«Большая доля снарядов — осколочные, чтобы уничтожить больше граждан»
На Донецком фронте взята в полукольцо Авдеевка, взломан первый эшелон обороны ВСУ. Обстрелы республиканской столицы, впрочем, продолжаются пока с прежней силой. Более того, о прекращении их вряд ли можно будет говорить даже при полном взятии Авдеевки: прицельный огонь по Донецку ведется из разных городов и поселков, расположенных в том числе в нескольких десятках километров от линии соприкосновения. Нынешние два летних месяца вообще наиболее сложный период в истории Донбасса за все последние восемь лет: подобным массированным атакам его населенные пункты не подвергались никогда. Гибели мирных людей фиксируют ежедневно. Жители — от мала до велика — вынуждены существовать в условиях экстремального психологического прессинга и проходить школу выживания, которую, по их словам, не следует проходить никому и никогда. О том, как поменялся за последнее время Донецк и как живут горожане в условиях непрерывной смертельной опасности, — в специальном репортаже «Известий».
Без лишнего геройства
Лучше всего о нынешнем Донецке, по-моему, могут сказать две истории. Даже три. Они очень показательны. Первая — утро, центр города, Киевский район. Я иду в сторону автобусной остановки на улице Университетской. Раздаются стандартные звуки, возвещающие начало нового дня, — прилеты украинских снарядов. Бьют по Киевскому — не то чтобы близко, но и не далеко. Добраться до остановки можно, главное — не мешкать.
Навстречу мне по узкой дорожке идет женщина — торопится на работу. Простая женщина предпенсионного возраста. Во время очередного «неблизкого» (километр точно) разрыва она вскрикивает и падает — прямо на асфальт. Закрывает голову руками, сжимается в комочек и всхлипывает. «Вставайте», — пытаюсь я поднять женщину, а вдали грохочет снова и снова. И объясняю: «Это не близко, не опасно. Можно идти (а на самом деле — нужно), не бойтесь!» Женщина поднимается, ноги ее подкашиваются, держась за стены дома, она бежит дальше. Эпизод, который многое говорит о том, кому и что приходится переживать здесь каждый день.
Жилые дома в Киевском районе Донецка, частично разрушенные в результате обстрела со стороны ВСУ
История вторая. Снова Киевский район, девятиэтажный дом, где я снимаю квартиру. Выхожу вечером из своего подъезда и сталкиваюсь с собакой — дворняга по имени Люся, худая и длинноногая. Люся дрожит всем телом и пытается зайти в подъезд, но не решается. Хозяева Люси — две женщины с пятого этажа, мать и дочь. «Ты почему одна?» — спрашиваю я знакомую собаку. Люся смотрит сквозь меня и пытается выглядеть кого-то в пустой темноте подъезда.
«Бросили! — обращается ко мне подошедшая другая соседка. — Видите, и ошейник сняли. Чтобы показать, теперь — ничья» (ошейника на собаке действительно нет). «Я ее покормить пыталась, выносила кости, но ничего не ест», — продолжает женщина. Мы поднимаемся вместе на пятый этаж, стучимся в квартиру хозяев — никого. Действительно, снялись, уехали. А собаку оставили. «Разве можно так? — сокрушается соседка. — Уж лучше бы усыпили, чтобы не мучилась. Как она теперь?»
С 2014-го в этом же дворе живет брошенный пес — из этого самого подъезда. Теперь вот их двое, бедолаг. Ночью брошенная Люся все последующие дни плачет и воет, протяжно и безутешно.
Город опустел. Многие из тех, кто долго твердил: «Мы пережили здесь самые трудные годы и останемся и сейчас!» — не выдерживают и уезжают, лишнее геройство нынче ни к чему. Типичная картина: днем ударяют по автостанции в центре города в час пик, ночью разносят Центр славянской культуры, ближе к утру три человека гибнут под обломками в своих квартирах в Петровском районе. А на следующий день всё по новой, без перебоя.
Каждая минута дорога
Одна моя знакомая семья отправилась недавно из Донецка к родственникам в Снежное — «переждать опасное время», и в первый же вечер попала под тяжелый обстрел (прилетела «Точка-У») в самом Снежном. Еще одна семья — беженцы из Мариуполя — собирается обратно в Мариуполь: там безопасней. Примечательный момент: среди разных видов снарядов, которыми украинская армия ежедневно обкладывает Донецк, немалую долю занимают осколочные, то есть направленные не на поражение конкретных объектов, а на уничтожение как можно большего числа «живой силы противника», в данном случае — простых горожан.
Сотрудник Следственного комитета ДНР изучает место взрыва снаряда после обстрела ВСУ жилых районов Донецка
Некоторые водители маршруток отправляются с утра на работу в бронежилетах, их работа наиболее опасная — колесить из конца в конец горящего города. Только за последние 10 дней в Донецке погибло при обстреле прямо в кабинах двое водителей автобусов.
Среди новоприобретенных реакций у горожан на происходящее — чудовищное раздражение при реве мотора проезжающего автомобиля: так можно не услышать звук прилета, не успеть сориентироваться, а нужно всегда быть начеку. Или аналогичные чувства, если едешь в маршрутке, и она катит неоправданно медленно: скорей надо выехать из опасной зоны, не задерживаться, каждая минута дорога. Хотя опасная зона сейчас везде.
Или тревожные чемоданчики, о которых мне приходилось писать прежде применительно к жителям опасных окраин — Петровки в Донецке, Александровки, Зайцево, Гольмовского. Сегодня такие чемоданчики, в которых лежат документы и вещи первой необходимости, — обыденность. Редко у кого нет такого.
Подъезды в многоквартирных домах открыты настежь, и закрытая железная дверь воспринимается минимум как недопустимая халатность — она может стоить кому-то жизни. Впрочем, вся ответственность за подобные распахнутые двери, или отворенные подвалы, или начертанные на картонках надписи («укрытие» со стрелочками) — добрая воля самих жильцов или редких волонтеров. На общегородском уровне подобная работа, увы, налажена крайне слабо: не все горожане информированы, где находятся бомбоубежища, как действовать в случае ЧП, как оказать раненому первую медицинскую помощь и т.д.
Продолжать жить
Отдельная история — старики. Как везде и всегда, им сложнее всего. Они сидят в квартирах под огнем, не имея сил спуститься вниз. Не имеют возможности (и часто — решимости) выехать, эвакуироваться. Они семенят по дорожкам — в магазин и из магазина — во времена самых тяжелых обстрелов. Им сложно, почти невозможно оперативно укрыться, если обстрел застал на улице. Они ежедневно, если позволяют силы, ходят «по воду» с бутылочками-баклашками и тележками: техническая вода, если удается найти машину-цистерну, приехавшую в тот или иной двор — бесплатно, питьевая — за деньги. К сожалению, именно их — стариков — гибнет больше всего. Недавно одна моя знакомая пожилая женщина показала выбитые передние зубы: начались прилеты — она побежала, споткнулась и упала с размаха на бетонный бордюр, полный рот крови, зубы всмятку.
Местные жители в окнах своей квартиры в жилом доме в Киевском районе Донецка, частично разрушенном в результате обстрела со стороны ВСУ
Всё это — от стариков с раскрошенными зубами до брошенных собак, воющих у подъездов, — то невидимое, что появляется после каждого обстрела, ежедневно.
При этом город продолжает жить. Люди, сжав зубы, ходят на работу. И стараются, несмотря ни на что, поддерживать и сохранять, насколько возможно, прежний, налаженный, стройный образ жизни, который не даст победить отчаянию. И в этом контексте хотелось бы рассказать историю номер три. На днях из Ростова в Донецк приехала моя знакомая и рассказала, что, пока они ехали в рейсовом автобусе, выяснилось, что одна из пассажирок-попутчиц, бабушка — слепая и совершенно беспомощная. «Ее отправили из Ростова почему-то без сопровождения», — пожала плечами знакомая. Бабушке, как оказалось, нужно было ехать еще дальше — в город Енакиево. И, судя по всему, предполагалось, что она, прибыв в Донецк вечером, переночует как-то там на лавке на автовокзале, а утром двинет в свое Енакиево следующим рейсом.
Узнав о ситуации, попутчики без разговоров сбросились старушке на такси до Енакиево. Приехав в Донецк, посадили в машину и наказали таксисту проконтролировать, чтобы добралась благополучно, чтобы забрали родственники, и взяли даже у него номер телефона, чтобы удостовериться, как всё закончилось. Не пришлось слепой бабушке ночевать на лавке на автовокзале и оставаться один на один со своей проблемой. Показательный момент: сбросились на такси для старушки, по словам моей знакомой, все пассажиры автобуса — 28 человек. Не отказался никто.
Сергей Прудников, Донецк
