«Исламисты погибнут или сбегут в Турцию»

— Я поеду очень быстро, держитесь, будет здорово трясти. Тормозить
нельзя, кругом снайперы, — предупреждает водитель огромного пикапа,
прежде чем тронуться в сторону укрепления на вершине одного из холмов
над Кесабом.
В кузове его автомобиля семь человек, а в просторном
салоне — только сам водитель и ящик со снарядами среднего калибра. В
грузовом отсеке их возить опасно, могут сдетонировать от удара о борт.
По
петляющей горной дороге автомобиль действительно
несется впечатляюще быстро, и выстрелы обещанных водителем снайперов в
этой погоне едва слышны. И снаряды, и пассажиры на высотную позицию
доезжают в целости.
Плацдарм у исламистов из «Ан-Нусры» отбили считаные дни назад. Бульдозеры только закончили возводить по его
периметру двухметровые насыпи-брустверы, за которыми уже расставлены
палатки и артиллерия.
При этом профессиональных военных и даже
солдат-призывников именно на этой позиции — единицы. Большинство из
воюющих здесь — ополченцы-добровольцы или, как они сами себя называют,
бойцы Национальной самообороны. В первые месяцы войны в Сирии такие
отряды ополченцев возникали стихийно и обычно действовали в пределах
своего города и поселка. Вооружены они были чем попало, вплоть до
охотничьих ружей времен антифранцузского восстания, действовали
нескоординированно.
Теперь Национальная самооборона вооружена
пулеметами, танками и даже ракетными комплексами. Каждому бойцу положена
форма армейского образца с нашивкой «ополченец» на рукаве и зарплата в $300–400. Действиями самооборонцев руководит специально
назначенный генерал в Дамаске, а география их деятельности уже не
охватывает только лишь родные села.
— Мои товарищи приехали сюда из
Тартуса, Хомса, Дамаска. Я сам с тремя друзьями, которые тоже сейчас
тут, приехал с занятых Израилем Голанских высот. Мы бежали в «большую» Сирию и наткнулись на трех израильских пограничников, но смогли уйти,
теперь воюем плечом к плечу с нашими братьями со всей страны, — заваривая матэ — самый популярный у военных напиток, — говорит пехотинец
Махер. — Ну, наши враги к Кесабу отовсюду съезжаются, ну и мы тоже.
Ополченцы всегда там, где идут самые ожесточенные бои.
Бои здесь
действительно идут горячие. Исламисты обстреливают позиции ополченцев из
минометов и орудий. По горам постоянно гуляет эхо от взрывов.
— Это
они от отчаяния. Мы каждый день, каждый час оттесняем их всё дальше. Да,
у них в руках еще остается Кесаб и несколько армянских деревень вблизи
него, но, если они решат остаться там, город и деревни станут их
могилой. Выбор у исламистов небольшой — или умереть, или уйти в Турцию,
откуда они, похоже, и пришли, — офицер-спецслужбист, скрывающий свои должность и имя, прибыл с инспекцией на высотную позицию
из штаба в Латакии и, судя по всему, доволен увиденным.
— На сирийской
территории им деться некуда, — отмечает он. — Они у нас в кольце. Честно говоря, нам бы
всем хотелось бы, чтобы они тут и полегли. Ну, время покажет.
И
армия, и Национальная самооборона готовятся к генеральному наступлению
на позиции «Ан-Нусры», дата которого держится в секрете. Но все части
находятся в постоянной боевой готовности и с нетерпением ждут приказа.
— Я этих чертей ненавижу так, что буду с ними воевать, пока автомат в
руках смогу держать. Смотри, я себе всё тело забил татуировками с
патриотическими стихами, — показывает руки, украшенные арабской вязью,
ополченец Межуд. — Сам набивал. Иголка, древесный уголь и ненависть к
террористам — вот и всё, что требуется для этого.
На лежащей на стволе «калашникова» ладони — строки о ненависти к врагу и мораль: победа или смерть.