Сторона глухая

Нередко случается, что живут себе люди, живут вроде бы незаметно и тихо. И что-нибудь вдруг рядом с ними строят или открывают. Например, магазин или рынок. И сразу же привычный быт уходит, жизнь становится невыносимой. Будто бы рядом с деревней, в чистом поле взяли и поставили шумный столичный город. Нечто подобное произошло чуть более столетия тому назад с Зацепой. "Сторона глухая, люди темные", - писал об этом месте драматург Островский в своей мало известной комедии "Праздничный сон до обеда". Действительно, тут размещались простые дворы обывателей и незамысловатые, однако же необходимые для жизни предприятия - бани, например, или же лавочки торговцев. Из строений общегородского значения стояли тут одни только "сторожки для бережения лесов". Леса сплавлялись по Москве-реке. Нетребовательных зацепских обывателей такое положение вещей устраивало. Беда пришла под конец девятнадцатого века, когда здесь вдруг открыли Павелецкий вокзал. Есть в Москве два вокзала, имена которых ничего почти не говорят жителям города - это Савеловский и Павелецкий. С Курском, Ригой, Ярославлем или же Казанью все более-менее понятно. А вот где находится Савелово, и что такое Павелец? А может, Павелецк? В действительности новая железная дорога связала Москву с городом Павелец. Однако местным жителям было не до того. Жизнь осложнилась вдруг вокзальной суетой. В новом строении было три зала ожидания - для пассажиров первого класса (из расчета четыре с половиной квадратных метра на одного ожидающего), второго класса (то же самое, четыре с половиной) и третьего класса (полтора). В середине - операционный зал. К тому же "квартира начальника станции" (так из скромности иной раз называли вокзал), особенные помещения для сторожей, буфетчиков, кондукторов и прочего обслуживающего персонала. К этому очагу цивилизации сразу же подтянули конку, вокруг появились всевозможные гостиницы, трактиры и так далее. С революцией все стало еще хуже. Рюрик Ивнев, например, писал о Павелецком тех времен - о "душном помещении, спертом, переполненном людьми... гудевшем от шума толпы, голосов и выкриков дежурных. То там, то здесь слышался плач детей, жалобный визг открывавшихся и закрывавшихся дверей, словно пытавшихся бороться с духотою". Главное же событие в жизни вокзала наступило зимой 1924 года. Сюда, спустя пару дней после кончины, привезли труп Владимира Ильича Ленина. Естественно, это событие сопровождалось изобилием символики, подчас даже мистической. К примеру, траурный состав вез паровоз "У-127". Незадолго до этого Ленина выбрали почетным машинистом той машины. Гроб взяли на руки и понесли в Колонный зал Дома союзов. Лафет следовал позади. "От самого вокзала до Дома союзов процессию окаймляют шпалеры войск, выделенных от всех частей Красной Армии, - писала "Правда". Местами эти шпалеры красноармейцев сливаются с цепью рабочих организаций. Они окружают путь следования останков Ильича стягами и плакатами с надписями... Местами за цепью войск у попутных фабричных зданий и заводов местные рабочие встречают траурную процессию своими рабочими оркестрами". Маяковский откликнулся стихотворением: "Конец, конец, конец. Кого уверять! Стекло - и видите под... Это его несут с Павелецкого по городу, взятому им у господ". Естественно, что паровоз был сохранен и даже переоборудован в музей. Музей тот разместили рядышком с вокзалом, и название ему дали вполне наглядное - "Траурный поезд В.И. Ленина". Собственно, кроме поезда смотреть здесь больше не на что. И, если нет желания копаться в идеологических перипетиях, можно воспринимать это как маленький музейчик железнодорожной техники. А в брежневские времена здесь, на вокзале, произошло одно литературное событие. Именно тут герой известной повести "Альтист Данилов" В. Орлова, некто Кармадон, начал свое прощальное турне по железнодорожным буфетам страны. Однако жителей Зацепы это обстоятельство совсем уже не волновало. Да и не осталось к тому времени тут обывателей, заставших пресловутые "сторожки для бережения лесов". А что Вы думаете об этом?