Нравы черного духовенства не слишком изменились за три с половиной века. Особенно, если речь идет о так называемых придворных монахах. Еще Симеон Полоцкий указывал, что «Монаху подобает в келии седети, // Во посте молитися, нищету терпети», и напротив «Пагубно же оному по граде ходити, // Из едина в другий дом переходяще пити». Это влечет за собой дурные последствия не только мистического, но сугубо практического свойства — «Мнози от вина буи сквернословят зело, // Лают, клевещут, срамят и честныя смело. // Мнози колесницами возими бывают, // Полма мертвии суще, народ соблазняют».
Подвиги столичного игумена Тимофея (Подобедова) и столичного иеромонаха Илии (Семина), стремительно рассекавших на BMW X5 и «Гелендвагене», таковы, как будто Симеон Полоцкий свои стихи вчера слагал. Что порождало вполне ожидаемую реакцию: «Оле развращения! Ах, соблазнь велика! // Како стерпети может небесе владыка!».
Игумен Сергий (Рыбко) хотя и не был пьян, но лучше бы был. Когда маскированные громилы избили содомитов, мирно собравшихся в закрытом частном помещении, о. игумен горячо приветствовал это деяние: «Я понимаю возмущение русских людей. Священное Писание повелевает побивать камнями всех этих ребят нетрадиционной ориентации. Пока эта шваль с Российской земли не уберется, я полностью разделяю взгляды тех, кто пытается от нее очистить нашу Родину. Если этого не делает государство, это будет делать народ. К сожалению, я как священник не могу принимать участие в такого рода акциях». То есть сердцем был всецело с анонимными погромщиками.
Эти и многие иные соблазны, одолевающие Третий Рим, многих смущают, и в качестве духовного утешения только и остается, что поучительная книга Боккаччо, именуемая «Декамерон» и, в частности, повествующая о не менее губительных соблазнах, являемых в Первом Риме.
Во второй новелле первого дня рассказывается, как в Париже жили два друга. Торговец сукном Джианнотто ди Чивиньи убеждал своего приятеля купца Авраама принять христианскую веру, и тот, наконец, согласился, но с тем условием, что сперва он съездит в Рим: «Дабы там увидать того, кого ты называешь наместником Бога на земле, увидать его нравы и образ жизни, а также его братьев-кардиналов». Джианнотто был крайне опечален, говоря про себя: «Если он отправится к римскому двору и насмотрится на порочную и нечестивую жизнь духовенства, то не только не сделается из еврея христианином, но если бы и стал христианином, наверно перешел бы снова в иудейство». Еврей, однако, был неумолим и отправился в Вечный город к папскому престолу.
Побывав в Риме и изучив нравы курии, чрезвычайно ему не понравившиеся — Боккаччо их подробно описывает, но мы из скромности умолчим — еврей вернулся в Париж и изъявил желание немедленно креститься. Он так объяснил свое решение: «Насколько я понимаю, ваш пастырь, а следовательно, и все остальные со всяким тщанием, измышлением и ухищрением стараются обратить в ничто и изгнать из мира христианскую религию. И так как я вижу, что выходит не то, к чему они стремятся, а что ваша религия непрестанно ширится, являясь все в большем блеске и славе, то мне становится ясно, что Дух Святой составляет ее основу и опору, как религии более истинной и святой, чем всякая другая». И заключил: «Итак, идем в церковь и там, следуя обрядам вашей Святой Веры, окрести меня».
Еврей был совершенно прав, он лишь в парадоксальной форме изложил увещевание мудреца Гамалиила: «Если это дело от человеков, то оно разрушится; а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками (Деян. 5:34–39)». Грехи духовенства — это грехи не Церкви, а грехи против Церкви.
Все так, но и не все же евреи, причем подобные благочестивому парижанину Аврааму. Человек слаб, и деяния отцов игуменов (и не только отцов игуменов) могут и отвратить человека от Церкви и многих отвращают. Накат на Церковь продолжается и будет продолжаться, с этим сделать ничего нельзя, но кое-что можно сделать с нравами курии, чтобы они не столь поразительным образом напоминали нравы, наблюденные евреем в Риме.
