Этой ночи я никогда не забуду
"Ракурсы войны" - так называются изданные Главархивом Москвы к 65-летию Победы воспоминания известного московского архитектора, фронтовика Бориса Маркуса. Великая Отечественная застала его студентом Московского архитектурного института. Эта книга, как говорит сам Борис Маркус, - история в конкретных лицах и судьбах. Она написана в форме дневника. В отрывках, которые мы публикуем сегодня, подробности первого месяца войны.
День 2-й. 23 июня 1941-го
Около керосиновых лавок и сберкасс стоят огромные очереди, некоторые длиной в квартал. Давно таких очередей не видал. Пожалуй, со времен карточек, когда и за хлебом, и за молоком надо было выстаивать часами. Но когда это было! (...) Напротив нашей Рождественки спрыгиваю на ходу с трамвая и бегу в институт. Двор буквально запружен. Кое-где разговор вдруг переходит на последние сообщения. Оказывается, вышел приказ N 1 Местной противовоздушной обороны Москвы и области об объявлении угрожаемого положения с 13 часов вчерашнего дня. Это в связи с угрозой воздушного нападения. Там говорится о затемнении зданий, светомаскировке, бомбоубежищах, о разных сигналах оповещения, о дежурствах - в домах и на предприятиях и учреждениях. (...) В небольшой комнатке партбюро страшно тесно. Говорят о том, что многие стройки будут законсервированы на время военных действий. Начались переговоры о создании специального отряда для проведения маскировочных работ в городе. В штабе МПВО Москвы думают, где взять исполнителей для этих важнейших сейчас работ. А исполнители есть: студенты, и не только нашего института, но и ряда других, близких по профилю.
Ночь с 23 на 24 июня 1941-го
Ночью вдруг заговорило радио, которое мы не выключали. Такого раньше никогда не было, чтобы ночью - и вдруг радио. Монотонно, но от этого не менее страшно, из тарелки репродуктора несутся одни и те же слова: "Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога!"...
На улице патрульные разгоняют прохожих. Слышны окрики, чтобы немедленно все бежали в убежища. Вдруг к нашей арке подбегает какой-то взволнованный, взлохмаченный человек. Задыхаясь, говорит, что бежит от самой Абельмановской заставы и что он собственными глазами видел, как где-то за мясокомбинатом (имеется в виду Московский мясокомбинат им. А.И. Микояна. - "Москва") и за Калитниковским кладбищем сбили большой немецкий самолет.
- А катись ты, браток, - забасил вдруг пожилой, лет сорока, человек. - Ничего-то ты не видел. И мы ничего не слышали. А то быстро спровадим куда надо. Тоже мне, очевидец. "Очевидца" смыло в один момент...
Из подвала выходили люди, на улицах тоже появились прохожие, спешащие кто по домам, а кто уже на работу. По радио объявили, что воздушная тревога отменена, а главное, что это была учебная тревога, никаких налетов, никакой авиации на Москву, оказывается, не было. Значит, наврал "очевидец"!
День 5-й. 26 июня 1941-го
Рано утром радио разбудило новыми известиями. Кроме сообщений с фронтов передан Указ Президиума Верховного Совета "О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время". Отменяются все очередные и дополнительные отпуска, вводятся обязательные сверхурочные работы от одного часа до трех. Только не достигшим шестнадцатилетнего возраста нельзя назначать сверхурочные более двух часов.
Все это понятно, на то и военное время (...). Строительные работы будут в основном по переоборудованию некоторых институтов или школ под госпитали или под какие-либо иные цели. Решаем, что маскировкой будут заниматься старшие курсы - пятый и четвертый. Строительные работы поручим третьему и младшим. А, может быть, учитывая, что маскировку придется часто вести на высоких зданиях и крышах, лучше объединить на маскировке мужчин, а на строительных работах девушек?
День 6-й. 27 июня 1941-го
Объекты, подлежащие маскировке, - ТЭЦ, некоторые цеха завода им. Сталина, "Шарикоподшипник" (это первоочередные для нас). На подходе материалы по заводам "Калибр", "КИМ" и другим. Так что же мы должны делать? Офицеры развертывают чертежи, объясняют принципы работы. На первый взгляд все не так уж и страшно. Надо покрывать краской большие поверхности стен и крыш, иногда захватывая обе поверхности единым пятном, как бы ломая объем. Пятна должны быть контрастными. Много колеров не требуется, можно ограничиться двумя. Называется все это - камуфляжная покраска.
Оказывается, кроме нас за маскировочные работы взялся и Союз советских архитекторов. Там создана большая группа крупных специалистов во главе с Чечулиным.
День 13-й. 4 июля 1941-го
Интересно вышли из трудного положения ребята из роты пятого курса, решая вопросы окраски трубы ТЭЦ завода им. Сталина. Она высокая, но приказано и ее окрасить разными пятнами. Так что же, леса из-за этого городить? Просто невозможно: и долго, и сколько материала нужно. Так наши ребята все решили по-другому. Взобрались на трубу по наружным скобам, подтянули наверх все необходимое - канаты, кисти, закрепили канаты наверху, сделали специальные петли, чтобы в них сидеть, спустили страховочные концы, подняли наверх ведра с краской и начали спуск по всем правилам альпинистского искусства, крася при этом один участок за другим. На земле-то ветер не ощущался, а там, наверху, он страшно мешал, раскачивая ребят, сидящих в петлях, как в седлах, раскачивая ведра, пытаясь вырвать из рук кисти. Ребятам приходилось не только красить (каждый своим цветом), но и все время страховаться от ударов о трубу, одновременно следя за ведрами и орудуя кистями. Время от времени на нижних струями лилась краска из ведер, висевших выше. И все равно было весело, хотя и сопряжено с немалым риском.
День 19-й. 10 июля 1941-го
Вчера мне в штабе сказали, что отмечено уже несколько прорывов самолетов-разведчиков на очень большой высоте к городу. На некоторые подмосковные города уже налетали. Мне назвали Волоколамск, Гжатск, Можайск, Наро-Фоминск. Это же совсем рядом! Ведь ничего не стоит долететь до самой Москвы! Рассказали и о том, что один наш летчик-лейтенант на новом самолете "Як-1" сбил немецкий "Хе-111". Не просто сбил, а протаранил! Впервые под Москвой. Говорят, что в самолете находился полковник германского генерального штаба!
Из штаба я возвращался кружным путем, хотел посмотреть на работы по маскировке центральных площадей и важнейших зданий. Красная площадь совсем преобразилась. Мавзолей превращен в домик с мезонином, окруженный садом. Площадь закрашивается на разных участках по-разному: крыши рисуются, кроны деревьев. Шатры башен Кремля чем-то затягиваются. Рубиновые звезды тоже маскируются какими-то чехлами. Русло Москвы-реки в районе Кремля по всей излучине запружено плотами, баржами. Все делается для того, чтобы характерная излучина реки в центре города, у Кремля, не выдавала бы его.
Ночь с 21 на 22 июля 1941-го
Вдруг включилось радио: "Граждане, воздушная тревога!" На часах было 22:07. К учебным тревогам мы уже привыкли, поэтому не обратили на это особого внимания. В дверь отчаянно застучали, хотя она и не была заперта.
- Да что вы тут расселись? Вы только посмотрите, что на улице делается! Немцы бомбят!..
Бежим вперегонки по лестницам вверх, по одному выбираемся на крышу, помогая девушкам вылезти наружу. В некоторых местах уже видны зарева пожарищ. Значит, добрались, сволочи, до города. Пускай до окраин, не до центра, но добрались-таки.
Как это ужасно вот так сидеть и определять места бомбежек! Нет, этой ночи я никогда не забуду. Вот так меня провожает Москва. Или вернее будет сказать, что такой я оставляю Москву, уходя в армию. Сейчас мы прощаемся с Москвой. Какими будут Москва и Ленинград, когда мы вернемся? А мы обязательно вернемся! С Победой.
- Борис, вы вернетесь, и мы снова влезем на эту крышу и будем смотреть сверху на Москву, - шепчет мне Верочка Бельская.
- Да-да, - говорю я ей тихо, - так все и будет.
