Елки для волхвов и сантехников
Художник Марина Азизян помимо прочих достижений — в театре, кинематографе и изобразительном искусстве — известна как создатель и вдохновитель проекта петербургских рождественских выставок. В прошлые годы они проводились в Фонтанном доме и Кирилло-Белозерском музее-заповеднике; теперь же в качестве площадки был выбран Музей искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков. Правда, работы самой Азизян — лишь небольшая часть представленного собрания, которое в этот раз получилось особенно пестрым и многогранным.
— Изначально мы планировали организовать персональную выставку Марины Азизян в связи с ее юбилеем. Но когда она пришла к нам и увидела наши пространства, то персональной выставке предпочла эту, рождественскую, — рассказала «Известиям» директор музея Марина Джигарханян. — Проект готовился около года, и отбором всех работ занималась сама Марина Цолаковна, которая обошла много мастерских, пока не сложился окончательный образ экспозиции. Представлены произведения и тех мастеров, которых уже нет с нами, и молодых художников.
Масштабная, в несколько этажей, экспозиция называется «От звезды до воды». Так в народе именовали Святки, период от Рождества до Крещения. Но тональность работ далеко не ограничивается религиозными сюжетами, затрагивая и светский Новый год, да и просто зиму как таковую. Нет ограничений и в техниках. Здесь сочетаются станковая живопись и скульптура, графика и аппликация, шитье и инсталляция. Кто-то пишет маслом на рубероиде, а кто-то выстраивает сценки из трепетных бумажных куколок.
На первом этаже возник лес из елок разной конструкции. Новогодний символ предстает в диапазоне от сакрального до предельно бытового: для кого-то из художников это ясень Иггдрасиль, растущий сквозь все «этажи» мира, а для кого-то — памятник сантехнику (с рукояткой вантуза в качестве ствола дерева).
На стенах висят полотна с изображением зеленой красавицы. Одно из них — «Ленин, Троцкий, шарик и Новый год» кисти Анатолия Заславского.
— Здесь вы видите бюст Ленина, что стоит на углу Большого проспекта и улицы Ленина, — пояснил «Известиям» автор картины. — Мне жалко, когда Ленина убирают с улиц как врага человечества. Очевидно, он заслужил, но у меня к нему особое, ностальгическое, чувство. В детстве этот образ постоянно мелькал передо мной. Дедушка Ленин! Я изобразил также девушку, которая мне подарила шарик на Новый год. А еще — Троцкого, Льва Толстого, себя и своих знакомых. Все сливаются в карнавальном шествии.
Средний этаж музея отдан в основном евангельским сюжетам. Можно сравнить подход к ним разных мастеров. Если Александр Задорин, изображая поклонение волхвов или Крещение, устремляется вглубь веков, то Завен Аршакуни, пластически отсылая к старинной традиции, всё же приближает образ к нашему дню. Дева Мария держит младенца по канонам, но при этом у нее вполне современная прическа. А на другом полотне архангел Гавриил является к Марии не в горницу, а в квартиру.
Верхний этаж посвящен рождественским дарам и традиции празднования как таковой. Здесь выставлены произведения, устремленные к архаичным пластам культуры — например, шитье Марины Азизян, «заряженное» рукотворной магией. Художница, знавшая Бродского, в старинной манере вышила на одном из полотен строки из его «Рождественской звезды». Но древность соседствует с обыденностью. Анатолий Белкин приклеил на холст старые мамины рецепты. Инсталляция Андрея Кузнецова «Рождественский роман… с» из гитары с оборванными струнами и прелестных женских туфелек отражает праздник как событие частное и интимное.
Дополняют экспозицию открытки, фото из личных архивов, напечатанные или рукописные короткие воспоминания — свидетельства новогодних торжеств в разные десятилетия. Выставка, с одной стороны, отправляет нас вглубь времен, тревожа ассоциативную память универсальными образами, а с другой, заставляет ощутить не только космичность праздника, но и его сиюминутность, апеллирует к семейному опыту каждого зрителя. «В Рождество все немного волхвы», — слова Бродского обретают здесь праздничную наглядность.
