Сложный товар: что делать с бесхозными церквями
В селе Завалово под Тулой продали храм Дмитрия Солунского. Купил здание, оказавшееся на аукционе по делу о банкротстве, житель Москвы за 190 тыс. рублей. Зачем — пока никто не понимает. Что делать с бесхозными храмами и как выбрать, какой из них спасать, а какой нет, разбирались «Известия».
Нет дела без скандала
Каменный храм в селе Завалово появился в середине XIX века. Здание увенчано одним куполом, у него сохранилась колокольня с обрушенной кровлей, в интерьере — росписи с изображениями святых. Руководитель информационного отдела Белевской епархии Андрей Бухтояров рассказал «Известиям»: в 1930-е годы храм отобрали у епархии, разместили там склад. В 1990-е он достался частным владельцам, а теперь последний из них обанкротился и всё имущество было пущено с молотка. Причем объявление о продаже храма появилось не только на аукционной площадке, но и на популярном сайте объявлений, что возмутило представителей епархии больше всего.
— Переход таких храмов от собственника к собственнику не является чем-то уникальным, а вот появление подобного предложения на сайте объявлений в моей практике встречается впервые, — сообщил Бухтояров «Известиям». — Это вызывает как минимум неприятие и непонимание. Особенно если учесть тот факт, что ни в епархию, ни в Минкультуры Тульской области с предложением принять участие в судьбе храмового здания ни прошлые собственники земельного участка, ни настоящие не обращались.
На доске объявлений храм выставило частное лицо за 450 тыс. рублей, а продали его на аукционной площадке за 186,3 тыс. рублей при первоначальной цене 414 тыс. рублей. Покупатель оказался единственным участником торгов.
Объявление о продаже храма на сайте «Авито»
После того как сообщение о продаже храма распространилось в СМИ, Белевская епархия, региональное Минкультуры и инспекция Тульской области по государственной охране объектов культурного наследия заявили, что «активно занимаются разрешением данной ситуации».
— Самое главное, что у всех есть четкое понимание того, что храм должен оставаться храмом, — заявил иерей Андрей Бухтояров. — Мы приложим все усилия для сохранения храмового здания.
Впрочем, как замечает один из инициаторов создания общественного движения «Архнадзор», член Совета по правам человека Константин Михайлов, здание уже давно находится под охраной государства как памятник истории и культуры.
— Меня в этой истории возмущает больше всего тот факт, что до того, как начинается скандал, никому нет дела до таких храмов, — заявил он «Известиям». — А органы сохранения культурного наследия обязаны следить за состоянием памятников, и если они видят, что памятник разваливается и деградирует, они обязаны выписать владельцу предписание о проведении реставрационных работ, следить за исполнением этого предписания. Могут применить другие меры — вплоть до изъятия памятника.
Храм изнутри
По словам Михайлова, нет никаких свидетельств, что тульская региональная инспекция по государственной охране объектов культурного наследия наблюдала за этим памятником и пыталась воздействовать на частного собственника.
Редкий товар
Председатель экспертного совета по церковному искусству, архитектуре и реставрации РПЦ протоиерей Леонид Калинин признается, что удивлен самим фактом продажи храма — все-таки для России это определенная редкость.
— Во Франции продажа храмов — массовое явление. Там происходит отказ людей от религии, развал приходов, их разрушение, — рассказал он «Известиям». — В Германии по-другому: там храмы не продают, а сдают в аренду, например для проведения дискотек, увеселительных мероприятий. И я удивлен, что и у нас происходит нечто подобное. Видимо, это связано с тенденциями, которые есть в стране: массовое вымирание населения, сокращение населенных пунктов, бесхозность какая-то.
При этом Калинин отмечает, что если предположить, что человек, купивший храм, все-таки захочет его отреставрировать, то церковь к этому отнесется очень хорошо. Однако подразумевается, что потом храм всё равно должен вернуться в епархию, чтобы с ним снова не повторилась эта история. Протоиерей отмечает: если во времена СССР хлев и склад в сельском храме были в порядке вещей, то теперь такое использование храмов не по назначению практически не встречается.
Внешний вид храма
Директор благотворительного фонда «Белый ирис», который занимается восстановлением заброшенных храмов, Ольга Шитова замечает, что раньше храмы находились в собственности купцов и помещиков, которые и строили эти здания, а впоследствии передавались приходу или епархии.
— В самом факте того, что храм находится во владении частного лица, я не вижу ничего страшного, — сказала она «Известиям». — Здесь вопрос в том, как частное лицо относится к храму в части его использования и содержания. Если купил его для перепродажи, то это некое кощунство, конечно. Это не светское здание, а объект религиозного значения.
По ее словам, сейчас есть лишь единичные меценаты, которые восстанавливают храмы или строят новые за счет своих средств. В основном на реставрацию или другие работы на старых церквях деньги собирают всем миром – привлекая госсредства, средства жертвователей, гранты и т.д.
Константин Михайлов отмечает, что в случае с храмом в селе Завалово все шансы возродить приход и восстановить здание есть. Однако в целом заброшенные церкви если и продают, то не в качестве религиозных сооружений – это простое недвижимое имущество, которое сохранилось от совхозов и досталось частным лицам, заметил общественный деятель.
В своей статье по поводу ситуации в Завалово Михайлов замечает, что в последние годы храмами торгуют не так уж и редко. Например, в 2014 году пытались продать церковь Рождества Богородицы XVIII в. на Чистых прудах в Кашине Тверской области, в 2015 году на продажу выставили Преображенский храм 1820-х годов в подмосковном селе Нестерово, в котором был действующий приход. Из последнего — это выставление на продажу церкви Рождества Богородицы в селе Шелемишево Рязанской области в 2020 году. А в соцсетях сообщают: в Москве выставлен на продажу Никольский старообрядческий храм начала ХХ в. Николо-Рогожской общины.
Очередь на реставрацию
Продажу храмов стараются предотвратить, однако восстанавливать их крайне затратно, да и не всегда в этом есть смысл. В том же селе Завалово, согласно данным Всероссийской переписи населения, по состоянию на 2010 год жило всего 18 человек.
— По идее, восстанавливать нужно все храмы, но на все денег нет ни у государства, ни у народа, — говорит Ольга Шитова. — И тогда встает выбор — очередность реставрации храмов. В первую очередь реставрация касается храмов там, где есть люди, готовые к их возрождению. Следующий критерий — архитектурная ценность этих храмов. Насколько храм ценен по своей архитектуре, по своей истории, по связи с историческими моментами, с известными людьми.
В последнюю очередь, отмечает Шитова, реставрировать будут храмы, которые находятся в заброшенных полях и не являются знаковыми с точки зрения истории и культуры.
При этом, замечает она, сейчас наблюдается тенденция к тому, что государство и РПЦ начинают активно заниматься восстановлением храмов. По словам Шитовой, движение пошло снизу: появилось много сел и деревень, где жители проявили заинтересованность в этом вопросе.
— И, может, благодаря этой волне с низов на это стало обращать внимание и Минкультуры, и РПЦ, которые утвердили совместную программу по консервации храмов, — сказала она. — Надеюсь, в ближайшие пять лет будет бурная деятельность по их восстановлению.
По ее словам, в реестре РПЦ сейчас 4,5 тыс. разрушенных храмов, подлежащих восстановлению и имеющих какую-то ценность. Список неполный — есть не вошедшие в него часовенки и небольшие церкви. 500 млн рублей, выделенных программой, о которой «Известия» ранее уже писали, — это примерно 50 храмов с расчетом на то, что на одно здание будет потрачено в среднем 10 млн рублей. Речь идет не о реставрации, а именно о консервации, спасении зданий от окончательного разрушения.
— Консервация продлевает жизнь храма в среднем на пять лет, максимум на 10 лет, — говорит Шитова. — Она предотвращает разрушение, дает время на разработку проекта реставрации, поиск средств на это.
Андрей Бухтояров отмечает: Белевская епархия относительно молодая, ей всего девять лет, но за это время удалось восстановить более 20 объектов, в которых уже идут богослужения, в том же Одоевском районе, где находится село Завалово.
— В первую очередь восстанавливают те, где живут люди и где есть потребность, — сказал он «Известиям». — У нас есть 327-й закон («О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности». — Ред.), по нему мы можем испрашивать те здания, которые находятся в госсобственности — муниципальной, федеральной и т.д. А частные — нет. Но и здесь тоже потихоньку работаем.
Константин Михайлов замечает: лучший способ сохранения церквей — это передача их в ведение РПЦ. Когда храмы используют не по назначению, это неизбежно приводит к их повреждению или надстройке.
— Другое дело, что и епархии не очень хотят возиться с такими аварийными заброшенными постройками, — заметил он. — Будущее у большинства храмов, к сожалению, плачевное. Многие стоят в чистом поле, существовавшие рядом села исчезли. Что с такими храмами делать — вообще непонятно. Эксплуатировать постройку в чистом поле, не посещаемую людьми, тоже странно.
С этой точки зрения, отметил он, программа по консервации памятников, о которой объявил Минкульт, может остановить процесс обрушения и дать время на поиск денег и решений, которые позволили бы восстановить здания.
В Минкультуры сообщили «Известиям», что ведомство сейчас финансирует мероприятия по сохранению объектов культурного наследия, в том числе храмов, находящихся в собственности РПЦ, в рамках госпрограммы «Развитие культуры». Эти храмы включаются в ежегодный план по сохранению ОКН, исходя из их технического состояния, наличия необходимых документов и пользователя.
Что касается нового проекта по консервации, запущенного совместно с РПЦ, то он коснется объектов, реставрация которых «в настоящее время не представляется возможной в связи с ограниченными возможностями федерального бюджета», заявили в Минкультуры. В рамках этого проекта уже был сформирован первый перечень объектов, на которых будут проведены противоаварийные и консервационные работы. На 2020–2021 годы это 40 объектов в 20 регионах.
Небывалое оживление
Сохранением, казалось бы, совершенно безнадежных памятников занимается проект «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Организация работает с деревянными храмами в Архангельской, Вологодской областях, Карелии, есть объекты в Тверской и Ленинградской областях.
Участники проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера»
— Мы занимаемся консервацией этих зданий, большинство из которых — памятники культуры, — рассказала «Известиям» координатор проекта Лидия Курицына. — Сначала приезжает исследовательская экспедиция, мы находим объекты, делаем замеры, выезжает архитектор. За зиму делаем проекты противоаварийных работ, которые готовятся и согласовываются с региональными инспекциями по охране памятников. А на следующий год уже лицензированные специалисты проводят работы.
Она отмечает, что даже самые безнадежные храмы после проведения работ на них каким-то образом оживают. В пример приводит деревню Печная Сельга в Карелии, где работы велись в расположенной неподалеку часовне.
— Это очень труднодоступная часовня, до которой надо добираться практически по бездорожью, — рассказывает Курицына. — Часовня в лесу, деревни уже рядом нет. Но местный житель из Печной Сельги нам очень помогал, а потом доделал мелкую работу, которую мы сделать не успели. Выяснилось, что после проведения работ он собрал местных бабушек, привез их туда, и они стали вместе там молиться на праздники, ходили в крестный ход. Если же рядом живая деревня, то люди очень внимательно относятся — как к своей святыне. Для них самостоятельные работы по сохранению храмов неподъемны.
Она отмечает, что интерес к работе по восстановлению памятников только растет: раньше ежегодно у «Общего дела» прибавлялось по 100–150 добровольцев. От 2020 года в связи с пандемией ничего хорошего руководители проекта не ждали.
Восстановление часовни Николая Чудотворца в Печной Сельге
— Но у нас было 650 добровольцев, и если обычно это жители Москвы и Петербурга, то в этом году люди приехали из 32 регионов, — рассказала Курицына. — Это очень ценно и удивительно.
