Аристократы с Остоженки

Дом 7 по улице Остоженке - большой, тяжелобокий, даже мастодонтистый. Нет в нем ни легкости, ни дерзновенности. Одна лишь основательность. Зато уж основательность доведена до абсолюта. Именно это качество и подтверждается домовой биографией. В восемнадцатом столетии, когда таких крупных домов еще не научились делать, здесь находилась, опять же, весьма основательная усадьба Мухановых, с просторным двором и густо разросшимся садом. Это была династия уверенных в себе и респектабельных господ. Поступки их отличались солидностью. Например, в екатерининские времена, когда один из Мухановых, сенатор Алексей Ильич, увидел на столе весьма высокого чиновника указ о повышении налога на соль, он невозмутимо взял его и положил себе в карман. По окончании присутственного времени, не торопясь, без всякой суеты, он сел в карету и отправился к Платону Зубову, особе, приближенной к императрице. Господин Муханов вынул из кармана тот указ и попросил Платона Александровича доложить императрице, что, по его мнению, подобный документ способен только лишь ухудшить благосостояние страны и, соответственно, не прибавит славы самой правительнице. При первом же удобном случае Екатерина низко и прилюдно поклонилась Алексею Ильичу за то, что тот предотвратил ее ошибочный поступок. Похоже, если бы Муханов хоть немного сомневался в столь благом для него исходе, рисковать не стал бы. Правда, его сын Александр водил дружбу с богемной молодежью - Пушкиным, к примеру, Дельвигом и прочими довольно легкомысленными современниками. Пушкин писал Муханову довольно трогательные записки: "Милый мой Муханов, когда же свидимся мы, чтобы ехать к дяде?" или "Ты болен? Сегодня вечером буду у тебя". Получается, что Александр Сергеевич даже немножечко заискивал (что, впрочем, не мешало ему ввязываться в журнальную полемику с Мухановым). Александр Алексеевич в общении с поэтом обходился без подобных сантиментов. На рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий бывший участок Мухановых принадлежал так называемому Варваринскому акционерному обществу. Оно и выстроило здесь большой доходный дом, который сразу заселили респектабельные москвичи. Здесь проживали инженер Шухов, доктор Абрикосов и главный механик морозовской мануфактуры Кондратьев. Свое место в этом сообществе избранных занимал филолог и историк Николай Николаевич Лямин. Лямин, так же как и Александр Алексеевич Муханов, любил окружать себя людьми искусства. Они охотно приходили в гости к Лямину, отчасти потому, что там обычно накрывали сносный стол и не жалели для камина дров - при новой, наступившей неожиданно и быстро, большевистской власти это обстоятельство было немаловажным. Ходил сюда и Михаил Булгаков. С одной стороны, радовался, что его охотно принимают в столь солидном месте, а с другой - конечно же, завидовал. Это отразилось даже в прозе Михаила Афанасьевича. Ляминская квартира фигурирует в четвертой главе "Мастера и Маргариты" - Иван Бездомный в сумасшедшем своем беге за опасным иностранным консультантом вдруг оказывается на улице Остоженке, затем сворачивает в Савельевский переулок, "унылый, гадкий и скупо освещенный" и поднимается в квартиру, где "на стене висел велосипед без шин, стоял громадный ларь, обитый железом, а на полке над вешалкой лежала зимняя шапка". Ляминская прихожая описана довольно точно. Более того, в ранних редакциях романа назывался сам хозяин: "Швейцар, заросший и опухший, отделился от сетчатой стенки, снял с головы фуражку, на которой в полутьме поблескивали жалкие обрывки позумента, и сипло и льстиво сказал: - Зря беспокоились. Николай Николаевич к Боре в шахматы ушли играть". Лямин и вправду был заядлым шахматистом. А впрочем, отношения писателя с филологом были довольно теплыми. И первую свою опубликованную книгу (сборник "Дьяволиада") Булгаков с радостью подарил обитателю остоженской квартиры. И даже сделал надпись: "Настоящему моему лучшему другу Николаю Николаевичу Лямину. Михаил Булаков". И это трепетное посвящение чем-то напоминает письма Пушкина к Муханову. А что Вы думаете об этом?