С тех пор за окрестностями нынешней Беговой улицы прочно укрепилась слава местности азартной и какой-то недобропорядочной. Путеводитель по Москве писал: "Невдалеке от Тверской заставы, слева от Петербургского шоссе, находятся места бегов и скачек, привлекающих своим тотализатором многочисленную публику, жаждущую легкой и скорой наживы".
Впрочем, путеводитель тот был прав только отчасти. Ипподром довольно быстро сделался чем-то вроде широкомасштабного, а также широкопрофильного спорткомплекса Москвы. В частности, в конце XIX века рядом с ним оборудовали циклодром - гоночный круг для велосипедистов (или циклистов, как в то время говорили).
Да и на самом беговом круге проходили состязания, весьма далекие от конных игрищ. Антон Павлович Чехов, к примеру, будучи еще начинающим корреспондентом, писал об одном таком мероприятии - травле волков собаками: "Говорят, что теперь девятнадцатое столетие. Не верьте, читатель... Первый час. Позади галереи толпятся кареты, роскошные сани и извозчики. Шум, гвалт... Экипажей так много, что приходится толпиться... В галереях конского бега, в енотах, бобрах, лисицах и барашках, заседают жеребятники, кобелятники, борзятники, перепелятники и прочие лятники, мерзнут и сгорают от нетерпения. Тут же заседают, разумеется, и дамы... Хорошеньких, сверх обыкновения, почему-то очень много... На верхних скамьях мелькают гимназические фуражки. И гимназисты пришли посмотреть, они тоже сгорают от нетерпения и постукивают калошами".
Что предвкушает эта публика? Зрелища, увы, достаточно далекого от благородных идеалов конца XIX века: "По ящику стучат молотком... От ящика отходят... Один дергает за веревку, стены темницы падают, и глазам публики представляется серый волк, самое почтенное из российских животных. Волк оглядывается, встает и бежит... За ним мчатся шереметьевские собаки, за шереметьевскими бежит не по уставу можаровская собака, за можаровской собакой борзятник с кинжалом... Не успел волк отбежать и двух сажен, как он уже мертв".
Чехов в те времена был москвичом начинающим. Он, конечно, не знал, что подобные игрища вполне в духе этого места. Ведь еще в начале позапрошлого века здесь располагалось знаменитое (для той эпохи, разумеется) увеселительное предприятие - так называемая медвежья и волчья травля И. Богатырева. Поэт Лев Мей писал о том, какие страсти тут разыгрывались: "За Тверской-то травлю Богатырев держал: тот был мастер на выдумки. Раз - что же вы думаете? - объявил, что будет дикую лошадь на семь медведей пускать... Поехали мы... Видим: точно! Выпустили дикую лошадь на медведей... Как пошла косить передом и задом, так всех в лоск и положила".
Впрочем, и столетие тому назад на ипподроме проходили всяческие вполне безобидные аттракционы. Например, "цветочные бои". "Московские ведомости" публиковали отчет об одном из таких странных побоищ: "Целый дождь букетиков полетел с их платформы (то есть с платформы офицеров-артиллеристов и драгун Сумского полка. - Авт.) в публику, стеснившуюся у барьера. Им отвечали. Мало-помалу все оживилось. Несколько удачно брошенных букетов вызвали соревнование, и цветы посыпались неудержимым потоком. Раздались веселые восклицания, смех. Продавцы не успевали подавать цветы. Многие из публики поднимались, ловили летящие букеты и в свою очередь кидали их. Это был целый круговорот цветов. С круга цветочный бой постепенно перешел и в ложи. Из лож полетели цветы в партер. Партер не остался в долгу, и скоро по всем трибунам грянул цветочный бой, далеко оставивший за собой баталию прошлого года. Пробило половина шестого. Трубач протрубил сигнал к окончанию цветочного боя, но сигнал этот прошел незамеченным, и баталия продолжалась по всему фронту. По раздаче призов премированные экипажи снова дефилировали перед публикой, которая усиленно забрасывала их цветами. Бой цветов продолжался до седьмого часа".
Так что, кроме традиционной ипподромной жизни, тут проходила воеобразнейшая факультативная жизнь.
А что вы думаете об этом?