Собачкин вальс

Первый ряд Всем ретроманам поклон и реверансы. Рубрика "Первый ряд" долго скиталась по сетям и пространствам, пока не примостилась на дружеском насесте полосы "Хит" (с нововведением - авторскими заголовками). Слушайте, панове, немолчную патриотическую песнь бояна о калинке и малинке, чижике и пыжике, глинке и фарфоре, казаках и разбойниках. Любите искусство в себе. Михалков всю жизнь снимал акварельную равнину. Восходы в лугах, лень и негу полуденных мурав, тихие всхлипы, запутавшиеся в усах соломинки, теплую вялость затянувшегося выходного. И только в опубликованных к золотому юбилею заметках стало видно, сколь лежит его душа к скоромному, жирному, карикатурно-гипертрофированному средиземноморскому стилю - ко всем этим ляжкам, усатым женщинам, полосатым купальным трико, взвизгу лапаемых горничных и ночным вазам парализованных княгинь. Там и сям возникали у него крутящая хула-хуп тучная хавронья, сморенные солнцем отпускники, вредные дети, рассматривающие за столом взрослых в театральный бинокль - с укрупнением бородавок, двойных подбородков, жующих уст и нервных кадыков. Сразу почувствовалось: снимает он кино свое, михалковское, но по-хорошему любит Феллини и временами не прочь слететь с тормозов и поставить какую-нибудь густую классическую оперу с тоннами грима, потной натугой прим и озорной бисексуальностью арлекинов (кстати, и слетел, и поставил - в "Сибирском цирюльнике"). Тем более что такой же ренессансной, уленшпигельской деталью изобиловали и сочинения его любимых Чехова с Гончаровым - но пользоваться ею приходилось осторожно, дабы не поранить летучего ощущения русскости, лелеемого режиссером в каждой из картин до судороги. И тут представьте себе такой фарт и волю - дружественные итальянцы загорелись ставить Чехова, залп из всех бутылок и коляски вверх дном. Никогда прежде режиссер неитальянского происхождения не снимал курортную апеннинскую аристократию столь равной - нет, не реальности, а киномифу о ней, создаваемому толстыми итальянскими титанами (худые леваки Пазолини, Антониони, Бертолуччи пели несколько иную песнь, зато сочувствующие Феллини, Висконти, Тавиани любили родину именно такой - тараторочной, сисястой, обжористой, многодетной, жуковатой, словом, такой, какой любят Одессу толстые евреи). Михалков легко и ненатужно сконцентрировал на одном пятачке всю позднекинематографическую Италию: порочно-педерастических вундеркиндов в бескозырках с бомбошками, храпящих на домашнем концерте двоюродных дядюшек - лысых и в жилетке, причитающих мамаш с целебными водами, лаурентисову приму Сильвану Мангано в платье до пят и с характером, лукавых жен и рогатых мужей, жадный жор после секса и даже собачку, белую шпиц-мимишку, бегавшую за Мастроянни в половине его картин, в том числе экранизации достоевских "Белых ночей". "Сабатчка, - говорил ей белый клоун всея Италии. - Са-бат-чка" - конспектируя одной ролью всю прежде сыгранную им типологию стареющего, удачливого лишь в неуставной любви мужа-пшюта. Подав на блюдечке слегка окультуренную, одетую в белые штаны и зонтики южную витальность, Михалков явил блестящее владение чужим киноязыком, что стало немалым откровением для привыкшего к упоительному русскому варварству каннского бомонда. И тут же столкнул эту санаторную пародию с патриотическим фельетоном чисто гоголевской едкости, каких никогда прежде и после себе не позволял. Россия предстала в фильме пыльным раем дураков и прохвостов, в котором где-то далеко в городе Сысоеве живет замечательная, волшебная Анна Сергеевна с белой мимишкой (иногда еще появляется радеющий о чудесных покосах художник Константин, но его немедля гонят взашей). И вся эта уездная бодяга была снята столь дьявольски похоже, что кадры встречи Романо (приема-не-будет-ждем-иностранца, пейдодна-пейдодна-пейдодна, к нам приехал наш любимый) со временем сделались штампом публицистических самопокаянных передач. Именно с этой картины ведущей темой Михалкова стали познание заезжим иностранцем чужой страны и капитуляция пред ее диковатой силой и прелестью. Шофер Серега горячо, как с инопланетянами, дружил с монголами в "Урге". Вернувшийся из закордонья Митюнь мстил чужой для него красной России за всё и стрелялся в самом ее центре, беспомощный и низкий. Американская профурсетка с головой влюблялась в душку-юнкера со всеми его набережными, растуманами и подлесками. А Романо (Римлянин, проще говоря) целовался со своей Аннушкой в птичьих перьях под застенную перебранку кухарок. Фильм был главным претендентом на Золотую каннскую "пальму"-87. "Пальма" нам зрела давно: неприлично одной из ведущих кинодержав иметь единственный каннский Гран-при за "Летят журавли" тридцатилетней (на тот момент) давности - да все как-то обламывалось. То неканоническое кино от нас в конкурс не пустят, то Тарковский снимет что-нибудь вразрез с фестивальной модой сезона, то-се. Здесь неожиданно случился верняк: слог, мысль, виртуозно переиначенная классика, конвертируемое название, главное - суперактуальное в тот год столкновение культур, России с Европой (США полюбили русских только в 88-м, после подписания договора по РСМД: визит младшего Диснея, месячник американского кино, "Красная жара" - да в том же году и разлюбили). Влечение детей чуждых миров соответствовало горячей теме походя, вскользь, - в отличие от косяком поваливших год спустя романов пианистов с проститутками у стен Василия Блаженного. Но тут вмешался член жюри Элем Климов и запорол нам "Пальму". Он сказал, что приз любого достоинства как воздух необходим фильму высокого гражданского звучания "Покаяние" - про дорогу к храму через гробокопательство. Что это продвинет перестройку, а победа михалковского кино отбросит ее далеко назад. Что в обмен на приз "Покаянию" он готов поддержать на "Пальму" что угодно. В тот год "Пальму" взяла скучнейшая клерикальная драма "Под солнцем Сатаны" (Бог мой, ты видел это?). "Покаяние" получило приз за режиссуру и под этим соусом было показано всем, кто хочет и кто не хочет. Михалков из высших кинематографических наград мира разве что "Пальмы" и не имеет. Климов до сих пор гордится тем, что лишил Россию второго каннского Гран-при. А иностранцев дорогих теперь учат еще одному слову, кроме стандартных "зджавствуйте", "спасыибо" и "ерш твою медь". Хорошему такому, чеховскому слову. Са-бат-чка. А что Вы думаете об этом?