса

«Когда доктор надевает халат и берет в руки скальпель, у него нет гражданской позиции»

Кинематографист и общественный деятель Анастасия Приказчикова — о врачах Донбасса, своей семье и надежде
0
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев
Озвучить текст
Выделить главное
Вкл
Выкл

20 декабря в онлайн-кинотеатре Первого канала вышел документальный фильм «Диагноз: жизнь». Он посвящен врачам, которые работают в Донбассе — спасают раненых мирных жителей, оперируют военных и помогают пострадавшим от обстрелов. Медики трудятся в тяжелых условиях и вынуждены всё время быть начеку, чтобы успеть отвоевать человека у смерти. «Известия» поговорили с создательницей ленты Анастасией Приказчиковой о том, каково было работать в ее родном Донецке и какие истории людей поразили больше всего.

— Анастасия, как возникла идея снять фильм и почему именно о врачах?

— Это личная история. Я из Донецка, и мой отец уже 40 лет трудится начмедом по лечебной части одной из крупнейших больниц города — Республиканского травматологического центра. Туда привозили людей с тяжелыми случаями со всей Донецкой области. Сейчас врачи из мирных превратились в полевых, им приходится работать с минно-взрывными травмами, спасать раненых после обстрелов, в том числе детей.

Фильм — посвящение отцу и дань уважения всем врачам, которые по воле судьбы стали военно-полевыми медиками.

— Хотели снять именно документальное кино или были мысли о художественном?

— Вынашиваем идею сделать полный метр. Не уверена, что он будет о врачах, но точно о СВО и подвиге российского военного. Пока собираем истории. Документальную ленту «Солдат ребенка не обидит» о героическом спасении военными детей в зоне СВО мы готовим к выходу к 1 июня 2023 года, ко Дню защиты детей.

— Что чувствовали, когда приехали в родной город? Он обстреливается каждый день — как решились на это?

— Съемки должны были проходить во время референдумов по вхождению в состав РФ, в то время Донецк веерно и хаотично обстреливался. Только в район, в котором я выросла, прилетало около 400 снарядов. Решили отложить съемки на неделю, а потом поехали.

Конечно, сначала страшно, особенно с учетом того, что у меня дома остались мои сыновья. Но когда пересекли границу... Знаете, наверное, так работает наш мозг: слышишь, как рядом ложатся снаряды, и думаешь: «А вдруг?» — но потом страх улетучивается и начинаешь жить моментом.

Понимаю людей, которые остались в городе. Постоянные взрывы влияют на психику, но в конце концов превращаются в обыденность, рутину, хотя не перестают быть опасными.

— Быстро перестроились?

— Люди, которые там живут, в том числе отец, говорят: «Мы адаптировались, привыкли». Если речь об обстрелах, то да. Но мне кажется, невозможно подготовиться к тому, что твои близкие могут погибнуть и тебе придется их хоронить. Ситуация всё равно двоякая: с одной стороны, ты в этом живешь, работаешь и это твой выбор — остаться на своей земле и помогать. С другой — нельзя быть готовым к тому, что после очередного обстрела ты можешь кого-то потерять — родственника, друга или коллегу.

— Как близкие отнеслись к вашему решению поехать в Донецк? Муж, например?

— С Дмитрием (блогер и общественный деятель Дмитрий Чугунов. — «Известия») мы в процессе развода и в отношении работы и раньше обходились без советов друг другу, делали свои проекты автономно друг от друга всегда.

— А что было самым сложным для вас и команды, когда снимали фильм?

— Люди и их истории. Они совершенно другие, и их тяжело слушать. У многих, в том числе наших героев-врачей, остались родственники на Украине. Многие из-за этого отказывались сниматься, но некоторые согласились. Такие истории, когда отец не общается с сыном и семья полностью разрушена из-за политических разногласий и гражданских убеждений, очень непростые.

Эти интервью сильнее всего подействовали на съемочную группу и весь процесс. Когда мы работали над фильмом, нам было важно дать зрителям надежду. И самое сложное было найти ее в героях, большинство из которых сильно устали еще с 2014 года. Но совместными усилиями мы справились. Этот фильм о том, что жизнь всегда будет преобладать над смертью, пока рядом с нашими судьбами есть такие преданные своему делу и самоотверженные врачи.

— Да, ваши врачи говорили, что у них на операционном столе лежали и мирные жители, и российские военные, и украинские боевики.

— В этом смысле было интересно исследовать феномен врача. Подход к каждому пациенту должен быть одинаковый — медики ведь дают клятву Гиппократа. Когда хирург надевает халат и берет в руки скальпель, он лишается политической, общественной или гражданской позиции. Ему важно спасти жизнь, оказать помощь — безотносительно своих взглядов, не думая о том, что этот солдат вчера мог стрелять в его детей. Были и такие случаи. В военное время врач — самая гуманная профессия. Это явление мы и хотели разобрать.

— Что вас поразило во время съемок?

Одна история не вошла в фильм. Военный корреспондент умер в машине санитарной авиации, когда его везли в больницу Калинина. Ранение в сердце. Когда подъехали к приемному отделению, медики санавиации спросили: «Где морг? У нас труп». Врачи больницы не согласились: «Подождите, сначала на стол, дайте осмотреть». В итоге вытащили пулю и завели сердце — человек остался жив.

— Как думаете, эта поездка, общение с врачами изменили вас изнутри?

Не только поездка, но и вся ситуация со СВО и Донбассом. Я работаю в медиа и социальной сфере, занимаюсь продюсированием, и у меня довольно большой круг общения. Но после 24 февраля 2022-го он резко изменился. Тяжело осознавать, что коллеги, друзья, которые прекрасно знали, что я из Донецка, упускали из виду всё, что происходило в Донбассе за предыдущие восемь лет, но не упустили событий прошлой зимы и прошлого года. Люди, жившие в счастливом неведении почти десяток лет и не понимающие, что невозможно сдержать пожар в одной комнате.

Всё это, конечно, меня сильно изменило и еще больше подтолкнуло к общественной работе по темам СВО и съемкам документальных фильмов на эти темы. Врачи — не единственный проект. Как я говорила ранее, 1 июня готовится еще одна лента — «Солдат ребенка не обидит» — о героическом спасении российскими военными детей во время спецоперации. Приурочим его ко Дню защиты детей.

— На ваш взгляд, что еще рядовые граждане, благотворители, волонтеры могут сделать на новых территориях, чтобы помочь?

— Я вижу, что там нужна системная работа психологов, которые работают с посттравматическим синдромом (ПТСР). С ним сталкивается любой человек — необязательно военный, потерявший близких или пострадавший во время обстрелов. Достаточно ежедневно ходить по улицам, видеть смерть и жить в этом.

Медики из Москвы и других городов РФ приезжают в Донецк работать и волонтерить, например, прекрасное сообщество «Друзья медицины Донбасса» под руководством Бадмы Башанкаева, который тоже снялся в нашем фильме. Однако потребность в хороших профессиональных психологах тоже высока. На мой взгляд, лечение ПТСР должно быть внесено в систему ОМС для всех людей, проживающих в зоне СВО и военных.

Запускается много проектов, но большая часть из них несистемна, а часть вообще для галочки. Некоторые делают что-то для Донбасса, чтобы потом получить государственную помощь и прочие плюшки. Все-таки хочется, чтобы люди исходили из других побуждений, тогда работа волонтерских и благотворительных организаций укрепится и упорядочится.

— Какие еще проекты планируете в Донбассе — благотворительные или кинематографические?

Мы в фонде «Подарок ангелу» постоянно делаем что-то по линии гуманитарной помощи: возим оборудование в больницы, запустили программу помощи людям с минно-взрывной травмой и потерявшим конечность, то есть вместе с московскими врачами готовим такого пациента к протезированию, везем в Москву, протезируем в наших партнерских центрах и учим ходить и пользоваться протезом.

Готовим еще один проект, связанный с ПТСР. Документальный цикл «С войной в сердце», который бы объяснил широкой аудитории, что такое посттравма и с чем столкнется практически каждый, потому что люди из зоны СВО так или иначе войдут в нашу жизнь. Им важно помочь, и любой человек должен знать, как это можно профилактировать, как распознать и куда обращаться.

— А какие проекты вы сейчас ведете как продюсер?

Продолжаю работать по направлению продюсирования импакт-контента (импакт-контент — медийный продукт, который способен вызывать позитивные изменения в сознании людей и, как следствие, в обществе. — «Известия»), поэтому сейчас в разработке у нас игровой сериал «Кости» про молодую девушку с анорексией, очень распространенная сейчас проблема, к сожалению, и детский мультсериал, профилактирующий детские страхи.

— Как вы относитесь к коллегам, которые уехали из России? Страну ведь покинули не только кинематографисты, но и благотворители.

— Творческие люди более эмоциональны, им свойственно такое поведение — всё бросить и уехать. Они не занимались политикой, не знали и не видели многих вещей. Что касается благотворителей, то ситуация с российскими фондами кажется мне максимально странной. 25–26 февраля они выпустили письмо против СВО, которое подписало значительное количество организаций. Большую часть этих людей я знаю лично.

Мне нравится сравнивать нашу работу с врачебной: суть хирурга не меняется, он берет скальпель, надевает халат, идет к операционному столу и помогает человеку. Это то же, что делает благотворительная организация, когда, например, собирает деньги для больного ребенка. Здесь не может быть никакой общественной и политической позиции, потому что у тебя есть миссия. И я не понимаю тех, кто пренебрегает миссией ради своей позиции. Много людей, благополучателей таких фондов из-за этого лишились помощи.

— Вы много занимаетесь социальной рекламой. Ваши проекты часто становились признанными на международных уровнях. Как думаете, для Донбасса нужна сейчас такая реклама? Какой она должна быть?

— На мой взгляд, необходима социальная кампания, которая бы помогала ветеранам СВО, например, в лечении и диагностике ПТСР, теме трудоустройства ветеранов СВО с инвалидностью и т.д. Темы адаптации военных, их социализации в мирной жизни должны стать основными для социальной кампании 360.

Целью такой рекламы должно стать воспитание уважения широкой общественности к тем людям, которые оставили здоровье на фронте, поддержка, помощь, а также полная инклюзия в социальную жизнь. Все мы помним, как жили в 1990-е ветераны афганской войны, какое было во многом к ним отношение, и в наших силах сейчас это профилактировать в обществе. Медиа — отличный помощник в этой работе.

Читайте также
Прямой эфир