Только и разговоров, что о войне в Крыму. Россияне ломят — гнутся украинцы. Украинцы ломят — гнутся россияне. Кто-то обязательно ломит, и кто-то обязательно гнется. Это, пожалуй, единственное, что можно утверждать наверняка. Всё остальное по большей части напоминает фантастические зарисовки, коим, впрочем, охотно верят и пересказывают, добавляя новые — конечно, сенсационные — подробности.
На деле же всё выглядит несколько иначе. Ни бэтээров, ни танков, ни российских и украинских солдат на улицах. Никто не стреляет, не досматривает и не взрывает. Точно война не с нами и не у нас. Она там, в медийном пространстве.
У здания севастопольской госадминистрации — регулярно от силы полсотни человек. Собственно, только они и еще полевая кухня у Дома Москвы сигнализируют, что в городе-герое всё не так, как год или два назад.
В Симферополе в сотнях метрах от митингующих покупаешь самсу у татарина, мирно беседуешь с ним, а тебе звонят родственники, друзья из Москвы, Киева, Санкт-Петербурга, кричат в трубку: «Что там у вас? Война? Татары бьют русских!» И ты невольно смотришь на продавца самсы уже по-другому, а рядом всё те же люди улыбаются, смеются.
Но, наверное, дома их, как берсерков, охватывает ярость, и они, мутируя в синтез Александра Бушкова и Стивена Кинга, бросаются нагонять страсти. По телефону, на форумах, в социальных сетях. Чем кровавее, чем братоубийственнее — тем лучше. И ежедневная игра в страшилки, пожалуй, сводится лишь к одному — где-то что-то происходит. Скажи конкретнее? Ну, я не знаю. И не объяснить, что те бэтээры, которые демонстрируют по ТВ, ездят по бухте Казачьей вот уже 10 лет.
Люди верят в войну. Люди хотят войны, потому что она представляется им вот такой — пассивной, удаленной, их не касающейся. Всё логично. Их готовили к этому десятки лет, убеждая, что россияне и украинцы слишком разные, а главное — им есть что делить. И в тлетворной среде, где иммунитет здравого смысла был сведен к нулю, евромайдан стал тем вирусом, что превратил вяло текущую хроническую болезнь в острый, возможно, смертельный приступ. Инфицировав людей на центральной площади Киева, он разнесся по городам и регионам, попав на благодатную почву уставших, обозленных, разочарованных украинцев, замученных рабской жизнью.
Вот только жизнь эту они сами себе создали, перекроив реальность в 1917-м, затем в 1991-м и 2004-м, а теперь — в 2014 году. Само собой ради благих, высоких идей. Но по факту — что дальше? Когда Януковича нет, когда «москалям» указали на их место. Стало ли лучше? Сейчас, когда Украина в буквальном смысле разваливается на части.
Ведь мнения других украинцев, тех, кто был не готов к перевороту, тех, кто не страдал русофобией и настороженно относился к европейским ценностям, никто не спросил. Более того, непрерывно подчеркивал, что мнения этого априори быть не может. Мы тут революцию делаем, а вы в сторонке постойте и рты закройте; потом спасибо скажете, когда начнем объяснять, как вам жить.
Потому меня удивляют те, кого удивляет поведение Крыма. Простите, но это напоминает реакцию мужа, который гнобил, унижал жену, мало того, во время скандалов аки мантру повторял «не нравится что — вали к бывшему», а теперь изумляется, почему она и правда хочет к этому самому бывшему.
Ведь для части украинцев Янукович — по-прежнему законно избранный президент. Нравится он или не нравится — к делу не относится. Для них то, что произошло в стране — переворот, не важно в какую обертку он был завернут, а, значит, новое правительство нелегитимно.
Простые, ясные вещи, с которых надо было начинать диалог. Но между Киевом и Симферополем не было сказано ни слова. Янукович покинул Украину 23 февраля. Тогда же было сформировано новое правительство. До начала марта никто из его представителей не связался с руководством Крыма, не разъяснил, что называется, политику партии, хотя было очевидно, что именно полуостров окажется самым проблемным украинским регионом.
Вместо этого крымчан травили, дразнили на расстоянии. Поставим на колени, отдадим 5 млн русских под суд, отменим советское наследие — это не крики малолетних националистов, а заявления политиков, олицетворяющих власть. Да, имея таких патриотов, стране и врагов не надо. Они сделали всё, чтобы Крым захотел отделиться от Украины, взяв на вооружение евромайдановский опыт в ставке на беспроигрышную национальную идею.
Тут же появились униженные и оскорбленные, закричавшие, что все годы незалежности их притесняли. Да, украинская власть насаждала свои законы, свой язык, свою историю и культуру, но, будем откровенны, в Крыму как говорили, так и говорят на русском. Другой вопрос, что знать язык своей страны ее гражданин обязан. Глупо, получив, например, паспорт Германии, кричать, что немецкий учить не собираюсь и вообще всей душой его ненавижу. Нынешние же крымские трибуны действуют именно так.
И в срывании украинских флагов с государственных зданий, замене их на российские нет принципиального отличия от того, что происходило на площади Независимости месяцами ранее. Чем толпа, скандирующая антиукраинские лозунги в Севастополе и Симферополе, отличается от тех, кто в Киеве декларировал русофобию? Лишь тем, что не первой развязала войну. Но и на евромайдане всё стартовало с мирного протеста, а закончилось «убивай приспешников власти, всех тех, кто не с нами».
Новый Крым случился тогда, когда аэропорты заняли вежливые люди с автоматами. В контексте уголовной ответственности для русских, списков врагов народа, «поездов дружбы» это было логично. Так началась пресловутая война, о которой все знают, но никто ее толком не видел. А дальше всё просто, ради того и затевалось: либо ты — врага, либо враг — тебя. Главное — определиться, кто враг. Не можешь — тебе помогут.
Оттого и торопятся с референдумом новые власти Крыма, перенося его с 25 мая на 30-е, а после — на 16 марта. Ведь для людей главное сейчас — не с кем жить, а чтобы война, начатая не ими, скорее закончилась. Они не будут вдаваться в подробности выбора: принять Конституцию 1992 года, став автономией, или присоединиться к России. Думать об этом станут лишь те, кто не хочет ни первого, ни второго. А таких всё больше.
Как евромайдан родил протест, так и нынешняя крымская революция — ее напор, скорость, безальтернативность — плодит несогласных. Разговоры о том, что Крым жуть как хочет в Россию — всего лишь разговоры. Процент желающих недоминантен. Да и это совсем не то желание, что присутствовало в 1990-х, когда написанное едва ли не на каждой стене «Крым — Россия» воспринималось как догма. Появилось новое поколение (не возрастное — мировоззренческое), с одной стороны, не помнящее прежнего родства, а с другой — подходящее к вопросу практично: что даст нам Россия?
Кто в новом российском Крыму обеспечит воду, газ, электричество? Кто выплатит зарплату, если центральные офисы большинства компаний находятся в Киеве? Кто возьмет на себя пенсии и пособия? Кто приедет в туристический сезон? Не превратится ли Крым в отрезанный ломоть? Что делать с татарами, глава меджлиса которых попросил НАТО ввести войска? Что делать со свидомыми украинцами, скандирующими «с нами Вашингтон, Лондон, Берлин»?
Пока что российский Крым — лишь прожект наподобие моста через Керченский пролив. Прожект, требующий конкретики и ответственности от каждого участника. И это тоже война, но война с самим собой. Крым же украинско-националистический — коллапс, непонимание и отмщение за вежливых людей с автоматами и российские флаги. Ведь «поезда дружбы» всё еще готовы отправиться в путь.
Новый военный Крым начался как реакция на евромайдан. И самым страшным будет, если он так же закончится. Впрочем, пока еще есть шанс если не вернуть прежний мирный Крым — его больше нет, — то создать адекватный Крым новый.
