Шестигласная, но безвластная
В год 15-летия городской думы мы продолжаем вспоминать о том, как управлялась столица в былые времена. Начало городскому самоуправлению в России положила в 1785 году Грамота на права и выгоды городам Российской империи, или, как ее называли, Жалованная грамота городам. Тогда-то Москва и заполучила свою первую городскую думу, взявшую на свои плечи серьезную долю забот о Москве и москвичах.
Собственно, первоначальных дум было две - Общая и Шестигласная. Общая дума ничем не напоминала нынешнюю. Во-первых, она была сословной: владельцы недвижимости и посадские выбирали в нее по одному гласному (гласными тогда назывались депутаты) в каждой части города, купцы - по одному гласному от каждой гильдии, цеховые - по одному гласному от каждого цеха, именитые граждане - по одному гласному от каждого подразделения. Во-вторых, главной ее задачей и предназначением было избрание из числа своих членов исполнительного органа - Шестигласной думы (по числу имевшихся тогда шести разрядов городских обывателей, занимавшихся торгами, промыслом и ремеслом), которая и являлась, в отличие от представительной Общей думы, органом реального городского управления.
В Москве Шестигласная дума начала еженедельно заседать (под началом городского головы) в январе 1786 года. Сфера ее действий с самого начала была сформулирована достаточно широко и расплывчато - "доставлять жителям города нужное пособие к их прокормлению или содержанию"; "сохранять город от ссор и тяжеб с окрестными городами или селениями"; "сохранять между жителями города мир, тишину и доброе согласие"; "поощрять привоз в город и продажу всего, что ко благу и выгодам жителей служить может"; "наблюдать за прочностью публичных городских зданий"; "стараться о построении всего потребного, о заведении площадей для стечения народа по торгу, пристаней, анбаров, магазейнов"; "стараться о приращении городских доходов"... Правда, возможности воплотить все эти благие намерения и здравые начинания в реальную жизнь были тогда чрезвычайно скромными: к примеру, в 1780-е годы город получал основные доходы с мельниц, рыбных ловен и перевозов, с привозных и вывозимых товаров, с казенной продажи вин... В то же время собственных предприятий, способных пополнить скудный муниципальный бюджет, у Москвы тогда не имелось. Потому и расходы строго регламентировались: деньги шли главным образом на строительство и ремонт городских зданий, а также на содержание магистрата - еще одного органа городского управления тех времен, который ведал сбором и распределением налогов с населения и осуществлял судебную власть.
При этом никаких прав распоряжаться доходами по собственному усмотрению Шестигласная дума не имела: чтобы потратить "для общей пользы, для выгоды и украшения города" некую сумму "сверх положенного", ей необходимо было непременно заручиться разрешением губернатора. Самостоятельно облагать жителей налогами дума тоже не могла. Да и за городскую инфраструктуру - состояние дорог, общественных зданий, больниц, богаделен, тюрем - отвечала в те годы тоже не она, а полицейское ведомство и Приказ (то бишь министерство) общественного призрения.
И хотя в компетенцию Шестигласной думы входило, например, утверждение выборных должностных лиц и установление им денежного содержания, прием пожертвований в пользу города, приобретение имущества, определение предметов городских расходов и рассмотрение вопросов о займах, все же нельзя не признать, что новый институт городского управления был связан по рукам и ногам тем, что ему приходилось делить власть с административно-полицейскими органами государственного управления.
С другой стороны, денежные средства и людей в помощь той же полиции должен был предоставлять уже упомянутый московский магистрат - выборный орган городского управления. Считалось, что только так можно добиться, чтобы жители видели в полиции защитницу своих интересов. Кстати сказать, реальными защитниками москвичей от пришлых лихих людей, добывавших пропитание в Москве нищенством и воровством, во времена Шестигласной думы стали "будочники" - уличные постовые, несшие службу у присутственных мест и в наиболее людных общественных местах в специальных будках. Караульные в касках и казакинах серого сукна с красным воротником, вооруженные тесаком и алебардой (длинное копье, поперек которого крепился топор или секира с лезвием в виде полумесяца), на долгие годы стали характерной приметой московского пейзажа. Ночью будочники окликали прохожих возгласом: "Кто идет?", на что следовало отвечать: "Обыватель". Мелких воришек, схваченных на месте преступления, они заставляли мести улицу, выдав из будки по метле и нарисовав на спинах крест в круге. На "метельщиков" сбегалась посмотреть вся округа, и действовал этот метод наказания лучше любого кнута или суда, так что в 1866 году, когда мелкие правонарушения верховная власть постановила разбирать в мировых судах, москвичи были страшно недовольны.
