«Французы плачут, когда смотрят русские фильмы, но они их не понимают»
Почетный президент Фестиваля русского кино Маша Мериль, урожденная княжна Мария Гагарина, объявила о новом смотре наших фильмов в Париже. Юра Борисов привезет туда несколько своих фильмов, и там же будет вручена премия Мишеля Леграна великому композитору Эдуарду Артемьеву. О том, как стала русской, таланте Кирилла Серебренникова, сексуальной свободе, своих страстных мужчинах и вульгарных женщинах Жан-Поля Бельмондо актриса и писательница рассказала «Известиям».
«На Елисейских полях будут идти лучшие советские ленты»
— Как идет подготовка к фестивалю?
— Наш фестиваль, восьмой по счету, на котором мы традиционно показываем и новые ленты, и классику, пройдет с 21 по 29 марта. В этом году его тема — «Когда русские в пути». Герои идут на войну, переезжают, путешествуют. Как всегда, у нас будут конкурсы художественных и короткометражных фильмов. Среди новинок — несколько фильмов с Юрой Борисовым, в том числе «Купе № 6» Юхо Куосманена, «Капитан Волкогонов бежал» Алексея Чупова и Наташи Меркуловой и «Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова. Я, быть может, не разделяю все идеи Серебренникова, но он, несомненно, большой талант. Как и в прошлом году, покажем фильм с Владимиром Высоцким. Перед фестивалем с середины января в парижском кинотеатре «Бальзак» на Елисейских полях по воскресеньям будут идти лучшие советские ленты: «Я шагаю по Москве», «Кавказская пленница», «Июльский дождь», «Иван Васильевич меняет профессию».
— Какова цель вашего киносмотра?
— Культура служит развитию отношений между нашими странами, особенно когда это не получается у политиков. Вот и наш фестиваль стремится играть роль посла российского кинематографа, который я очень люблю и считаю гораздо интереснее французского. Убеждена, что кино помогает лучше понять страну, чем политики, дипломаты или журналисты.
— Во Франции каждый год выходит 300 своих фильмов и еще до 500 иностранных. Российские же ленты здесь можно пересчитать на пальцах одной руки. Почему, за редким исключением, наше современное кино не пользуется успехом, хотя и получает здесь призы на международных фестивалях?
— Французы порой плачут, когда смотрят русские фильмы, но они их не понимают. Почему? У меня нет ответа на этот вопрос, но нельзя опускать руки. Все-таки во Франции шли фильмы Андрея Звягинцева, «Дорогие товарищи!» Андрона Кончаловского, сейчас идут «Петровы в гриппе».
— Как вам живется в ковидную эпоху?
— На первых порах мне нравилась смена жизненного ритма: появилось время заняться всем, не спеша — перечитывать Бальзака, Толстого, Пруста, предаваться размышлениям, встречаться, взяться за сценарий, который давно должна была закончить. Писательский быт всегда предполагает самоизоляцию, и когда я пишу, люблю одиночество. Во время пандемии мы притормаживаем, учимся жить не торопясь. От жизни перестаем требовать слишком многого. Теснее становится семейный круг, больше сидим дома, реже совершаем поездки. Нет ничего плохого в такой оседлости. Мы слишком суетились. Такой темп меня устраивает. Может, в дальнейшем мы так и будем жить? Не мчаться больше вперед сломя голову? Однако эпидемия не побеждена — люди болеют и умирают, экономика буксует. Кино переживает катастрофические времена, залы пустуют.
— Нынешней эпидемии созвучен посвященный смерти двухсерийный фильм «Последняя партия» с вашим участием, который только что прошел по французскому телевидению.
— В этом фильме я играю мать главного героя. Режиссер послушал моего совета и последние сцены снял так, как я ему предлагала. Я сама недавно пережила кончину мужа (композитора Мишеля Леграна. — «Известия»). В смерти есть что-то сакральное. Она объединяет людей, которые забывают на время о личных невзгодах и распрях, становятся ближе друг к другу.
«Я с тобой расстаюсь, потому что тебя люблю»
— В недавнем интервью вы упомянули, что многим в жизни обязаны своим мужчинам. Что вы имели в виду?
— Я открывала мир сквозь призму сексуальности, это момент истины, взаимного доверия. Мне многое дали мужчины, с которыми я была в близких отношениях. Будь я для них просто другом, я бы всего этого не получила. Добившись эмансипации, женщины ищут новизну, пробуют то, что было под запретом. Сексуальная свобода подразумевает не столько поиск удовольствия, сколько возможность выбора: «Этот мне кажется интересным. А почему бы с ним не попробовать?» У меня самой иногда случались неудачные «эксперименты», но я признательна всем моим спутникам — даже если они делали мне больно. Сильный пол помогал мне узнавать себя.
— Чем вы тогда обязаны Андрею Кончаловскому, который в свое время рассказал о вашем романе в своих мемуарах?
— Когда я, маленькая француженка, приехала в Россию (в 1967 году на Московский кинофестиваль. — «Известия»), знакомство с Андроном стало для меня огромным событием. Я встретила сильного пылкого мужчину, который отличался от всех тех, кого я раньше знала. У меня было ощущение, что мы с ним переживаем нечто великое. В его объятиях я вдруг обнаружила, что я тоже русская и что мне теперь будет трудно иметь дело с французами. (Может быть, он был бы мужчиной моей жизни, если бы много лет спустя я не встретила снова Мишеля Леграна.) Андрон оказался именно тем человеком, который мне подходил лучше всего. Но обстоятельства сложились так, что в Советском Союзе мы не смогли бы жить вместе — может быть, к счастью. После меня у него было много женщин, и я бы чувствовала себя несчастной. Главное — я поняла, что у нас, русских, другое представление о любви. Мы любим не потому что хотим быть счастливыми или потому что нам хорошо, а потому что нам нужны сильные страсти, потому что мы ищем что-то исключительное.
— Французы предпочитают избегать таких страстей?
— «Я с тобой расстаюсь, — объявил однажды мне мой спутник-писатель, — потому что тебя люблю». Ушел, потому что опасался сильных потрясений нашей любви, опасался, что она займет слишком много места в его жизни и помешает ему творить. С Андроном мы ничего не боялись, он был сильным, он был русским. Наконец, я считаю, что он с годами становится всё талантливее, его фильмы всё лучше и лучше. Он не может позволить себе терять время. Ему надо идти быстрее к цели. Я горжусь Андроном, тем, что мы были вместе.
— Вы сыграли в англо-американском фильме Кончаловского «Дуэт для солиста» и Аркадину в его постановке «Чайки» в парижском театре «Одеон».
— В фильме он специально для меня придумал роль Ани, которая ухаживает за больной героиней. Андрон говорил, что только у русских есть сердце и только они способны ухаживать за немощным человеком.
— Как вам работалось с Кончаловским?
— Андрон — режиссер требовательный и нетерпеливый. Ему сразу нужен результат. Я очень послушная актриса, меня легко снимать, предпочитаю именно решительных и волевых постановщиков. Мне нравится брутальность в работе, хотя другие актеры предпочитают вежливое обращение. Мой друг, французский режиссер, сравнил меня со Страдивариусом, из которого можно извлекать прекрасные звуки.
— Вы и Жан-Поль Бельмондо играли в фильмах «новой волны». С его смертью закончилась целая эпоха во французском кинематографе?
— Для меня он прежде всего был человеком театра, который на сцене всегда шел на риск. Начинал он в «Комеди Франсез», потом обзавелся собственным театром, на котором потерял много денег. Это главное, а то, что Жан-Поль — симпатяга, каскадер, сорвиголова, — уже вторично. Как человек он мне не так интересен. Его всегда окружали вульгарные женщины. Последние из актерских могикан уходят. В кино постоянно появляются новые лица. Большинство из них так же стремительно исчезает. К сожалению, даже наши лучшие режиссеры снимают коммерческое кино.
«Мишель знал, что я буду хорошей вдовой»
— Когда вы вышли замуж за 82-летнего Мишеля Леграна, он пообещал, что ради вас проживет 100 лет. К сожалению, ему не удалось сдержать слово.
— В сущности, я остаюсь замужем за человеком, которого больше нет. На меня возложена миссия, которую я обязана выполнить. Когда мы с ним поженились, он был уже пожилым человеком, и — пусть бессознательно — думал о том, что ему нужна жена, которая займется его наследием. Мишель выбрал меня потому, что знал: я буду хорошей вдовой. Поэтому я создала Музыкальную ассоциацию Мишеля Леграна и учредила премию его имени за музыку к кинофильмам, которую наше жюри впервые присудило в июне этого года. Будущим летом мы вручим новый почетный приз великому русскому композитору Эдуарду Артемьеву.
— Почему музыка Леграна остается популярной на протяжении десятилетий?
— Она искренняя, лишенная всякого интеллектуализма, трогает наши сердца. У нее божественное начало и, как настоящая красота, она вызывает слезы. Наконец, как и всё гениальное, она хранит неразгаданную тайну.
«Дворяне проложили путь к Октябрьской революции»
— Урожденная княжна Гагарина из рода Рюриковичей, Маша Мериль состояла в рядах французских коммунистов. Вы до сих пор храните верность своим марксистским идеалам?
— Умные и образованные дворяне проложили путь к Октябрьской революции. Именно авангард ведет человечество вперед под знаменами прогрессивных идей, которые могут быть несовершенными. Но ближе всего мне были итальянские еврокоммунисты, которых я обожала. В 1970-е годы они могли войти в состав правительства в результате compromisso storico — исторического компромисса. Не получилось из-за убийства террористами премьера Альдо Моро. Я по-прежнему придерживаюсь левых убеждений, не понимаю, как можно быть правым, однако на президентских выборах 2017 года голосовала за Эмманюэля Макрона, потому что в его «реалполитик» и прагматическом подходе к проблемам видела ответы на важные вопросы.
— Какие ценности имеют для вас сегодня первостепенное значение?
—Главные — братство, затем — солидарность и равенство. Для меня всегда очень многое значило слово «товарищ» (произносит по-русски), которое подразумевает единство ради общей цели, потребность быть вместе. Когда во что-то веришь, ты счастлив. Это я чувствовала, занимаясь политикой. К сожалению, в нашу эпоху больше нет идеалов, к которым люди могли бы стремиться. Они превратились в никчемные декорации. Что же касается моего покойного мужа, то он был погружен только в музыку и больше ничего его уже не волновало.
— Как дочь русских беженцев, вы, наверное, лучше других понимаете всю остроту проблемы мигрантов, которая стоит сегодня перед всей Европой?
— У ее истоков политические, экономические и климатические причины. Надо уметь принимать беженцев, которые по разным мотивам вынуждены покидать свои страны. Я сама появилась на свет в русской семье (во французской колонии Марокко. — «Известия») и посвятила свою последнюю книгу «Ваня, Вася и дочь Васи» жизни в эмиграции, которая закалила мой характер, сделала меня сильнее. Мне приходилось постоянно доказывать, что я лучше других. Это как в спорте: хочешь стать первой — тренируйся, совершенствуйся и побеждай. Успех стимулирует, развивает твои способности. Я многого добилась именно потому, что была дочерью эмигрантов и сумела воспользоваться своим шансом.
— Как вам удается сохранять оптимистический настрой и чувство юмора во всех ситуациях? Жизнь по-прежнему прекрасна?
— Время от времени мне хотят сделать комплимент: «Маша, вы совсем не изменились!» — «Нет, изменилась, стала лучше», — отвечаю я. Признательна судьбе за все, что выпало на мою долю. Даже за тяжелые испытания. Их преодоление приносит радость. При этом надо знать себе цену. Надо уметь любить не только жизнь, но и самого себя. Если к себе относишься слишком критично, жизнь может оказаться невыносимой. Она не становилась хуже от того, что старею. Я научилась с годами не терять времени попусту — не хожу куда попало и не встречаюсь с неинтересными людьми. Что же касается красоты, она совсем не обязательно привилегия молодости. Считаю, что сейчас я лучше. Мне не нравилось, когда меня называли хорошенькой.