Ялта-2, или славянский Страсбург
Крым на карте Украины занимает совершенно особое место. Не только административно — Конституция провозглашает Украину унитарной, а Крым является единственным федералистским исключением, автономной республикой в составе этой страны. Но и мировоззренчески сегодняшний Крым стал своего рода яблоком раздора между Россией и Украиной, символом их взаимного отчуждения.
Однако отменить хрущевское волюнтаристское решение о передаче Крыма из РСФСР в УССР сегодня невозможно. Ибо тех советских республик юридически уже не существует, а всякий исторический пересмотр подобного рода приведет лишь к международному скандалу и усугублению противоречий между странами, которые всё еще называют братскими.
Сегодняшнее украинское политическое противостояние отражается и на Крыме. Там есть свои сторонники киевского евромайдана — хотя и весьма немногочисленные, но на их свободу собраний никто не посягает.
Крымская власть скорее ориентируется на Россию, но при этом действует осторожно и дипломатично. На днях в Симферополе она провела массовое мероприятие в память о 360-летии Переяславской рады с возложением цветов к памятнику Богдану Хмельницкому.
Аксеновский утопический «остров Крым» мог состояться в начале ХХ века — но по ряду причин эта историческая возможность была утрачена. Кстати, впервые это словосочетание употребил глава Крымской Народной Республики Номан Челебиджихан в ноябре 1917 года. Тогда именно крымские татары волею судьбы оказались основным субъектом политики на полуострове. При этом их правительство было далеко от банальной этнократии. Челебиджихан, выступая за равноправие крымских народов, поэтически призывал «составить из них красивый и изящный букет, основать на прекрасном острове Крым настоящую цивилизованную Швейцарию».
Однако в 1918 году большевики уничтожили этот проект — но и сами удержались у власти недолго. Вскоре Крым стал бастионом Русской армии генерала Врангеля. Но в отличие от своего финского коллеги Маннергейма Врангель стремился не к защите Крыма как самостоятельной республики — барон был одержим имперскими целями превратить его в плацдарм для освобождения России. Однако красные имперцы на тот момент оказались сильнее белых — и сами вновь захватили Крым, развязав там невиданный даже по меркам остальной России террор против всех «сомнительных» граждан…
В позднесоветские годы, когда мне довелось пойти в первый класс школы под Феодосией, уже мало что напоминало об этих исторических битвах. В Крыму тех лет возникли совсем другие мировоззренческие координаты. Конечно, мы изучали украинский язык как один из предметов, но в повседневной жизни все говорили по-русски. Хотя если случалось слышать украинскую речь, приходилось вспоминать слова и правила из школьного курса. Никаких житейских напрягов это не вызывало — просто нас учили быть вежливыми: на каком языке к тебе обращаются, на том стараешься и отвечать. Такой вот удивительный крымский билингвизм той эпохи.
Некоторая межнациональная конфликтность наметилась лишь в постсоветские годы, когда киевские политики попытались подогнать Крым под «единоукраинский» стандарт. Тогда я уже переехал из Крыма, но в ходе частых визитов туда и по письмам оставшихся там друзей можно было сделать очевидное наблюдение: ретивые украинизаторы на деле добиваются ровно противоположного результата — роста у крымчан пророссийских настроений.
Хотя некоторые радикальные «русские движения» Крыма также стоило бы предостеречь. Ведь если сбудется их мечта о присоединении полуострова к России, они рискуют первыми подпасть под российские «антиэкстремистские» законы…
Странный парадокс состоит в том, что, несмотря на обретение (возвращение) в постсоветскую эпоху республиканского статуса, Крым с 1990-х годов подвергся какой-то чудовищной провинциализации.
Притом что его историческое значение перекрестка множества мировых культур колоссально. Помню, нас еще в младшие школьные годы возили с экскурсиями к эллинским, генуэзским, крымско-татарским памятникам, и создавалось впечатление, что Крым — это целый мир! Не знаю, есть ли такие же экскурсии у нынешних школьников. Но известно, что с открытием внешних границ туристический поток в Крым (не только из России, но даже из Украины) существенно упал. Почему-то крымские власти не озаботились там развитием современной курортной инфраструктуры — по сравнению не только с Турцией или Болгарией, но даже и с российским Черноморским побережьем.
Это очень контрастирует с культурно-историческим наследием Крыма, которое потенциально могло бы вылиться в создание целого ряда глобально привлекательных туристических брендов. Осмелюсь даже предположить — пожалуй, в России, Украине и даже многих странах ЕС трудно найти аналогичный маленький регион с такой концентрацией природного и мифологического многообразия!
С 1990-х годов крымско-московский поэт Игорь Сид, вдохновившись миссией «киммерийца» Максимилиана Волошина, основал Крымский клуб и регулярно проводит в окрестностях Керчи Боспорский форум, собирая там российских, украинских и европейских литераторов, художников и музыкантов.
Может быть, пора расширить это пространство диалога?
И перенести его из творческих сфер в социально-политические? Хотя это потребует не менее творческого подхода. Если российско-украинско-европейские отношения ныне переживают кризис, может быть, самое место их решать не в Москве, Киеве или Брюсселе, а именно в Крыму? Создание в этой республике различных межгосударственных консультативных структур заодно существенно помогло бы вывести ее из «провинциального» статуса.
Кстати, прототипом этого проекта могли бы послужить исторические Ялтинские переговоры 1945 года. Возможно, сам крымский воздух располагает к размышлениям о будущем и поиску взаимоприемлемых решений. Только если тогда враг был очевиден, то сегодня он менее заметен, но не менее опасен — это взаимные стереотипы.
Можно провести и такую историко-географическую параллель: на протяжении веков город Страсбург был подобным же яблоком раздора, которое оспаривали друг у друга Германия и Франция. Но однажды они догадались разместить именно там общеевропейские институции — и город пережил стремительный ребрендинг, превратившись из разделяющего символа в объединяющий. Может быть, подобный проект и для Крыма станет знаком его европеизации — не пропагандистской, но практической?
