В страшном сне не могу себе представить, чтобы я читал прозу Геббельса. Или «Майн кампф». Или книгу с названием «Кто против нас?», вышедшую в серии «За Русь Православную». Ведь столько еще прекрасных книг не прочитано. И столько еще нужно прочитать по работе. Тратить время жизни на глупости и графоманию — нет.
И однако же есть люди, которым книга, например, Геббельса нужна. Я вижу два варианта: либо это ученый, занимающийся психопатологиями, либо юный идиот, который просто хочет «повосторгаться» на Геббельса. В последнем, понятно, ничего хорошего нет. Более того, подкидывать дровишки в костер души такого идиота и всех ему подобных — преступно, на то и есть закон об экстремизме.
Но что делать с ученым, серьезным и ответственным историком? Человек, занимающийся историей Третьего рейха, очевидно, не может не читать тот же «Майн кампф» — иначе какой из него ученый.
Запрет на книги — вообще опасная вещь. Сегодня мы запретим Геббельса — ну да и хрен с ним, не жалко. Но завтра-то, глядишь, и другие идиоты запретят Набокова. Логика в этих случаях прямо противоположная. В первом — «написано фашистом, значит, за фашизм»; во втором — «написано про педофила, значит, за педофилию». Первую логику воспроизводит мальчик, лелеющий белые шнурки, вторую — легендарные петербургские казаки. Но и та и другая логика с научной точки зрения несостоятельна.
Если мы выступаем за отмену 282-й статьи, статьи, карающей за мыслепреступление, если мы считаем, что за высказывание мнения, каким бы оно ни было бредовым, наказывать нельзя, — то мы должны признать, что и книги, любые книги, имеют право на существование.
Потому что если можно запрещать какие-то книги, то почему нельзя запретить «Сказку о попе и о работнике его Балде»? А Карлсона? Карлсон, говорят, — это вообще Геринг: толстый, летает и после Пивного путча прятался в Швеции. А четвертый том сказок Афанасьева — снова запретим?
Вообще какую книгу в руки ни возьми — наверняка найдется болван, который подробно и логично объяснит, почему ее необходимо запретить. И в такой ситуации можно, конечно, собирать комиссии, платить зарплаты экспертам, составлять списки, но проще, очевидно, последовать рецепту Фамусова — собрать все книги и сжечь. И новых не издавать.
Но очевидно и другое: продавать любые книги с полок всех магазинов — как минимум, неосторожно. Дмитрий Быков в «Аргументах и фактах» прокомментировал историю с Геббельсом так: хорошо, что есть такая книга, такие книги нужно издавать, чтобы все видели, какой Геббельс графоман и дурак. Ясно, что в действительности Быков таким образом защищает собственное право печатать свою графоманию. Но если речь все же про нацистского лидера? Умный человек действительно прочтет и оценит: графомания. Ну а тот, который белые шнурки гладит? Он же не для того купит эту книгу, чтобы оценить, графоман его кумир или нет. Он ее поставит на полочку обложкой вперед, кинет зигу и еще будет советовать всем почитать.
Есть, наконец, официальный список экстремистской литературы, и существует он не просто так. Если мы разрешим свободно печатать и продавать вообще все, то завтра где-нибудь на Тверской обязательно откроется магазин «Джихад», а рядом — «Четвертый рейх», а рядом — какая-нибудь «Воля Перуна», и скоро всё пойдет вразнос.
Однако что делать адекватному умному человеку, ученому, который занимается, например, тем же экстремизмом? Изучает его историю, социологию, психологию. Ведь не изучать нельзя — врага нужно знать в лицо.
К чему все это: вопрос в действительности крайне сложный. И запрещать ничего нельзя, и разрешать все подряд нельзя — ситуация как будто тупиковая.
Я бы в этой ситуации предложил подумать об особом порядке издания подобного толка литературы. Того же Геббельса нужно было бы издать тиражом двести экземпляров и разослать во все крупнейшие и университетские библиотеки. Научное издание — с комментариями и справочным аппаратом. И уж, конечно, не пускать в свободную продажу с портретом на обложке да еще в серии «Проза великих». Какой Геббельс великий? Очнитесь! Для кого он великий?
Кому нужно — пойдет в библиотеку и прочтет. А бритоголовый, которому только бы зигу покидать, — он и дороги в библиотеку не знает.
Впрочем, возможно, все эти разговоры не имеют смысла вовсе. Пройдет еще совсем немного времени, лет 5–10, и бумажное книгоиздание отомрет само собой. Тогда и проблемы не будет.
